Изменить стиль страницы

Галечьян В.А., Ольшанецкий В.А.

Четвертый Рим

...просто здесь, как и в других счастливейших случаях, имеет место поэзия. Высочайшая удача состоит именно в том, что она не связана с личностью и именем поэта.

М.Хайдеггер

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ПРОЛОГ

В это смутное время, когда жители Москвы жались по углам коммунальных квартир, проклиная страшный XXI век, группа верующих собиралась вечерами в крохотной церквушке в Филях. Большинство из них, давно уже безработные, и вовсе не покидали прибежище духа, если только не выгоняло на улицу чувство непереносимого голода. Впрочем, со столь низменным чувством помогала справляться система, проповедуемая их наставником.

Верующие стояли на головах, опираясь на локти и вытянув вверх ноги, или делали упражнение, называемое в простонародье "березка", когда ноги вертикально вытягивались вверх. Человек, стоявший на голове лицом к ним, размеренно вещал о пользе занятий йогой для развития духа и тела, деля ее на три важнейших раздела: тренировку грубого физического тела, развитие астрального тела и медитацию. Все во имя соединения собственного "я" каждого прихожанина с Богом.

Исповедуемая здесь религия именовалась Эзотерическим христианством. Весьма условно членов общины можно было считать последователями Елены Блаватской, тайная доктрина которой возрождалась через сто пятьдесят лет в посткоммунистической России. Впрочем, прихожане за исключением их главы Климента, прозванного ими Отцом, довольно смутно представляли себе смысл учения. Да и сам отец Климент не особо увлекался науками, а искал связи с Великим Высшим Богом. Христос в его вере был посланником этого Высочайшего наравне с Зороастром или Буддой, и почитал он их не выше, чем скажем таких послов мирового человечества, как Платон или Лао Цзы. В его своеобразной теории им всем отводилось соответствующее место, но как русский и рожденный в православии, Христа он принимал ближе всех. Естественно, что и прихожане его в основном были христиане, но веротерпимы они были как истинные буддисты, признававшие право на существование каждой религии.

Самые слабые прихожане поддерживали огонь в костре, неторопливо попыхивающем в центре зала. Его размеры казались чрезмерно велики по сравнению с габаритами здания. Однако дело здесь было не в каких-то архитектурных особенностях, а в полном отсутствии обстановки и убранства. Все, что можно, давно уже было разграблено или сожжено задолго до прихода сюда общины, и лишь две обшарпанные колонны тоскливо смотрели на происходящее вокруг.

Тем временем, закончив комплекс, верующие расслабили члены и растянулись на полу в так называемой мертвой позе — "шавасане", слегка раскинув руки и закрыв глаза. В холодный мартовский день, когда в неотапливаемом помещении при дыхании шел пар изо рта и замерзала вода, они должны были представлять себе ярко-синее небо и сверкающее горячее солнце летнего дня. Слушая мягкий, теплый голос наставника, все они почти мгновенно погрузились в сон. Вывести из него их удавалось лишь весьма настоятельными, но совершенно невыполнимыми пожеланиями отца Климента полетать. Сочувствуя им, чтобы не дай бог не разбились, он задавал высоту полета совсем небольшой, не более полуметра, и удобное положение — ногами вперед. То, что до сих пор никто не летал, отец Климент считал случайным отклонением от истинного течения вещей.

Встав перед слабо потрескивающим пламенем костра, отец Климент обвел долгим взглядом крохотную группку прихожан и неторопливо заговорил:

— Старая вера в Сына Человеческого вышла из душ детей его и превратилась в рутинное знание, чуждое истинному Божественному свету. Священную плоть растащили по школам, церквям и приходам мировых религий, отбросив Божественную душу за ненадобностью. Пришло время выявления истинных текстов и праведных слов. Имя Христово выше отдельных представлений о нем, глубже и всей суммы мнений о нем. Для постижения глубочайшей природы Господа нашего, Воли и божественной Личности требуется не только полнота любви, но и полнота мировой мудрости и знания, совместное участие сил, пребывающих в открытых нашему сознанию и скрытых от него мистических мирах. Мы покинули рамки православия во имя высшей цели — восстановления сокровенного знания. Следуя вечному завету, наряду с изучением Писания и толкованием священных книг, постигали мы откровения в мистериях и медитациях. Сегодня наступил великий день обращения к Предвечному.

Отец Климент замолчал и обвел глазами верующих. К его огорчению, напуганные неведомым таинством прихожане были совершенно не способны к сосредоточенному вниманию. Одни из них потерянно слонялись в темноте, другие, не в силах сдержать себя, тряслись на месте или стремительно сновали, меняя направление движения. Одинокая девушка потерянно рыдала в углу, временами вскидываясь в подобии молитвы и крестясь на образа.

—Свершилось! — вскричал вдруг родившийся в России китаец Ван в треухе и расстегнутом тулупе до пят. — Дух Старого ребенка снизошел на меня!

Он забегал, то хватаясь руками за волосы, то упирая их в бока, повторяя при этом: "шоу — голова, дзоу — идти; шоу — голова, дзоу — идти...". Наскочив на отца Климента, Ван оттолкнул его и принялся декламировать.

Путь, о котором можно поведать, —
То не Предвечный Путь;
Имя, которое можно восславить, —
То не Предвечное Имя.
Что было без Имени —
Стало началом Небес и Земли,
Обретшее Имя —
Сделалось матерью всех вещей.

Во время декламации Ван подбоченился и словно подрос, его расстегнутый тулуп развевался как халат, обнажая худенькое тело в одних застиранных трусах.

—Одним иероглифом "дао", состоящим из двух частей "шоу — голова, и дзоу — идти", я указал дорогу, которая ведет в голову мира, — стукнул китаец кулаком себя в грудь.

—Дал имя беззвучной, неизменной, повсюду действующей субстанции. Все потому, что дао — это пустота, и все сущее Вселенной и сама Вселенная растворены в нем, и не найдешь источника Единого.

Девушка, к которой он приблизился во время декламации, перестала рыдать и удивленно на него посмотрела. Ван продолжил:

—Я длил нескончаемую нить моей мысли, пытаясь выявить тайну, но даже мне не удалось преступить проницательность дао. — Тут Ван хитро покрутил пальчиком и усмехнулся, — ибо дао, которое может быть выражено словами, не есть истинное дао. А то дао, которое есть истинное, не может быть выражено никаким известным людям способом. И я был вынужден отступить, — тут Ван вздохнул и закончил.

—На что в таком случае способны вы!

Среди присутствующих пронесся согласный вздох облегчения и одобрения, оставивший тем не менее совершенно безучастным отца Климента.

—Продолжай пользоваться мыслями Великого Старца как оружием в постижении бытия, а не творить из него идола, — заметил он.

Китаец лишь захихикал в ответ и, хитро улыбаясь, спросил: — Отгадай загадку: "Дао рождает одно, одно рождает два, два рождают три, а три рождают все существа". Для тебя это — просто считалочка. Хи-хи-хи! — считалочка... Поскачи в классики. — Тут китаец захохотал еще веселее, стал подпрыгивать на месте, хлопая руками себя по бокам. — Считалочка! — Ох, уморил... Не могу удержаться. — Внезапно лицо его стало невероятно серьезным, он резко остановился и вперился взглядом в Климента. — На самом деле это великая мудрость, доступная китайцам. Она значит: "Все существа носят в себе инь и ян, наполнены ци и образуют гармонию". Впрочем, ты не китаец. Не китаец? — спросил отца Климента Ван, подозрительно осмотрел его и, удостоверившись в совершенно европейском виде священника, удовлетворенно заключил: — Нет, никакой ты не китаец. А раз не китаец, так ничего не понял в отгадке, — и он вновь весело залился смехом, но тут же стал серьезным. — Ну ладно. Перевожу специально для тебя. "Одно" — это первозданный космос, когда темное и светлое начала еще не разделились; под "два", как известно любому китайцу, понимается разделение космического хаоса и появление света и тьмы, а под "три" имеется в виду темное начало, светлое начало и гармония. Понял? — И вновь продолжил, не дожидаясь ответа: — Отгадочка-то получилась такая: "Все сущее носит в себе темное и светлое начала, испускает жизненную силу и создает гармонию", — сообщив разгадку, Ван стал потирать руки и весело подмигивать отцу Клименту. — Я и другие загадки знаю, — шепнул он заговорщически священнику, — слушай, — и наклонился к уху, но тут заметил на полу отшлифованный временем осколок бутылочного стекла и бросился на него всем телом, схватил и, пряча в сомкнутых ладонях, запричитал: — Пятицветная жемчужина, источник солнечной энергии, проглочу ее и буду рожден в Китае.