С именем Власова связано знаменитое Калаусское сражение. В этом сражении черноморская конница, которая по своим боевым качествам в целом уступала черкесской, сумела нанести серьезное поражение горским конным отрядам.
О значении Калаусской битвы генерал Ермолов доносил князю Волконскому: «…С самого водворения войска Черноморского в Тамани еще не было подобного поражения закубанцев на земле, войском занимаемой». Действительно, Калаусское сражение явилось своего рода переломным этапом в истории вооруженной борьбы горцев с черноморцами.
Генерал Власов, сторонник решительных мер Ермолова по отношению к горцам, предпринял затем еще ряд успешных походов в Закубанье. В ходе этих походов разрушались не только аулы враждебных России князей, но и аулы мирных горцев. Этот факт не прошел безнаказанно для воинственного генерала.
По протесту натухайских владетелей, поддержанных попечителем горских народов де–Скасси, сторонником мирного пути присоединения горцев к России, было назначено следствие. В результате действия генерала Власова по отношению к мирным горцам правительство призналр незаконными. По решению комиссии подлежало возместить убытки, понесенные горцами, а самого Власова отстранить от командования Черноморской кордонной линией. Его преемнику, генералу Сысоеву сразу же была вручена генерал–адъютантом Стрекаловым инструкция, в которой говорилось: «Разрушительная система, коею руководствовался генерал–майор Власов, дабы всегда действовать силой и угрозами, не должна уже быть в настоящих обстоятельствах путеводителем вашим, ибо… государь император не желает сего….В случае же нападений черкесов на наши пределы, то само собою разумеется; что мщение за оное должно воспоследовать… При сем случае, — подчеркивалось в инструкции, — однако ж, наказывать единственно виновных, чтобы, проходя мимо приверженных нам народов, ни под каким видом не коснуться их имущества и собственности». Русское правительство понимало, что в создавшейся ситуации, когда горцы номинально считались подданными Турции, необходимо было укреплять возникшую к этому периоду тягу отдельных горских племен и некоторых социальных групп адыгского общества к России.
Со времени поселения Черноморского казачьего войска на Кубани военная администрация столкнулась с фактами перехода на русскую сторону значительного количества горских крепостных и рабов, искавших зашиты и спасения от произвола своих владельцев. Несмотря на изданный Павлом I в 1800 г. указ о запрещении перехода горцев из‑за Кубани с кордонов все чаще поступали сообщения о том, что беглецы в ответ на угрозу стрелять по ним отвечали: «Убивайте, все равно я должен пропасть!». И караульные казаки их пропускали. Более того, они упрашивали своих командиров не возвращать беглых за Кубань.
Войсковая администрация прекрасно понимала, что угроза лишиться крепостных и рабов подтолкнет горских владетелей к скорейшему урегулированию отношений с Россией, часто игнорировала эти запреты и распоряжения и «скромным образом» принимала беглых. Турецкое правительство решительно настаивало на прекращении приема русскими беглых рабов и феодально зависимых крестьян. Как правило, русское командование не выдавало беглых их бывшим владельцам. Если бывшие владельцы настаивали на возвращении крепостных, русское командование обычно принимало решение не оставлять беглых на Кубани и немедленно отправляло их на Дон для зачисления в Донское казачье войско.
Помимо беглых крепостных и рабов, через Кубань переходили и представители феодальной знати — дворяне, князья, гонимые из родных мест политическими и социальными причинами. Многие из них поступали на военную службу в русскую армию и воевали на стороне России. Часть этих офицеров относилась к полкам Черноморского казачьего войска, часть же зачислялась в кавалерию. С 1820–х гг. кадры офицеров–адыгов начинают пополняться окончившими специальные военные заведения. Многие из числа офицеров–адыгов достигли видного служебного положения в русской армии: флигель–адъютант Николая I бжедугский султан Хан–Гирей, генерал Пшекуй Могукоров и др.
Большинство беглецов селили на левом берегу Кубани в так называемых мирных аулах, напротив кордонной линии, на положении свободных «поселян». Другую часть Отправляли на Дон и зачисляли там в полки. Некоторых беглецов оставляли на территории самой Черномории, в станице Гривенской и селении Ады, где они несли воинскую службу в составе казачьего войска.
Таким образом, в среде самого адыгского общества возникали прорусские настроения, обнаруживалась тяга части населения и отдельных социальных групп к ориентации на вхождение в состав России. Учитывая эти настроения, русское командование, естественно, не могло допустить напрасных и необоснованных репрессий по отношению к приверженным России горсхим племенам и заняло более лояльную позицию не только по отношению к «мирным» черкесам, но и ко всем остальным.
Несмотря на приостановку крупных боевых операций на территории Закубанья, адыги, узнав, что Турция готовится к новой войне с Россией, отправили в Константинополь депутацию, возглавляемую умным политиком Бесленеем–Абатом. Депутация просила у турецкого правительства защиты против русских. Получив прозрачные обещания о помощи, делегаты возвратились домой.
Турецкое правительство с радостью ухватилось за этот факт и попыталось через вновь назначенного сераскира в Анапе Хаджи–Гассан–оглы привести горцев к присяге турецкому правительству. Когда сераскир Оттоманской порты объявил о намерении привести горцев к присяге султану и требовать от них дани на содержание анапского гарнизона, это вызвало настоящее сопротивление среди горцев. Адыги признавали султана как преемника калифа, главу магометанской религии, но приносить присягу ему как светскому властителю они не намеревались.
Разосланные сераскиром чиновники, заптии и муллы напрасно ездили по аулам, уговаривая народ присягнуть султану, а сборщиков налогов шапсуги и вовсе не пустили в свои пределы. Когда же те решили ворваться силой, то произошло столкновение, в результате которого несколько турецких заптиев были убиты, а остальные выгнаны. На все требования горцы отвечали, что покорятся скорее России, нежели Турции. Такой поворот события явно озадачил правительство Турции.
В конце декабря 1827 г. был обнародован султанский «хатти–шериф» с призывом к джихаду, т. е. священной войне против русских. На территории Турции российские подданные подверглись репрессиям и хотя султанское правительство объявило свои действия внутренним делом, это фактически означало начало войны. 2 апреля 1828 г. Россия объявила, что она вступает в войну против Турции. Главный театр боевых действий был на Балканах и в Закавказье. Проведя ряд успешных боевых операций, русские войска заняли Адрианополь, крепости Эрзерум и Анапу.
22 августа 1829 г. был подписан Адрианопольский мирный договор, по которому Порта предоставляла полную автономию Греции, самоуправление Сербии и признавала привилегии Дунайских княжеств. На Кавказе к России отошли Анапа, Поти, Ахалцих. Согласно договору «весь берег Черного моря от устья Кубани до крепости Св. Николая (южнее Поти) включительно» Турция считала владением Российской империи на «вечные времена». После заключения Адрианопольского мирного договора упрочение позиций России на Северном Кавказе в основном стало делом ее внутренней политики, хотя горцы, заселявшие этот край и фактически никогда не подчинявшиеся турецкому правительству, не признавали условий договора.
Для полного овладения этими территориями главнокомандующим русскими войсками на Кавказе графом Паскевичем был составлен план завоевания края. В его основе лежало создание целой линии укреплений на землях горцев от Ольгинского кордона до Геленджикской бухты.
Летом 1830 г. в Закубанье были выстроены первые укрепления: Мостовое–Алексеевское на левом берегу Кубани, Георгиево–Афипское на р. Афипс, Иваново–Шебское на р. Шебе. В 1830 г. русский отряд занял Гагры, а в 1831 г. русские войска овладели Геленджиком.