«Весной 1991 года, — продолжил Крючков на том же допросе тему подслушивания, — в Комитет государственной безопасности поступили сигналы о том, что руководитель пресс-службы президента Игнатенко берет взятки за организацию для иностранных журналистов интервью с М. С. Горбачевым. Источниками этих сигналов были оперативные сведения, полученные об одном из иностранных корреспондентов. Речь шла (пишу по памяти) о трех случаях взяток — 10 тысяч долларов, 30 тысяч долларов и 20 тысяч долларов — всего на сумму 60 тысяч долларов. Сведения о взятках не могли вызывать сомнения, потому что были получены в результате технического контроля.
Я, разумеется, доложил М. С. Горбачеву. Горбачев попросил обдумать его, Игнатенко, перемещение с должности и поручил мне с Болдиным проработать вопрос. Через несколько дней в ходе технического мероприятия выявляется еще один факт. К Игнатенко обратился один западногерманский журналист и в благодарность за интервью М. С. Горбачева пообещал передать ему, Игнатенко, 45 тысяч западногерманских марок. Но Игнатенко вдруг отказался, гордо заявив, что это — его работа. В КГБ сложилось мнение, что Игнатенко был кем-то предупрежден и взятку в связи с этим не принял.
Хочу отметить, что в курсе этого дела был руководитель аппарата президента Болдин В. И. Во-первых, М. С. Горбачев дал поручение Болдину подыскать для Игнатенко другое место работы. Эта тема, кстати, была предметом нашего разговора с Болдиным…»
Здесь, как и в случае с Александром Яковлевым, почти после каждого слова можно ставить знак вопроса. Если информация об Игнатенко была получена в результате «оперативных сведений», значит, он находился «под колпаком» еще до получения информации о взяточничестве? Раз эта информация была подтверждена материалами «технического контроля», то, где в таком случае санкция на прослушивание телефона Игнатенко? А если шпионили не за ним, значит, — за иностранными журналистами?
Крючкову всюду мерещились «агенты влияния», он все время ссылался на какие-то только ему одному известные источники информации о том, что Запад вынашивает идею «сокращения» населения СССР, что «демократы» намечают резню коммунистов, чьи квартиры, якобы, уже помечаются «крестиками», и прочее, прочее…
«В КГБ вообще большие параноики. Воображают порой нечто невероятное», — считает бывший советский разведчик Олег Гордиевский. Конечно, можно объяснить поведение Крючкова паранойей, необузданной страстью заглядывать в замочные скважины, плести интриги и т. д. Однако дело вовсе не в личностных качествах Крючкова. КГБ мог рассчитывать на сохранение своего могущества только в атмосфере всеобщего и постоянного страха перед внутренними и внешними врагами. Вот где истоки шпиономании и неиссякаемых разглагольствований о коварном Западе, который не спит, не ест, а только думает, как бы навсегда покончить с «этими русскими».
Стремясь доказать стране и президенту, что причина перебоев с горючим, топливом, продуктами питания заключается в кознях «антисоциалистических» и «деструктивных» элементов, Крючков во всех областных и районных центрах страны при Управлениях КГБ создал штабы по борьбе с экономическим саботажем. Профессиональные разведчики, проклиная своего шефа, пересчитывали водку, нательное белье в подсобках магазинов. Добыча была мизерной. Когда на Дальнем Востоке, в самом рыбном краю страны, чекистам удалось найти 500 припрятанных банок паюсной икры — это было разрекламировано как выдающееся достижение на ниве борьбы с коррупцией и саботажем. Гора родила мышь…
Истинная причина аритмии народного хозяйства заключалась в том, что страна тратила время на бесплодные идеологические споры, митингуя на краю пропасти, вместо того, чтобы сосредоточиться на создании новой эффективной экономики. Но правда не интересовала Крючкова. Правда иссушала источник его всевластия…
Демонстрируя показную готовность содействовать курсу реформ, Крючков за спиной президента сколачивал группу единомышленников, тоскующих по старым временам и мечтающих, как он, положить конец кошмару горбачевского Апреля.
По мере приближения к развязке конфронтация становилась все более жесткой и явной.
— Самая серьезная стычка проходила накануне Октябрьских праздников 1990 года, — вспоминает работавший тогда министром внутренних дел СССР Вадим Бакатин. — Движение «Демократическая Россия» намеревалось провести альтернативную демонстрацию с требованием снять тормоза с начатых преобразований, в поддержку программы «500» дней и т. д. Вопрос о том, разрешать ли демонстрацию, обсуждался с участием Горбачева. Я сказал, что запрещать мы не имеем права. Активно против меня выступал Крючков. Он потребовал «показать, наконец, силу»…
17 июня 1991 года на сессии Верховного Совета, выступая в поддержку просьбы премьер-министра СССР Валентина Павлова о чрезвычайных полномочиях, Крючков сообщил депутатам, что стране грозит катастрофа, как всегда, усмотрев ее не в крахе социально-экономической системы, а в том, что в сферу управления экономикой и политикой страны проникли «агенты влияния», разваливающие по заданию западных спецслужб народное хозяйство СССР. В доказательство Крючков зачитал письмо своего учителя Юрия Андропова, написанное им еще во времена холодной войны — 24 января 1977 года.
Из письма в ЦК КПСС председателя КГБ СССР Ю. Андропова «О планах ЦРУ по приобретению агентуры влияния среди советских граждан»:
«…По достоверным данным, полученным Комитетом государственной безопасности, в последнее время ЦРУ США на основе анализа прогноза своих специалистов о дальнейших путях развития СССР разрабатывает планы по активизации враждебной деятельности, направленной на разложение советского общества и дезорганизацию социалистической экономики. В этих целях американская разведка ставит задачу осуществлять вербовку агентуры влияния из числа советских граждан, проводить их обучение и в дальнейшем продвигать в сферу управления политикой, экономикой и наукой Советского Союза.
ЦРУ разработало программы индивидуальной подготовки агентов влияния, предусматривающие приобретение ими навыков шпионской деятельности, а также их концентрированную политическую и идеологическую обработку. Кроме того, одним из важнейших аспектов подготовки такой агентуры является преподавание методов управления в руководящем звене народного хозяйства. Руководство американской разведки планирует целенаправленно и настойчиво, не считаясь с затратами, вести поиск лиц, способных по своим личным и деловым качествам в перспективе занять административные должности в аппарате управления и выполнять сформулированные противником задачи…
Но парламент не стал организовывать охоту на «агентов влияния». Не проявила былой революционной бдительности и страна. По данным социологического опроса, лишь 20 процентов граждан поверили, что ЦРУ внедрило в высшие эшелоны власти советского руководства своих агентов.
Крючкову ничего не оставалось, как «поговорить» с парламентом и страной в условиях ЧП. И без президента…
ДОКУМЕНТ БЕЗ КОММЕНТАРИЯ
Из протокола допроса В. Крючкова от 17 декабря 1991 г.:
— …Хочу вернуться к одному аспекту предъявленного мне обвинения. Не признавая себя виновным, вместе с тем не отрицаю, что мною вместе с другими членами ГКЧП были допущены правовые нарушения. В частности, был создан не предусмотренный Конституцией СССР ГКЧП. Президент СССР был лишен связи, вице-президент Янаев приступил временно к исполнению обязанностей президента без достаточных оснований. В рамках всего этого я как председатель КГБ СССР совершил ряд действий, которые превышали мои полномочия.
В тяжелое для страны время у группы лиц созрело решение выступить с тем, чтобы изменить положение дел, изменить неблагоприятное, тяжелое — кризисное развитие обстановки. Среди этих лиц оказался руководитель КГБ СССР. Дело здесь не в том, что председатель КГБ пошел на это из-за того, что разделял с ними их озабоченность или был с ними в близких личных отношениях. Со всеми участниками отношения у меня были обычными служебными. Некоторых я знал мало, например, Тизякова. Со Стародубцевым вообще не был знаком — впервые лично встретился с ним на заседании ГКЧП. Конечно, кое-какие договоренности играли свою роль. Однако главное — в другом аспекте, который мне особенно хотелось бы отметить.