Так вот, проснувшись хмурым мартовским утром в окружении своего собственного гарема, Билли понял - больше он не выдержит. Еще месяц, другой, от силы лето протянет, а потом проклятый капитализм наступающий сожрет его, проглотит без остатка, без следа. При социализме он еще как-то выкручивался, при перестройки катался как сыр в масле, ловя свою удачу в темной неразберихе умирающего социализма и всеобщего безвластия. Но в условиях нарождающегося капитализма, со всеми гримасами и человек человеку волк" и тому подобное, к тому же с совершенно не развитыми институтами социальной защиты (это Билли узнал из журнала "Новое время"), ну как ему выжить, как?!
С трудом пробравшись сквозь всякую дрянь, мебель с помойки, к мутному от житейской грязи окну, Билли уставился в мглу постсовка. Жрать не чего, пить не чего, любить ни кого не хотелось, жить даже не хотелось... Билли стоял голый, весь съежившийся, батареи центрального отопления перешли на капиталистический режим и были чуть теплыми... Господи, ну почему я не еврей! - взмолился Билли к неизвестному богу, уехал бы в Израиль, закосил бы под-дурака, в армию не пошел бы, жрал бы апельсины, курил бы травку израильскую, пил бы пиво голландское, оно там копейки, говорят, любил бы местных герл, имел бы их штук пять-шесть, ну мудак, родился русским, вот и подыхай в сранной России...
Нужно обязательно сказать о том, что не смотря на все видимые признаки тунеядца и тунеядства, Билли был творческой натурой. Он писал стихи, не претендуя на славу А.С.Пушкина, просто свои, вылетавшие из собственной души в моменты наивысшего кайфа. Сам он их называл енечки, сокращение от «фенечек», так как были они краткие и афористичные. Например из летнего цикла 1982 года:
Неделю я трассу в Крым долбил,
Меня понос внезапно прихватил,
Пожрал углей я полкило,
Такое вот случилося кино...
Самое главное в енечках Билли это была жизненная правда - все енечки написаны только на фактическом материале.
Кроме енечек Билли сочинял еще замутные телеги, краткие рассказики из хиповой фентези, строк так двадцать-двадцать пять, начинавшиеся всегда одинаково - один хипарь встретил бабу-ягу, только не старую, а совсем молодую, от силы лет триста с хвостиком... И дальше ни разу не повторившись в своих замутных телегах, насочинял так килограмм пять.
Ну и что бы совсем закончить об творческой стороне Билли и перейти собственно к рассказу, нужно обязательно упомянуть его занятия живописью. Билли любил, под меланхоличное настроение рисовать по желтой бумаге красной тушью объединяя свои рисунки в циклы и давая им пронзительные и точные названия. «Жизнь и смерть участкового инспектора Кирилла Огурцова, павшего в борьбе с врагами перестройки» или «Путана в сетях ЦРУ как фиолетовая смерть» и так далее. Как из этого можно понять, меланхолия сказывалась, как в названиях циклов, так и в изображенных в них картинах. Хотя сам по себе Билли был больше оптимистом, чем пессимистом и довольно таки долгое время смотрел на жизнь с детской улыбкой на устах. Живопись свою он называл - желто-красное искусство. А вот со слухом и нотной грамотой Билли не дружил, слух отсутствовал напрочь, и ни какие терзания гитары и рук в далекой молодости не дали результатов, и не мог Билли покорять сердца герлушек мелодичным бренчаньем и ритмичным покрикиваньем - ой-ой-ой или ей-ей-ей... Оставалось надеяться лишь на литературу и изобразительное искусство.
За спиной сопела Ли, получившая сокращение от прежнего - Маугли, первым утром после записи в клуб "ФрилавБилли", так как Билли заявил, что спать с Маугли он не может, поскольку у него с данным именем связаны определенные ассоциативные связи по Фрейду. Все дело в том, что у него есть знакомый пипл по прозвищу Маугли, и каждый раз занимаясь любовью с нею, он будет испытывать странное чувство, будто занимается любовью со своим приятелем... Герла сразу врубилась в расклад и сократилась до Ли, тем более это намного удобней в постели. Ли сопела, Марго шевелилась, грозясь вот-вот проснутся, в голове и на душе было мутно и муторно, лезло всякое говно из популярной литературы - тридцать три, учение не создал, учеников растерял, дом не построил, только деревьев в далеком школьном детстве насажался аж до тошноты, как только это насильное приобщение к природе не отвратило от будущего хиповства, непонятно...
Да, да-да, так дальше жить нельзя, а как нужно - хрен его знает, может в монастырь податься, вон, аж три френда-хипаря подались а монастырь, там спокойно-покойно, между молитвами и пахотьбой, нет-нет, только не в монастырь, там же пахать надо, если б еще в женский, внезапно улыбнулся Билли и зашарил синей от холода рукой по подоконнику, в поисках завалившегося с богатых времен, бычка-чинарика. То есть остатка недокуренной и припасенной на будущее, сигареты. Под руку попадались все больше вещи не нужные, по крайней мере сейчас, все какие-то наводящие на различные воспоминания и ассоциации...Ксивник, старый-старый, с ним он еще на Гаую ездил, в 82; или 83, он тогда еще ксиву под дождем замочил, менты к тому паспорту потом вязались... Кукла, оставленная Светкой из Киева, засохший пучок какой-то зелени, это я тогда хотел на цветочный чай перейти и гербарии ударился собирать... Нож с обломанным лезвием, лезвие сломал, когда пиво открывал, чешское с Арбата, датчан-хипов угощал за их прайс, познакомился я с этим андерграундом из-за бугра в прошлом году, они мне и ринг-вписку оставили, то ли в Голландии, то ли в Дании, мол приезжай как ни будь... Дания, Христиания, столица хипов всего мира признана ООН и ЮНЕСКО, я ж статью в эстонском «Козломойце» читал... может... Червячок желания чуть шевельнулся и умер, не оформившись до конца под бурным натиском серого быта.
-Би, жрать есть чего? -
подала голос проснувшаяся Марго, выглядывая молодой бабой-ягой из-под ватного стеганно-дырявого одеяла. Мгновенно отозвалась капризная Ли:
-Билли, миленький, дай мне какой-нибудь чинарик, подыхаю без курева, без толчка.
Билли не оборачиваясь на пищанье герлушек поморщился и тихо, но внятно (пардон за штамп) ответил:
-Ни хрена нет. У меня депресняки. Если не хотите нарваться на выписку - утухли.
Без меня разгребайтесь...
И пассии утухли, так как очень и очень хорошо знали своего Билли.
Билли стал Билли в далеком-далеком семидесят-третьем-застойном. Он, уже имея за плечами первую дурку, а в кармане справку, молодой и красивый, но совершенно наголо остриженный представитель цветочного братства, прикатил покорять город-герой Москву. На перроне чуть не был свинчен бдящими за чистотой рядов москвиче двумя полисами, но спасли длинные ноги. Билли бывший еще не Билли, совершенно случайно столкнулся около какой-то пивной в районе Арбата с представителем паразитирующей молодежи, украшенным длинным хайром. По местному - лонговым. Кинувшись к брату, Билли-не Билли совершенно забыл про свою не модную прическу и естественно получил кучу недоумения - а что этот стриженный гопник льнет с объятиями? На попытку разъяснить ситуацию, получил от неизвестного до сих пор и более ни разу не встреченного на долгом хипповом пути-трассе, хипаря, заслуженное - эт ты хиппи? да ты просто старичок, ковбой Билли... Ковбой естественно, сразу отпало, а вот Билли уже с гордостью несется по лайфу с кайфом лет семнадцать... Билли впал в депресняк. Завалившись назад в постель и отвернувшись к ободранной стене, украшенной самодельными плакатами любимых групп, а их у него было много, и групп, и плакатов, Билли погрузился в... Кто из нас не был в депресняке, кто из нас не знает этого состояние, когда есть только одно желание - сдохнуть, но нет сил на исполнение даже его...Ни душевных, ни физических.. .
...Я устал пить чай,
Я устал пить вино,
У меня не осталось слов
Кроме слова "говно"...
Ближе к вечеру Билли смог выползти на улицу. Один. Так как герлушки куда-то скипнули, не желая ломать кайф депресняка Билли. На проклятой вонючей улице моросило какой-то гадостью, люди были отвратительны, и ни кого не хотелось любить. Хотелось немедленно вступить в «Красные бригады» и самолично взорвавшись, угробить вместе с собой еще человек пятьсот. В метро аборигены толкались, матерились и бросали злобные взгляды друг на друга и все вместе на Билли. Энергетически колпак Билли, разрушенный депресняком, не только не спасал тонкую и хрупкую душу но еще в добавок висел ошметками на плечах, мешая дышать и двигаться... В центре Москвы было еще паскуднейше. Жижа грязно-мочевого цвета, достигая местами до щиколотки, мгновенно промочила щузы, клеша и даже полы пальто Билли, сверху сыпалось мокрое и липкое, воздуха просто не было, в место воздуха была адская смесь, состоящая из выхлопов миллиарда автомобилей, появившихся вместе с капитализмом, различнейшего парфюма, мужского и женского, а Билли не ненавидел и то, и другой, запахов какой-то дряни, жарившейся в различных киосках» Со стен на него щерились какие-то рожи, то ли поп-звезды, то ли члены какого-то комитета, кругом людей было на один, а то и на два порядка больше, чем могло вместится на единицу измерения площади, все толкались, кричали, матерились...То та,, то там вспыхивали мгновенные драки, кто-то у кого-то что-то вырывал и убегал, кто-то где-то стрелял, но ни кто не обращал на это ни малейшего внимания. Полисы бегали оскаленные, как крокодилы, прижимая к груди автоматы без прикладов, какие-то вооруженные до зубов люди в полувоенной форме, поведением напоминая оккупантов из фильма, прямо на тротуаре какого-то обыскивали, а кто-то другой возмущался.. Голова шла кругом, Билли стоял прямо в луже по колено в холодной густой жиже, оттесненный агрессивной толпой к стене станции метро Арбатская и отчетливо-пронзительно понимал - больше ни чего не будет для него, ни чего!.. Ни Гауи, ни Крыма, отсоединились Украина и Прибалтика, стопом не берут, боятся бандитов, на поезд билета не купишь, легче купить поезд - дешевле будет, денег в этом крокодильнико-крысятнике просто не дадут заработать ни как, а уподобляться тому вон бомжу, обосано-обосранно-облеванно-дранному он не собирается и выход из всей этой фантастическо-хорорной жизни прост до не могу. Надо только решить как. Под поезд можешь остаться инвалидом и больно, с окна мастерской, все же десятый этаж, страшно и больно, с моста холодно, мокро и больно, можно повесится, шею больно, он пробовал в дурке один раз, чуть не закололи гады, остается старое испытанное средство, герлушек прогнать, в ванну теплую воду, и попилится... Подняв голову к низкому хмурому небу, Билли увидел в том самом месте, где раньше висело «Народ, и партия едины!» - «Кока-кола» все в таких же социалистическо-кровавых цветах.