– Я поражена, – сказала Вероника. – У меня просто нет слов! Как можно смотреть на мир взглядом черного тополя?

– Ты читай, читай дальше, – подгонял Никита.

– «Через какое-то время около гаража появился новый хозяин. Я сразу почувствовал его черную душу. Мужчина часто ходил вокруг меня, оглядывая со всех сторон. Мне становилось страшно, и мои листочки мелко дрожали. Однажды он принес топор и срубил часть коры возле моих корней. С каждым ударом топора я вздрагивал. Мне хотелось кричать от боли, но у меня нет голоса. Мне было так больно, как больно было бы человеку, у которого заживо сдирают кожу. Но он не мог слышать мою боль, этот бессердечный человек. Ветер дул на мои раны, и боль немного утихала. Я знал, что вскоре умру. Скажете, деревья не умирают, они засыхают. А если бы вам не давали воды? Вы бы тоже медленно и болезненно умирали от жажды. Лучше бы уже он сразу зарубил меня топором! Шли дожди, мои могучие корни жадно впитывали из земли влагу, а я не мог пить! Можете представить: перед вами стоит сосуд с прохладной водой, а вам не дают напиться? Перед тем как засохнуть и упасть на землю, плакал каждый мой листочек, а жестокий человек ходил вокруг, довольно посматривая на мои ветки. Однажды начался ураган, и я умолял ветер, чтобы он помог мне быстрее отмучиться, вырвав меня из земли с корнем. Ветер выл, трепал мои ветки, но у него не хватило сил – слишком крепко я врос корнями в жизнь. Я умираю. Медленно. Каждый день понемногу. Мне уже не страшно умереть, но я люблю жизнь! Я люблю вас, люди!» – дочитала Вероника и вытерла слезы.

– Не могу, – сказала она. – Никита, я не думала, что ты способен так тонко чувствовать. Никогда бы и в голову не пришло, что я могу плакать от жалости к дереву. Ты уже придумал название своей книги?

– Я назову ее «Власть жизни и смерти», – ответил он. – Возможно и такое название – «Я подарю тебе жизнь», – прибавил он.

Никита потерял счет времени. День сменялся ночью, но он был вне времени. Он подолгу чихал, икал, у него текло из носа и глаз. Он блевал даже тогда, когда не было чем. Дико болел от спазмов желудок, но он не мог ни пить, ни есть. Его мучила нестерпимая боль во всем теле, какая-то невидимая сила выкручивала суставы. Он кричал, когда мышцы рук и ног сводило от судорог. Сплошная дикая боль! Он стонал, когда тело переставало его слушаться и корчилось в спазмах. Он пытался двигаться, потому что не мог лежать на месте, но руки и ноги не подчинялись ему, они выворачивались в суставах, и он натыкался на мебель, больно бился и опять кричал от боли. Никита не хотел, чтобы кто-то смотрел на его муки, и попросил мать не заходить к нему в комнату.

– Я не брошу тебя, – плача, говорила Вероника.

– Прошу тебя, – умолял он, – выйди и запри меня в комнате, иначе я сорвусь, убегу и уже больше не выдержу.

Вероника принесла ему два ведра. Одно поставила на балконе.

– Это будет твой туалет, – сказала она.

Второе пустое ведро она оставила около кровати. На столе, где когда-то стоял ноутбук, Вероника поставила вазу с яблоками и печеньем и несколько пластиковых бутылок с минеральной водой.

– Я буду просить выпустить меня, – сказал Никита, тяжело дыша, – не открывай ни при каких моих мольбах.

Вероника молча кивнула.

– Не выпускай меня, даже если я буду стучать в дверь, – добавил он. – Если буду что-то обещать – не верь мне, все равно обману, ведь я наркоман.

– Я все поняла, – прошептала она, – я знаю, ты сильный, ты справишься.

– Мама, – остановил ее Никита, – если ты меня пожалеешь… жалостью ты можешь меня угробить.

– Я тоже выдержу, – пообещала Вероника и улыбнулась.

Она вышла и повернула ключ в замке.

…Океан боли и абсолютная невозможность расслабиться. Ему хотелось заснуть, но он не мог отключиться. Вместо привычного расслабляющего кайфа – нечеловеческая боль. Раздражало все: мебель, гул за окном, ведро около кровати, и даже сам он был раздражителем. Боль. Стул, брошенный со злостью в дверь. Ночь или день? День или ночь? Вода. Рвоты. Забвение или потеря сознания? Нет ощущения реальности. Реальность – это сплошная боль.

– Открой! – Никита начал бить в дверь непослушными ногами. – Мама! Открой, не то я выброшусь из окна!

– Нет! – твердое за дверью.

– Я не могу быть здесь один! Иди сюда!

– Нет!

– Мне больно! Я не могу! Не могу больше!

Никита упал на пол, начал биться головой. Боль стала сплошной, не оставив ни клеточки, свободной от нее…

Из чего состоит тело? Говорят, из воды… Не осталось сил, нет никаких желаний. Жить не хочется. Зачем жить? Покончить с собой? Тоже нет желания. Полное безразличие. Надо сходить в туалет, но не хочется вставать. Во рту пересохло, но к воде надо еще дойти на ватных ногах. Лучше не пить. За дверью плачет мать. Ее жалко. Надо бы пожалеть, но и на это нет ни сил, ни желания. «Белый» не выходит из головы, а она, голова, тоже стала вялой, как и его тело. Доносящиеся с улицы звуки кажутся приглушенными, как будто он под водой. О чем-то спорят мужчины под окном, слышны их слова, но содержание не доходит до сознания. На потолке ползает сонная муха. Ей не нужен порошок, а ему, если бы кто принес, пригодился бы. Кажется, он погружен в свои мысли, хотя в действительности их нет, как нет желаний и чувств.

Звонит Диана, он ей механически отвечает – плохо работает сознание.

– Люблю тебя, – говорит на прощание.

Никита знает, что только ее звонки могут дать ему силы все это вынести. Когда же она еще позвонит? Как узнать, если нет ощущения времени?

Глава 58

Диане жалко было расставаться с Верой, которую переводили в онкологическое отделение. Женщине сказали, что ей необходимо пройти еще один курс химиотерапии. Вера не плакала, хотя прекрасно понимала, что с ней. Диана сложила ее вещи в чемодан.

– Дианочка, – сказала Вера на прощание, – ты не падай духом. Из любой ситуации есть выход, нужно только найти его. Тебя подлечат, и все у тебя наладится. Говорят, что только в абсолютной темноте можно понять, что такое свет. Я поняла это, но, жаль, поздно, а у тебя все впереди. Не впадай в отчаяние, ты еще найдешь свою половинку. И детишки у вас будут…

– …Больные СПИДом, – вставила, кашлянув, Люда. – Родятся, света божьего толком не увидят, а уже умирать пора.

– Люда, – сказала Вера, – знаешь, в чем твоя беда? Ты – злая. Не слушай ее, Диана, это она от отчаяния стала такой.

Веру отвезли, а Диана спросила у Люды:

– У тебя есть родные?

– Есть. Трое деток, которые скоро останутся сиротами.

– Зачем ты так? Говорят, здесь работают очень хорошие специалисты.

– Ты посмотри на меня! Что на мне осталось от человека? А это ты видела? – Люда размотала бинт на ноге. – Подойди и посмотри. Иди, не бойся!

Диана подошла ближе и невольно вскрикнула, увидев огромную незаживающую гнойную рану на ноге. Она была настолько глубокой, что виднелась белая кость.

– Что это? – спросила испуганно.

– Саркома Капоши, – сказала Люда. – А все началось с обычной ВИЧ-инфекции.

– И давно… началось?

– СПИД обнаружили у меня в роддоме, когда я рожала последнего мальчика. До этого и не знала, что инфицирована. То, что часто болеть начала, замечала, но в больницу не ходила. Я мать-одиночка, когда мне по врачам ходить? Надо было работать, чтобы детей прокормить и одеть. У меня была двухкомнатная квартира, доставшаяся мне после смерти родителей, хорошая работа, но не везло в личной жизни. Думала, что дети – это мое счастье, а оказалось, что родила их и оставлю на муки, – вздохнула Люда. – Кому они теперь нужны?

– А с кем они сейчас?

– В детском доме, – ответила Люда. – Когда у меня обнаружили саркому, я продала квартиру и купила небольшую комнатку в общежитии. Думала, на вырученные деньги смогу вылечиться. Глупая! Лучше бы детям оставила эту квартиру! Куда они пойдут после детдома?

– Вы еще выздоровеете, – сказала ей Диана, чтобы хоть немного утешить.