– Значит, я – ненормальный человек, – засмеялся Захарий, прервав ее размышления.

– Почему?!

– У меня есть квартира, машина, но нет ни жены, ни детей. Кстати, там моя машина. Идем, посидим, хоть лапки свои отогреешь, – предложил он, свернув в сторону. При этом его локоть плотнее прижался к телу Вероники.

Они долго сидели в салоне, вспоминая прошлое. Захарий расспрашивал о ее жизни и почти ничего не говорил о себе. Вероника рассказывала, а в голове невольно вертелась мысль: «Как могла бы сложиться моя жизнь, если бы мы остались вместе?» Она не представляла себе ответа на этот вопрос, но знала точно: ей сейчас спокойно и хорошо рядом с этим мужчиной из ее молодости. Она не была скована, ей не надо напрягать память, вспоминая мудрые высказывания великих людей, боясь перепутать авторов, и она сама шутила и смеялась над его шутками.

– А ты не думала о карьерном росте? – неожиданно, совсем не в тему спросил Захарий.

– Когда начинала, думала, – призналась Вероника. – Даже мечтала тайком.

– Потом?..

– Маленький ребенок на руках, домашние заботы… – В ее голосе появились печальные нотки. – У меня не было ни «мохнатой» руки, ни свободного времени, а были нужны деньги. Поэтому я вынуждена была работать на полторы ставки: до обеда принимать больных в поликлинике, а потом шлепать на вызовы по своему участку. Так до сих пор и работаю участковым терапевтом, – сказала Вероника и улыбнулась уголками губ. Это была улыбка провинившегося ребенка. «Так вот получилось. Разве я хотела?» – говорили ее глаза.

– Я могу помочь тебе найти хорошую работу, – сказал Захарий.

Вероника вздохнула, вспомнив о том, как устают ноги, когда она до позднего вечера бегает по вызовам. Большинство лифтов в многоэтажках не работает, приходится подниматься и спускаться по бесконечным лестницам, нередко по вечерам заходить в неосвещенные подъезды, курсировать по улицам в любую погоду. Она не могла халатно относиться к своей работе, потому долго задерживалась у каждого больного, не забывая обстоятельно инструктировать родственников. Конечно, ее уважали, но заработная плата от этого не увеличивалась, а свободное время таяло. К тому же часто больные просили ее «проколоть» или «прокапать», и Вероника не отказывала. Сначала она краснела и отводила глаза, когда называла сумму оплаты за эту отдельную услугу, потом привыкла.

Со временем семейство стало жить на зарплату Вероники, сначала решив откладывать определенную сумму на учебу сына, потом на новую машину мужу, а позже постановило собирать на клинику для сына. Иногда Вероника умудрялась накопить немного денег из своей подработки и купить пятьдесят или сто долларов, которые вечером, когда муж и сын были дома, она торжественно доставала из кошелька и отдавала Назару.

– Это на будущее Никиты, – говорила она так, словно сорвала в лотерею джекпот.

– Мама сделала свой взнос. – Назар постоянно повторял эту фразу, забирая доллары, а Вероника никак не могла понять, чего больше в его словах: насмешки или гордости.

Об этом она рассказала Захарию. Зачем? Она не могла ответить на этот вопрос. Может, потому что ее засосала рутина будничности, не оставив времени ни на размышления о смысле жизни, ни на откровенные разговоры? Или просто не хотелось признаться даже самой себе, что не о такой жизни ей мечталось?

– А что мне нужно? – вслух размышляла она. – У меня есть муж, сын, квартира…

– Не надо, – тихо сказал Захарий. Он обнял Веронику за плечи, легонько прижал к себе. Она доверчиво положила ему голову на плечо. – Ты уже говорила это.

– Да, говорила. И зачем я тебе все это рассказываю? Моя жизнь пресная, стоит это признать. Такая пресная и неинтересная, что самой тоскливо. Вот встретила тебя случайно…

– Случайности не случайны. – Захарий прижал ее.

– Конфуций, – прибавила Вероника, механически сжав ручку сумочки, в которой лежала тетрадь с афоризмами. Она невольно вспомнила о Назаре и подумала: «Что я делаю?! У меня есть муж, есть сын, есть…» У нее есть все, но если муж узнает о том, что она обнималась с другим, Вероника потеряет все это. Не будет ни мужа, ни сына, ни квартиры…

– О чем задумалась? – Захарий заглянул ей в глаза. В них были испуг и неуверенность.

– Мне пора, – сказала Вероника, отстраняясь от Захария. – Спасибо за приятный вечер.

Глава 20

Никита аккуратно положил бритву «Браун» с сеточкой на стеклянную полочку, критически осмотрел свое отражение в овальном зеркале ванной. Короткая стрижка «ежик» удачно сочеталась с аккуратными бакенбардами, переходившими в модную бородку-эспаньолку, для ухода за которой он на днях приобрел триммер. Никита недавно сменил имидж, очертив лицо тонкой полоской бородки. И сделал это не по собственной воле, а по настоянию своей подруги Марины. Пришлось помучиться, пока новый образ был доведен до задуманного. Никита отметил, что Марина права. Его худощавое удлиненное лицо стало округлым благодаря бакенбардам и бородке, приобрело открытость и даже благородство. Большие синие глаза в обрамлении черных ресниц и без того сводили девушек с ума, а модная бородка прибавила ему баллы.

«Да, – подумал Никита, – хорошо, что я не отпустил «шкиперскую» бородку, иначе выглядел бы как потрепанный всеми ветрами моряк».

Его внешность была тем единственным, в чем он соглашался с Мариной. Во всем остальном их мнения расходились, но Никита был влюблен в свою однокурсницу так, что мирился со всеми ее прихотями. Возможно, так продолжалось бы и дальше, если бы она не изменила ему. И с кем? С прыщавым первокурсником! Уважающая себя девушка никогда не стала бы с ним встречаться. Но Марина… Что ее толкнуло? Этот гусь с длинной шеей не мажор, не красавец, умом не блещет, но она ушла к нему. Почему? Как понять женскую логику? Не зря говорят, что она непостижима.

Никита открутил кран, подставил руку под монотонно шумящий поток воды. Он еще раз осмотрел свое лицо, провел мокрой рукой по волосам, поднимая на висках жесткую короткую щетину вверх. Стоит ему улыбнуться или подмигнуть какой-нибудь хорошенькой первокурснице, и она побежит за ним, но Никите не хотелось новых отношений. Еще ныла незажившая душевная рана, которую нанесла ему Марина. Он никогда не простит ее, даже если она захочет вернуться.

А сейчас на душе скребли кошки. Хотелось забыться или отвлечься от грустных мыслей. Никита посидел за компьютером, попробовал почитать какой-то детектив, послушал музыку – не помогло. Тогда он зашел в ванную, подровнял модную бородку и принялся всматриваться в свое отражение, как будто хотел увидеть в нем причины своих неудач. Закончив изучать свое «я» в зеркале, Никита быстро оделся и выбежал на улицу, словно в квартире ему не хватало воздуха.

Вечерний город встретил его подмигиваниями тысяч огоньков. Они светились везде: на рекламных вывесках бутиков, в окнах многоэтажек, на уличных светофорах и в бесконечном потоке транспорта. Никита подумал, что неплохо было бы попасть в студенческое общежитие. Он засунул руку в боковой карман куртки и пошелестел купюрами – деньги были на месте, так что можно купить бутылочку водки и расслабиться с ребятами. А еще лучше приобрести спичечную коробку «травки», закрыться с друзьями в одной из комнат и в спокойной обстановке не спеша выкурить «косячок».

Никита попробовал анашу на первом курсе. Тогда было страшно, но любопытство взяло верх. Никита запомнил, как на смену страху с первой сильной затяжкой пришло легкое покалывание по телу, приятно закружилась голова, и вскоре все проблемы отошли на второй план, изменив краски мира на более яркие, сочные, веселые. Развалившись на узкой кровати студенческого общежития, он смеялся над своими переживаниями, которые яйца выеденного не стоили, над своими товарищами, лица которых расплылись в блаженных улыбках. Он долго хохотал над занавеской, которая была снизу надорвана так, словно ее отгрызло неземное чудовище, захотел чем-то подкрепиться, но в студенческой тумбочке было пусто…