Annotation

«Избиение младенцев» – это роман о судьбе российских кадетов, на долю которых выпали испытания революции и Гражданской войны. Участвуя в военных катаклизмах, подвергаясь репрессиям и преследованиям, побеждая в нравственных сражениях, герои книги вместе со страной проходят нелёгкий трагический путь и на крутых виражах истории обретают истинную свободу. Нравственный выбор, который надлежит сделать героям романа, очень созвучен исканиям героев Достоевского.

В этой книге есть все: родовая тайна, необычная и трагическая любовь, охота за сокровищами, удивительные приключения и мистические тайны, есть свои злодеи и свои праведники. Но вместе с тем, роман серьёзен и актуален, ведь он повествует об исторической подоплёке российской современности, соотнося прошлое и настоящее.

Роман «Избиение младенцев» чрезвычайно талантливого и самобытного писателя и кинематографиста Владимира Лидского заслужено отмечен премией США «Вольный стрелок: Серебряная пуля» в 2014 году.

Владимир Лидский

Владимир Лидский

Избиение младенцев

Весной 2013 года, когда благодатная нормандская земля уже проснулась под тёплым и влажным океаническим ветром, когда весь север Франции покрылся бело-розовым пуховиком цветущих яблоневых веток, и тонкое, едва заметное благоухание садов разлилось над деревушками и городами, из дверей маленького ухоженного домика в Живерни, отделанного розовым гранитом, вышла стройная и лёгкая молодая женщина, постояла в раздумьи на веранде и, приложив правую ладонь ко лбу, чтобы глаза не ослепляло солнце, внимательно осмотрела внутренность усадьбы.

В нескольких метрах от веранды имелась небольшая травяная лужайка, в центре которой стояли плетёный дачный столик и два белых пластиковых стула, а дальше – в глубину – видны были бесконечные яблоневые деревья, роняющие временами нежные лепестки своих цветов.

Из открытой двери домика, задев длинное платье женщины, стремглав выбежал бойкий рыже-коричневый ирландский сеттер и, оказавшись на свободе, принялся с бешеной скоростью носиться по саду. Женщина вернулась в дом и через некоторое время вывела оттуда высокого сухопарого старика в холщовых штанах и байковой ковбойской рубахе. Двигался он тяжело; опираясь на руку спутницы, с видимым усилием переставлял ноги, и небольшое расстояние до плетёного столика преодолел нескоро. Женщина усадила его, вернулась в дом и вскоре вынесла оттуда тяжёлый клетчатый плед. Укутав своего подопечного, она постояла с ним рядом несколько минут. Её задумчивый взгляд рассеянно следил за виражами собаки, которая беспорядочно бегала среди деревьев и вдруг неожиданно сторожко замирала, становясь в стойку, видимо, учуяв какую-то невидимую хозяевам птичку. Набегавшись, собака подошла к старику и ткнулась холодным влажным носом в его худые, покрытые старческими пятнами руки. Он улыбнулся и потрепал сеттера по вислому уху. Женщина, между тем, снова вернулась в дом и, коротко погремев там посудой, вновь вышла, на этот раз – с подносом в руках, на который были поставлены китайский керамический чайник, чашка с блюдцем, маленькая хрустальная сухарница, наполненная мягкими печеньями, хрустальная же розетка со светящимся на солнце полупрозрачным малиновым джемом и фарфоровая обливная маслёнка с кусочком ярко-жёлтого сливочного масла. Всё это она поставила на стол перед стариком, налила ему чаю и погрозила пальцем собаке, которая очень уж явно выходя за рамки приличий, попыталась было положить свою лохматую морду рядом с печеньями. Но старик пошёл навстречу собачьей слабости и на раскрытой ладони преподнёс печенюшку своей любимице.

Женщина ушла в дом и больше не возвращалась.

Старик медленно пил чай, бездумно блуждая взглядом по саду, по веткам яблонь, по кустам жимолости, насаженным вдоль ограды, но ритм его медленного осмотра неуклонно сбивала собака, которая в охотничьем азарте снова носилась меж деревьев, а потом – валялась во влажной траве, сбивая росу и хватая жадной пастью каких-то ей одной видимых насекомых.

Старик нагнулся и поднял с земли массивный прутик, яблоневый обломыш. Собака, заметив движение хозяина, сделала стойку, мгновение постояла и ринулась к нему. Прибежав, положила морду ему на колени, вскинулась, отпрыгнула на полшага и в нетерпении заюлила возле ног. Старик отодвинул плед, привстал и взмахнул рукой, намереваясь бросить прут в глубину сада. Сеттер взвизгнул от нетерпения. Прут улетел совсем недалеко, собака бросилась за ним, быстро отыскала его в траве и принесла хозяину, уже сидящему на стуле. Положив добычу возле его ног, она преданно посмотрела ему в лицо, и старик поразился этому осмысленному, абсолютно человеческому взгляду. Собака смотрела ободряюще, как будто с улыбкой, поощряя его к дальнейшим действиям. Старик нагнулся и снова взял прутик, встал, закинул руку и…пошатнулся… Собака, не понимая, нетерпеливо крутилась под ногами. Старик глубоко вздохнул, запрокинул голову, словно собираясь заливисто рассмеяться, руки его медленно разлетелись в стороны, и всё его туловище качнулось назад; нескладная худая фигура подобно невесомой пушинке нехотя стала клониться к земле… он широко открыл глаза, пытаясь ухватить ускользающий мир, но мир всё равно ускользал, яблоневый сад рухнул куда-то вниз, а на голову ему обрушилось сверкающее утреннее небо с маленькими легкомысленными облачками… В тот же миг он почувствовал сильный удар в спину и услышал только ему одному слышимый грохот – это затылок с огромной силой впечатался в землю.

Сеттер, недоумевая, подбежал к старику и лизнул его в лицо. Тот не ответил, не повернул головы, не посмотрел собаке в глаза. Тогда сеттер принялся истерически лаять. Из дома выбежала женщина, бросилась к старику.

– Дедушка, дедушка, – шептала она в ужасе и тормошила его, пытаясь добиться ответа.

Старик лежал, чувствуя всем телом холодную росистую траву, и широко открытыми изумлёнными глазами смотрел в небо. Они были почти бесцветными, эти глаза, похожими на когда-то яркую, а теперь сожжённую едким потом и бесконечными стирками рубаху, но небо, ярким своим цветом отражаясь в них, добавляло им живости и весёлой жизни. Яблоневые лепестки медленно кружились над ним и падали на его лицо, а он всё смотрел и смотрел вверх и видел, как…

…уютным и нежным днём раннего лета 1913 года к массивным дверям величественного Екатерининского дворца в левой его части, где располагался Первый Московский кадетский корпус, не совсем уверенным, как бы слегка стесняющимся шагом подходят два представительных господина в сопровождении двух мальчиков лет десяти…

Один господин, – бритый наголо, но с бородою и усами, стройный, моложавый – был облачён в коверкотовый цивильный костюм, а другой, несколько старше и имевший лицо, украшенное тонкою полоскою ухоженных усиков, – в парадную военную форму с погонами о трёх звёздочках, что соответствовало чину поручика. Мальчишки были на удивление похожи: оба малорослые, веснушчатые, в почти одинаковых, идеально выглаженных полотняных рубахах, заправленных в синие шаровары, и в новеньких картузах, плотно сидящих на слегка оттопыренных ушах. Поручик, на пол-шага опередивший своих сопутников, вставши перед дверью, в нерешительности достал из нагрудного кармана кителя ослепительно блеснувший белым просверком на фоне тёмных дверей батистовый платок, снял фуражку и вытер её влажный кожаный подтулейник. Потом он водрузил фуражку на законное место, внимательно осмотрел мальчиков, поднял руку и нажал кнопку электрического звонка. Дверь почти сразу отворилась и тяжело отошла внутрь, предъявив посетителям красавца-швейцара в красной ливрее, расшитой гербами и осенённой, словно крыльями, двумя вычурными пелеринами. На голове его красовалась надетая поперёк чёрная двууголка из велюрового фетра, расшитая галунами и увенчанная кокардой, а грудь была усыпана медалями и крестами. Швейцар был высокого росту, имел могучие плечи и вдобавок обладал живописной каштановой бородою с сильною проседью.