— Надо-надо! Сам знаю, что надо! Можем ведь мы ждать и в другом месте.

— Где же?

— Давай дойдем до дома лесника, возьмем Аникуцу и вместе с нею доберемся до Дубравы Детей…

— Это далеко, — испугался Тинел. — Мы не успеем.

— Или в лес пойдем поблизости.

— Угу, — улыбнулся Тинел, и Миликэ, ободренный, продолжал:

— Погуляем, соберем земляники, грибов, мало ли что, может, увидим какую-нибудь белку…

Глаза Тинела совсем загорелись: уж очень ему хотелось посмотреть на живую белку, увидеть, как прыгает она на ветках!

— А потом вернемся, вымоем черепки — большое дело! — поедим и снова в лес или на раскопки.

— Точно, — мотнул головой Тинел. Ему понравился план.

Ни мама, ни Лина не заметили, когда мальчики ушли из лагеря.

Тропинка, протоптанная день за днем Аникуцей, быстро привела их к дому лесника. Еще издали они услышали лай собаки. Но вот беда, Аникуцу они дома не застали. Дома был один Виорел.

— Аникуца пошла с мамой в село. К бабушке, — объяснил им Виорел.

— Тогда пойдем одни, — решил Миликэ.

— Куда? — поинтересовался Виорел.

— На посадку. Где вчера пололи, — ответил Миликэ.

Тинел робко ему напомнил:

— Мы же вроде договорились не идти, потому что далеко…

Виорел успокоил его:

— Так то было вчера! Сегодня отец полет в другом месте, ближе.

— Вот видишь? — обернулся Миликэ к брату. Потом снова Виорелу:

— А знаешь где?

— Знаю, — ответил мальчик с большой охотой. — Это недалеко.

— Тем лучше. Где? Или, может быть, и ты пойдешь с нами? Хочешь пойти с нами?

— Хочу.

— Тогда давай пошли.

— Я не могу так. Надо закрыть в загоне свинью с поросятами, наседку с цыплятами и гусей.

И принялся загонять их в загон. Мальчики тоже взяли в руки по хворостине, чтобы помочь ему. И все же, когда после долгой беготни Виорелу удалось закрыть калитку загона, он вдруг сказал, не глядя на них:

— Не пойду.

— Ты же сказал…

— Не могу оставить дом.

— Дверь на замке, — заметил Миликэ.

— Да. А если кто-нибудь придет к отцу? Надо сказать, где отец. Мама сказала, чтобы я сидел дома.

И по его решительному виду и неподвижной позе мальчики поняли, что не сдвинут Виорела с места ни за что на свете.

— Тогда пойдем сами, — сказал Миликэ.

Виорел пожал плечами, словно давал им понять, что они могут поступить, как им хочется.

— Но как мы найдем?

— Идите прямо, вот так, — начал он объяснять с большой охотой: видно было — рад-радешенек, что они больше не уговаривают его идти, — потом направо, потом налево, после опять прямо, пройдете мимо каменного колодца, потом еще немножко, и там найдете отца.

Показывая дорогу, Виорел размахивая хворостинкой то направо, то налево, то вперед, как бы прочерчивая дорогу в воздухе. Он остался очень доволен своими объяснениями и подумал, что даже Аникуца не объяснила бы так хорошо.

Миликэ и Тинел пошли одни. Углубились в лес. У тропинки то тут, то там колыхались крупные сиреневые колокольчики. Места были совсем незнакомые…

Мальчики шли так, как сказал им Виорел, тропинка уже несколько раз раздваивалась, они шли то налево, то направо, на колодец не набрели и лесника так и не нашли.

Они поняли, что сегодня уже не найдут его. Но вернуться снова к Виорелу по правильном дороге не захотели, подумали, что нет уже смысла.

Решили идти куда попало. Они уже знали, что в этом лесу невозможно заблудиться: если пойдешь в гору, набредешь на шоссе, которое ведет к городу Сороки; если пойдешь вниз, упрешься в Днестр, а по береговым тропинкам доберешься до лагеря. Так что ходить они одни по лесу не боялись: знали уже, что волков нет…

Только они не знали, что сам лес коварен, зовет тебя от ствола к стволу, от куста к кусту, уводит все дальше и дальше…

Миликэ и Тинел набрели на усыпанную земляникой поляну. Поели досыта… И еще собрали в целлофановый мешок. В другой — набрали грибов. Грибы открывались их глазам неожиданно, — высовывали шляпки из-под ржавых листьев и каждый словно говорил:

— Вот он я!

И Миликэ срезал его перочинным ножиком. С первого дня, как только прибыли в лагерь, Теофил Спиридонович наказал всем иметь при себе ножички. Если найдут грибы, чтобы не дергали их с корнем, а срезали аккуратно, — тогда на месте срезанного вырастет новый гриб. Иначе они переведутся.

Мама купила ему в Сороках маленький перочинный ножик. Миликэ носил его в кармане: он сам пришил этот карман к трусикам.

Потом пришла Тинелу очередь срезать ножку гриба. Должна же быть на свете справедливость — нельзя, чтобы один Миликэ срезал.

На обратном пути вспомнили о белках: они ни разу не посмотрели вверх, глядели все под ноги, разыскивая то грибы, то землянику. Только теперь заметили, что солнце все это время не стояло на месте, склонилось к западу. Тени в лесу загустели, и мальчики почувствовали, что они голодны, как звери.

— Неужели так поздно? — спросил Тинел озабоченно.

— Не думаю, — ответил Миликэ с притворной беспечностью. — Просто так кажется.

— Уже очень длинные тени.

— Деревья высокие, вот и тени кажутся длинными, — успокоил его Миликэ. У него еще теплилась надежда, что они успеют прийти в лагерь до возвращения Теофила Спиридоновича и быстренько перемоют черепки.

Но когда они пришли, наконец, в лагерь, голодные и озабоченные, увидели, что все уже вернулись.

Мама готовила ужин, Лина расставляла на столе тарелки.

Все были заняты, и никто не обратил на них внимания; тем лучше.

Может быть, Теофил Спиридонович забыл, и завтра или, может, даже сегодня после ужина они успеют закончить работу, и все обойдется. Миликэ успокоился окончательно: кто знает, может быть, никто даже не заметил их отсутствия? Может, мама решила, что они на раскопках, а Теофил Спиридонович подумал, что они в лагере?

Мешочек с грибами они положили у плиты, на полку: ягоды съели еще в лесу, так что рядом положили другой мешочек, весь испачканный земляничным розовым соком.

Умылись, поужинали и с интересом слушали разговоры за столом. О своих впечатлениях они предпочли молчать. Были рады, что никто их ни о чем не спрашивает.

Мальчики тайком бросили взгляд в сторону тех двух тазов; оба лежали в траве, перевернутые дном вверх. Куда делись черепки? Кто их помыл? Может быть, мама?

Ни один не посмел спросить.

Миликэ краешком глаза взглянул на Лину.

«Что это с ней? — подумал он удивленно, — сидит сияющая, будто у нее сегодня именины».

Теофил Спиридонович выпил чай, поставил алюминиевую кружку на стол и неожиданно сказал:

— Стало быть, сегодня вы потрудились. Как никогда.

Мальчишки подумали, что Теофил Спиридонович говорит о грибах, им показалось даже, что он их хвалит, мол, молодцы. И они готовы были улыбнуться. Но нет…

— Я убедился, что вы отлично справились с заданием, — сказал Теофил Спиридонович и пристально посмотрел на каждого.

Миликэ подумал, что это мама помыла черепки и не рассказала Теофилу Спиридоновичу. — Не успела или забыла. Миликэ стало неприятно. Надо сказать правду!

Тинел ничего не понимал. Как «справились»? Даже не притронулись к черепкам!

Миликэ пробубнил под нос:

— Мы их не мыли…

— Знаю без тебя, — неожиданно жестко ответил Теофил Спиридонович.

«Ого! Знает! Кто же все-таки помыл?» — подумал Миликэ.

Теофил Спиридонович между тем продолжал:

— И знаю, как все произошло. Идея принадлежит, конечно, Миликэ. Ему же не сидится, знаю я его нрав. И Тинела таскает за собой. Мама вам разрешила? Я вам разрешил?

Мальчики сидели с опущенными головами.

Теофил Спиридонович обратился к Валентине Александровне:

— Ты им разрешила?

— И не думала.

— Тем более, что они не выполнили своих обязанностей…

— Не спросили у меня, и я не заметила, когда они сбежали!

— Именно сбежали, а работу бросили. Что ты теперь можешь им сказать?

— Ты давал им задание, ты с них и спрашивай!