Изменить стиль страницы

Что нагадал-напророчил таинственный звездочет, Екатерина впоследствии никому не рассказала.

Минут десять-пятнадцать шептал ей незнакомец, а потом вдруг резко, без всякого почтения к императорской особе, поклонился и быстро направился к выходу.

Первое мгновение государыня стояла, гордо вскинув голову и слегка закусив губу. Потом, когда звездочет уже вышел из залы, она вдруг спохватилась и зло бросила графу Толстому, который стоял неподалеку:

— Остановить шутника!.. Взять под караул до моего особого распоряжения!..

Что было дальше?

При дворе, а затем и по всему городу говорили разное. Утверждали, например, что на выходе из дворца откуда-то появилась натянутая веревка. И гвардейцы, кинувшиеся за звездочетом, споткнулись, упали и изрядно ушиблись. Толковали и что гвардейские кони были стреножены, и потому звездочет ускакал беспрепятственно, и ни один караул его не остановил.

Но неоспоримой для всех свидетелей того события была оставленная непочтительным гостем маскарада записка в руках императрицы:

«Все слышу и зрю, Катерина!

Петр».

Произошла эта история якобы 1 апреля 1726 года. А загадочного шутника-звездочета так и не удалось отыскать. Да и был ли под маской звездочета обычный человек?..

Конечно, многие остроты и шутки петровских времен сегодня кажутся непонятными, жестокими, плоскими или попросту не смешными.

Но у каждой эпохи не только свои стиль и мода, вкусы и пристрастия, но и свой юмор, соответствующий тому времени, когда он был рожден. Шутка — дитя своего века, и ее достоинства или недостатки могут по-настоящему оценить только современники.

Ну а для ныне живущих старинный юмор — это еще одна возможность лучше почувствовать и понять давно минувшую эпоху.

Заклинатели кладов

Уж занавес дрожит перед началом драмы.

Уж кто-то в темноте, всезрящий как сова,

Чертит круги и строит пентограммы,

И шепчет тайные заклятья и слова…

Максимилиан Волошин

На заставе «Ледяной конек»

Как-то раз, еще в петровские времена, к северной заставе нового города на Неве подошла старуха в странном одеянии.

Была светлая ночь, и служивые с заставы, прозванной «Ледяной конек», дремали — кто сидя, кто полулежа на охапках сена.

Лишь самый молодой солдат-первогодок бодро вышагивал вдоль бревна и натянутого каната, что перегораживали дорогу в Петербург.

Взглянул солдат на старуху и удивился: откуда она в такую пору на безлюдной дороге? На странницу-богомолку или на нищенку вроде бы не похожа. На чухонскую крестьянку — тоже… И лицо, и одежды какие-то нездешние…

— Пропусти, служивый, — робко попросила старуха. Иду издалека в Петерград…

— До утра не велено пускать, — отрезал солдат. — Отдохни с дороги в лесочке, а утром приходи.

— Так мне сейчас надо в город, пока все спят…

Солдат заподозрил неладное.

— Неужто замыслила сотворить злое, пока люди добрые спят? Не выйдет, старая! Служивые в городе не дремлют. По государеву повелению обходят дома и улочки, чтобы лихие люди не завелись и не наделали вреда честным христианам. Так что поворачивай в лесок, старая!

А старуха будто не слышала его слов. Мигом прошла ее робость и в голосе, и во взгляде. Ухмыльнулась и поманила солдата пальцем.

— Вот тебе, молодец, награда за хорошую службу. — И протянула ему монету. — Возьми золотой и пропусти меня в город с миром. Никто об этом не узнает. А на людей никакого зла я не держу и недобрые дела против них не совершаю.

Заколебался солдат, но взглянул на монету и возмутился:

— Какой же это золотой? Обыкновенная медная копейка!

Поворчал-поворчал служивый, но монетку взял. Вспомнил, что государь Петр Алексеевич, когда начал чеканить медную разменную копейку, повелел кабатчикам и трактирщикам отпускать на нее целую чарку смородиновой или хлебной. Велел так, чтобы служивые не роптали, когда получали новые медные деньги.

— Ладно, проходи, старая, — махнул рукой солдат.

Переступила старуха бревно-загорожу и хитро подмигнула:

— Я, молодец, обманывать не стану, приглядись еще раз к монетке…

Разжал кулак солдат и ахнул. Вместо копейки — на ладони тяжелая золотая монета сверкала.

— Уж не чародейка ли ты?.. — с опаской спросил изумленный служивый.

Взглянул на старуху, а ее и след уже простыл.

— Вот ворожина старая, — пробормотал солдат и спрятал монету.

«Шестирукий владыка сокровищ»

А загадочная старуха тем временем прошла с полверсты от городской заставы и остановилась. Огляделась, приложила ладони к поваленной сосне и принялась заклинать:

— Знай, шестирукий владыка всех сокрытых сокровищ Тыр, я вошла в город. Он скоро будет твой. И станут здесь его жители прятать сокровища, и станут люди искать их. И начнут они слезы и кровь проливать за утерянные и найденные богатства. И будет разум их мутиться от алчных желаний и от страха потерять сокровища. Кинутся рыскать они по темным подземельям да разрывать могилы и ворочать камни…

Старуха снова опасливо огляделась и продолжила:

— Делай, Тыр, в этом граде, что делал всюду и всегда… Первой своей рукой незримо толкай человека искать сокровища. Другой указывай путь, где их искать. Третьей помогай откапывать богатства. Четвертой рукой вытаскивай клад. Пятой одаривай удачника. А шестой рукой либо уводи от беды, либо карай нашедшего сокровища…

Произнесла старуха свое заклинание, начертила ореховым прутиком на земле круг, а в нем — звезду «шестирукого Тыра» — и дальше в путь двинулась.

А с солдатом, что взял монету, в тот же день началось твориться что-то несуразное. Ушел он со своего поста, ничего не сказав товарищам. Отправился в город, в первый по пути кабак.

Там он заказал полштофа смородиновой водки и закуску.

Захмелел служивый, но песни не пелись, душа не веселилась. Взгрустнул он, а тут кабатчик подлетел:

— Плати, молодец!

Сунул ему солдат заветную монету, а кабатчик в крик:

— Озоруешь, шельма! За полштофа смородиновой да за добрую снедь копейкой хочешь отделаться?!.

Ничего не мог понять захмелевший солдат: дал золотой, а ему кричат — копейка!

Набежали тут люди кабатчика — целовальники, избили служивого и прочь на улицу выкинули. Да еще пригрозили донос на него состряпать. Отлежался он на обочине дороги, утер с лица рукавом кровь, чувствует: а монета-то заветная так в кулаке и осталась.

Тут вдруг урод какой-то появился со множеством рук. Хотел солдат посчитать, сколько же их, но не смог. Урод всеми своими руками машет, куда-то зовет. И поднялся с земли солдат, и отправился вслед за многоруким.

Куда? За каким лихом? Этого служивый сам не мог понять.

Авось кривая да выведет… Небось судьбинушка не покуражится…

Первые клады Петербургской земли

Задолго до набегов норманнов и викингов в устье Невы «шестирукий Тыр» наслал сюда свое заклятье на каких-то пришлых людей с Востока. Несли они в северный край отлитую из чистого золота «деву на коне».

Кому и для чего доставляли «золотую деву», «шестирукого» не интересовало. Начертал он на земле ореховым прутиком круг, а внутри — свою звезду, и началась у пришедших с Востока несуразица.

Перебрались они ни с того ни с сего на самый большой остров в устье Невы и закопали свое сокровище. Зачем? Никто из них пояснить не мог. А потом пошла между ними кровавая резня. Все полегли, никого в живых не осталось от тех людей с Востока.

А «шестирукий» от радости даже в пляс пустился над покойничками. Руки, как змеи, извивались в разные стороны.

Когда восточных пришельцев на острове ни следов, ни косточек не осталось, новые «гости» объявились теперь уже с запада. Это были викинги, наводившие ужас почти на всю Средневековую Европу.