Выбежав на улицу Видок, Шварце свернул влево и Побежал к Маршалковской, отстреливаясь на бегу. Сразу же за углом он оказался перед входом в гостиницу «Венская» и свернул туда, мимоходом успел бросить буфетчице бумажник (не зная ее, он был уверен, что не найдется варшавянки, которая отказалась бы спрятать вещи человека, преследуемого полицией, и не ошибся); затем через внутренний ход, указанный кем-то, выбежал на проходной двор, миновав который оказался на Ерозолимских аллеях. Бросившись влево, Шварце пересек мостовую, у первого поворота свернул на Братскую и далее по Княжеской улице устремился в направлении площади Трех Крестов. Ему удалось оторваться от преследователей, и у него возникла надежда, что те собьются со следа. Но не тут-то было: какой-то барчук, совершавший утреннюю прогулку верхом, заметил беглеца и, гарцуя на рысаке, указывал запыхавшимся полицейским направление до тех пор, пока не убедился, что беглеца схватят. Тем временем, пробежав по Смольной, Шварце снова оказался на Ерозолимских аллеях и повернул в сторону пересечения этой улицы с улицей Новый Свет. Здесь полицейские настигли Шварце; он был схвачен и доставлен в Цитадель.

Арест Шварце был серьезным ударом по левому крылу ЦНК, что очень скоро дало себя знать. На следующий день после провала Шварце в Варшаву дошло известие, что в Париже французской полицией арестованы Цверцякевич, Хмеленский, Милёвич, Годлевский. Французская полиция сотрудничала с полицией царской, а арестованные знали состав ЦНК и имели у себя ряд подписанных его членами документов. Следовательно, над ЦНК нависла серьезная опасность. Гиллер и его сторонники решили воспользоваться этим, чтобы нанести еще один удар по левице красных, удалив из ЦНК Падлевского. Йод предлогом возможных арестов было принято решение о роспуске старого состава комитета и создании нового, куда «для преемственности» включались лишь некоторые из заместителей бывших его членов. Реорганизацию поручили провести Авейде, который назначил своим заместителем Гиллера и кооптировал в качестве членов ЦНК трех своих сторонников. Коалиция Авейде — Гиллер готова была торжествовать победу, когда выяснилось, что решали они без хозяина. Варшавская городская организация признавала своим руководителем только Падлевского, а оставаясь на своем посту, он автоматически входил в ЦНК. Вскоре после описанных событий приехал в Варшаву и стал членом ЦНК замечательный революционер Стефан Бобровский — земляк Домбровского, старый знакомый Падлевского, один из его ближайших друзей и единомышленников в эмиграции.

Домбровский быстро узнавал и о петербургских переговорах, и о спорах вокруг «плана дислокации», и об изменениях в ЦНК, и тем более об аресте Шварце (его поместили в камеру, расположенную через коридор почти напротив камеры Домбровского). Стало ему известно и о том, что в конце декабря 1862 года, возвращаясь из заграничной командировки, в Варшаве проездом был Сераковский (это он привез весть об арестах в Париже).

На позицию левого крыла ЦНК влияло общественное мнение и то понимание ситуации, которое сложилось у большинства участников организации. Совещание комиссаров некоторых воеводских организаций, состоявшееся в конце декабря, обратилось в ЦНК с ультимативным требованием о том, чтобы восстание было назначено на день рекрутского набора. В этом же духе высказалось собрание руководящих деятелей варшавской городской организации, проводившееся несколько позже. Напротив, опрошенные поодиночке военные специалисты ответили ЦНК, что ранее весны завершить необходимую подготовку к восстанию невозможно, что более ранний срок обрекает его на поражение.

Столкновения вокруг вопроса о восстании имели два аспекта. Спор шел, во-первых, о том, как широко вовлекать в вооруженную борьбу трудящиеся слои населения и насколько серьезные задачи ставить перед восставшими. Левица красных выступала за широкое привлечение к восстанию народных масс, в том числе крестьянства, за проведение демократических преобразований и достижение независимости Польши путем решительного революционного действия. Гиллер, Авейде и их сторонники боялись массового восстания; вооруженную борьбу Они рассматривали как средство давления на царизм, надеясь с помощью иностранных держав добиться восстановления старой Польши и максимально ограничить неизбежные социальные преобразования. Спор шел, во-вторых, о сроках начала восстания. Представители левицы называли весну 1863 года — срок наиболее выгодный и с точки зрения положения дел в Польше и с точки зрения общероссийской ситуации. Для их идейных противников в ЦНК нужна была вооруженная демонстрагщя, к которой можно было готовиться кое-как, ибо она ставила перед собой ограниченные цели. Естественно, что Гиллер и его единомышленники не возражали даже против более ранних сроков.

Приезд Бобровского существенно изменил соотношение сил в ЦНК. Едва ^ли не в первый же день своего присутствия на его заседаниях он произнес большую и горячую речь, в которой резко критиковал план дислокации. План этот, говорил он, может быть, спасет часть Конскриптов, но вместо них возьмут других, а авторитет и влияние конспирации в народе будут безвозвратно утеряны. Поскольку признавалось, что восстание неизбежно, Бобровский требовал энергичной подготовки к вооруженной борьбе большого масштаба, к настоящему превращению ЦНК в национальное правительства. Во время выступления Бобровского Гиллер и Марчевский демонстративно встали и вышли из комнаты. Остальные члены ЦНК согласились с программой, изложенной Бобровским.

Домбровский в переданном на волю письме также высказался за сосредоточение всех усилий на подготовке восстания и изложил свой новый план действий на первые дни борьбы, основанный на прежних принципах, но учитывающий изменившуюся обстановку. Домбровский предлагал начать борьбу с захвата крепости Модлин силами крупного отряда восставших варшавян при содействии находившихся внутри крепости участников офицерской организации. План был рассчитан до мельчайших деталей и вполне реален. Падлевский дополнил план, предложив одновременно с захватом Модлина запланировать атаку на Плоцк, с тем чтобы освобожденный город сделать резиденцией будущего национального правительства. Члены организации и конскрипты, предназначенные для атаки на Модлин и Плоцк, должны были постепенно покидать Варшаву и собираться в Кампиносской пуще и в лесных массивах близ Сероцка. Новый вариант плана был поставлен на рассмотрение ЦНК и по настоянию Бобровского и Падлевского одобрен большинством.

Таким образом, Домбровский, даже находясь в тюрьме, продолжал оставаться в строю, оя вел борьбу с неослабевающей энергией и весьма значительными результатами. Об этом, кроме всего прочего, свидетельствует небольшая вещица, захваченная при аресте Шварце. В документах она названа «трубочкой из обыкновенного гусиного пера, в котором отверстие припечатано сургучом». Трубочка содержала таинственную записку с подписью «Мефистофель». Следствие не смогло выяснить, что все это значит. Между тем записка составляла частицу обширной тюремной переписки Домбровского, проходившей через руки его невесты. В перехваченной записке один офицер-конспиратор рекомендовался «как человек, который нетерпеливо ждет работы и на которого можно положиться», а о другом говорилось, что он «назначен на время восстания комендантом Ивангородской крепости» (разумеется, от повстанцев). А сколько таких записочек дошло до адресатов, не попав в руки к властям?! Собранные воедино, они, вероятно, показали бы, что их автор, оказавшись в тюрьме, долго еще с успехом продолжал участвовать в руководстве конспираторами, как военными, так и гражданскими.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

ПРИГОВОР ВЫНЕСЕН, НО ОСУЖДЕННЫЙ… БЕЖАЛ

Ночью с 22 на 23 января 1863 года в ряде населенных пунктов Царства Польского были совершены нападения на царские гарнизоны: польский народ вступил в вооруженную борьбу за свое освобождение. Восстание не было достаточно подготовлено и началось при очень невыгодном для него соотношении сил. Численность царских войск к этому времени намного превышала 100 тысяч, а повстанцев в первый момент было всего около 6 тысяч, причем вооружены они были чем попало. Поэтому даже первые, неожиданные нападения восставших не привели к захвату крупных городов. Что же касается Варшавы, то здесь серьезных попыток начать вооруженную борьбу и не предпринималось. Впоследствии число повстанцев возросло до нескольких десятков тысяч, немного улучшилось положение с оружием. Но перелома в соотношении сил не наступило и не могло наступить, так как широкие массы трудящихся не приняли участия в восстании.