– Если бы сказала вовремя, все могло быть иначе, – выдохнула Люда. Наверное, она знала эту историю наизусть, и ей не терпелось что-то вставить.

– Возможно, – вздохнула Вера. – Но мне кажется, что от судьбы не уйдешь. Пришел муж, я бегу ему навстречу такая счастливая, сияющая, красивая. Смотрю, а он весь кипит от гнева, а в руках держит какие-то бумаги. «Ты, – кричит он, – заразила меня СПИДом!» Я думала, что ослышалась. Оказалось, что врач сделал мои анализы, а потом обследовался Андрей.

– Ты успела сказать ему о ребенке? – спросила Диана.

– Держи карман шире, – с иронией в голосе произнесла Люда.

– Он ударил меня по лицу, – тихо сказала Вера. – А потом схватил стул, который стоял в прихожей, массивный такой, с гнутыми металлическими ножками… Я только помню дикую боль в спине… и ничего больше.

– Он тебя побил? – осторожно спросила Диана.

– Если бы! – вмешалась Люда. – Он хотел убить ее! Представляешь, он сломал ей позвоночник, а потом стулом бил по голове. Решив, что забил до смерти, этот зверь ночью вывез ее и выбросил в кусты за городом.

– Ужас! – вырвалось у Дианы.

– Меня заметил водитель, остановившийся, чтобы сходить по малой нужде. Он вызвал «скорую», и меня привезли в больницу. Медсестра из «скорой» оказалась честным и добрым человеком. Она сняла с меня украшения и держала у себя, пока я не пришла в сознание, – сказала Вера.

– Не верю я в ее благие намерения, – произнесла Верина соседка. – Думала, что ты сразу умрешь, а драгоценности достанутся ей.

– Может, и так, – согласилась Вера и продолжила: – Никто же не думал, что я выживу после таких побоев, а я вот благодаря той сестричке выкарабкалась, вернулась с того света. Она, Диана, сдала в ломбард кольцо и сережки, а меня поместила в эту клинику. Здесь меня прооперировали, но на ноги поставить так и не смогли.

– Вы хотите сказать…

– Да, Дианочка, я никогда не смогу ходить.

– Его посадили в тюрьму?

– Что ты! Не желая того, я наказала его страшной болезнью, – сказала Вера. – Приходили из милиции, но я сказала, что на меня напали хулиганы. О какой тюрьме может идти речь?! Я безумно любила Андрея. И даже сейчас не хотела бы, чтобы он умер от СПИДа за решеткой. У него есть деньжата, пусть лечится и живет столько, сколько ему осталось.

– А ребенок? – спросила Диана.

– Я потеряла ребенка. Сначала мне было очень жаль, что его не стало. Думала, что рожают детей и инвалиды, а потом решила: это даже хорошо, что малыш не родится, ведь он был бы ВИЧ-инфицированным. Как бы он жил и сколько? Такие детки не доживают до совершеннолетия.

– Я не знала, – смутилась Диана.

– А потом у меня обнаружили рак, я прошла курс химиотерапии.

– Вы больше не видели своего мужа?

– Мужа? – Вера слабо улыбнулась. – Он уже оформил развод. Андрей приходил ко мне один раз. Дал мне денег на лечение, я даже не успела его поблагодарить – он поспешил сказать, что это откупные за мое молчание и что я его больше не увижу. На этом моя история не закончилась, – сказала Вера. – Я позвонила матери, она приехала ко мне, узнала, что у меня СПИД, у нее случился сердечный приступ, и она умерла. Представляешь, Диана, каково матери – царство ей небесное! – перенести это зрелище, когда она увидела меня лысой, с выбитыми зубами, парализованной! Но она не смогла пережить, услышав о СПИДе. Такое ощущение, что я больна проказой или чумой.

– Значит, я тоже прокаженная, – сказала Диана, тронутая рассказом Веры.

– У тебя тоже…

– Да, – вздохнула Диана.

Разговор прервал приход медсестры. Она вкатила инвалидную коляску и помогла сесть Люде.

– На перевязку! – сказала женщина.

И только сейчас Диана заметила, что у Люды на одной опухшей ноге покраснение и наложена повязка. Вскоре Диану пригласили на обследование.

Глава 57

Вероника приготовила завтрак, поставила на стол две тарелки – себе и сыну. Был выходной день, но как назло спать не хотелось, и она поднялась рано. Вероника не стала наполнять тарелки, а пошла в комнату сына, чтобы посмотреть, проснулся ли он. Собралась постучать в дверь, но она оказалась незапертой. Никита спал в футболке и брюках. Вероника вошла в комнату, и ее взгляд застыл на обнаженной руке сына. На венах были следы от уколов, а около предплечья лежал кусок бельевой веревки, которая служила жгутом. Вероника с ужасом подняла с пола использованный шприц. Она так и стояла в оцепенении со шприцем в руках, не в состоянии оторвать глаз от исколотой руки сына. Никита, почувствовав на себе взгляд, открыл глаза.

– Это ты, ма? – сонно спросил он.

– Что это? – Голос матери был глухим, каким-то чужим.

– Это? – Никита поднял голову, оглянулся вокруг и все понял: он забыл ночью запереть дверь. – Теперь ты все знаешь…

– Ты… Ты употребляешь наркотики? – Вероника едва ворочала языком. Во рту мгновенно пересохло, а горло сжали спазмы.

– Как видишь. – Никита потянулся, сел на кровати. – Твой сын не оправдал твоих надежд. И называй вещи своими именами. Я – наркоман! Не больной, не наркозависимый, а обычный наркоман, отброс общества и вообще дерьмо!

– Я… Я не могу поверить…

– Что твой сын – наркоман? Придется!

– И… Давно?

– Какая теперь разница?! – раздраженно сказал Никита. – Давай без допросов. Хорошо?

– Хорошо, – немного овладев собой, отозвалась Вероника. – Но тебе надо пройти курс лечения. Я договорюсь с врачами…

– Я принял решение: никаких врачей. С сегодняшнего дня я не буду принимать наркотики. Устраивает?

Вероника села рядом с сыном, обняла его, прижала к себе.

– Сынок, все люди делают ошибки, ты тоже не исключение. Главное признать это и вовремя остановиться. Я твоя мать, я родила тебя и дала себе слово стать самой лучшей матерью. К сожалению, я не стала такой, и в этом моя ошибка. Мы наделали глупостей, а теперь вместе постараемся исправить их. Не отталкивай меня, и я буду рядом с тобой. Вместе мы справимся. Ты мне веришь?

– Да, – ответил Никита.

– Что ты думаешь делать дальше?

– Я готов пережить ломку дома.

– Может быть, ее не будет?

– Будет. Мне говорили, что ломка при героиновой зависимости самая страшная, но я готов все выдержать, – заявил Никита, подумав о Диане.

– Я буду рядом с тобой. Сейчас я позвоню по телефону заведующей и попрошу отпуск на десять дней, – рассуждала Вероника. – Думаю, что надо проконсультироваться у нарколога.

– Я же сказал: никаких врачей! Я сам справлюсь! – нервно воскликнул Никита. – Если ты позвонишь наркологу, то я вообще уйду из дома!

– Хорошо, я просто буду рядом с тобой в тяжелую минуту. А теперь пойдем завтракать.

– Не хочу, меня тошнит, и нет аппетита.

– Тогда и я не буду, – сказала Вероника. – Принесу тебе минералки.

Вероника дала сыну воды. Она заметила, что исчез телевизор, не появился на своем месте ноутбук, но решила не нагнетать обстановку. Это все пустяки по сравнению с тем, что случилось с ее сыном. Сейчас надо набраться спокойствия, чтобы вместе пережить его боль.

– Ты еще пишешь книгу? – спросила она.

– Да.

– Ты обещал мне дать почитать, – напомнила она.

– На столе лежит лист с последними записями, – сказал Никита. – Прочитай мне, а то я уже забыл, о чем писал.

– Сам написал и забыл?

– Мама, ни о чем не спрашивай. Просто читай вслух.

Вероника села удобнее в кресло напротив сына и начала читать.

«Черный тополь.

Я помню, как возводился этот дом. Я был совсем ребенком, маленького росточка, когда строители начали рыть котлован под фундамент. Я был маленьким и беззащитным, всегда дрожал листочками, когда около меня крутился мощный бульдозер, рычали машины и бегали строители. Но люди заметили меня и пожалели. Я выжил после возведения дома, а потом напротив него начали строить ряд гаражей. Хозяин гаража, около которого я рос, тоже пожалел меня, хотя я находился почти у ворот и мешал проезду. Хозяину нужно было изловчиться, чтобы попасть к своему гаражу на мотоцикле с коляской, но он любил меня. В знойное лето он приносил из дома ведро воды и давал мне напиться. С каждым годом я рос, становился более могучим и сильным. Я любил своего хозяина. Когда палило солнце, я закрывал его своей тенью. Ему нравилось сидеть в моей тени на табурете. Он сидел даже тогда, когда лил дождь, – я прятал его от дождя. Я прожил много лет и многое увидел на своем веку. Я видел, как одни жильцы выезжали из дома, другие – заселялись. Я видел беременных женщин, а потом наблюдал, как растут их дети. Я видел смерть жильцов дома. Покойников в гробу часто ставили для прощания под моими ветками, и я затихал вместе с людьми в их скорби. В один из дней я затрепетал каждым листком, увидев в гробу своего друга. Плачут ли деревья? Никто этого не видел, но они умеют плакать. Я – живое существо. И пусть я не наделен языком, но и не лишен чувств боли, скорби, печали и счастья. У меня нет вен и артерий, но по моим клеткам тоже течет целебная жидкость».