После обеда, который приготовили вместе, я рухнула на кровать, беременность давала о себе знать. Спать хотелось постоянно, да, особенно, после приёма пищи. Проснувшись ночью от голода, отправилась искать пищу, но сразу оказалась в сильных объятиях.

- Что случилось Кьяра? Зачем такая таинственность? - он держал меня, нежно прижимая к себе, оглядываясь вокруг в кромешной темноте.

- Ничего не случилось, просто я люблю тебя, - сказала и дотянулась до его губ, подарив более страстный поцелуй. Если он удивился, то ненадолго, отдаваясь чувствам полностью.

- Я люблю тебя Кьяра, люблю, люблю, - шептали его губы в тысячный раз, пока нёс на кровать.

Как и раньше, он осторожно касался меня, боясь сделать больно. Поразительная нежность окутывала меня с ног до головы, а я откладывала решение на потом. Трудно признаться в мелком грешке, а сказать о крупном грехе сложнее вдвойне. Мне столько раз хотелось сказать ему о ребёнке, но подвергнуть опасности нас двоих. Сильные руки обнимали нежно, но держали крепко. Мне было приятно ощущать эту внешнюю поддержку, чтобы владеть внутреннем стержнем из стали или чем-то покрепче. Это мой стимул, это мой рывок вперёд, это моя вера, это мой тонус. Как и оправдание моего поступка, добавила мысленно вслед приятным эмоциям, которые растопили моё сердце.

Урчание моего желудка прервало нашу любовную схватку, и он подхватил меня на руки, обернув простынёй.

- Сейчас принесу что-нибудь съедобное, посиди здесь, - он оставил меня в кресле, а я принялась ждать, когда Микеле принесёт пару бутербродов или фрукты.

Поздний ужин принёс облегчение, а голова перестала болеть. Ребёнок был прожорлив, как пиранья, и всё время хотел есть. Раньше столько смогла съесть за неделю, а теперь голод изводил меня постоянно. Микеле заметил эту особенность, но терпеливо ждал, когда признаюсь ему, что он станет отцом. Мне нравились его тайные взгляды по моей фигуре, как и его глаза с безумством любви.

Утром призналась, а он так посмотрел на меня, что я бы с удовольствием стёрла бы ему память и наслаждалась бы этим моментом вечно. Конечно, эти глупости оставила, превратившись в обычную беременную женщину. Мы гуляли по острову, купались в океане, вместе готовили обеды и ужины, просто наслаждались каждым моментом нашей жизни. Его обида быстро прошла, счастье и любовь светились в его глазах, читались в его движениях. Действительно, это счастье быть любимой и любить. Это так странно для меня, непривычно не прятать свои чувства и купаться в ответной силе необыкновенных эмоций.

Скромная свадьба на соседнем острове сделала нас ещё ближе, ещё счастливее, ещё желаннее. Мы не могли жить друг без друга и минуты. Зорро стал лучшим мужем, какой мог родиться на этой планете. С ростом моего живота, его забота была такой плотной, что мне иногда казалось, что он пересеял весь песок на пляже, после того как порезала ногу о камень. По крайней мере, такого больше не произошло, а я все время ходила босяком.

Сын родился в срок, Микеле был рядом, а я цеплялась за его руку, как за спасательную соломинку, когда схватки начинались одна за другой. Он был потный, словно провёл пару раундов на ринге. Его страх за меня заставлял можно тише стонать. Никогда бы не подумала, что мои роды смогут довести его до обморока и отправить его в нокаут! Медсестра заботливо махала чем-то перед его лицом, он выпрямлялся, и всё повторялось снова и снова.

Ему доверили перерезать пуповину и первому подержать сына в руках. Это была самая прекрасная картина, виденная мной. Крохотный новорожденный ребёнок почти исчез в его ладонях, а сумасшедший от счастья взгляд поражал до глубины души. Сколько же надо для человеческого счастья? Крохотный орущий комок, половина его и половина меня. Он стал самым нежным и любящим отцом, который мгновенно просыпался, стоило малышу пискнуть или заворочаться в ночи. Моё сердце разрывалось от боли и сожаления, которое предстояло испытать мне, а позже и ему.

Наше семейное счастье подошло к концу, которое было определено временем. Лео исполнился год, и нам пришлось вернуться в большой и опасный мир. Сын остался на острове, так как я не могла рисковать его жизнью. Рано или поздно его отец присоединится к нему, а меня не будет рядом потому, что меня не будет вообще.

Загоревшие и посвежевшие, мы появились, и всё началось, как раньше. Пролетел год, а я поняла, что снова в положении, но на этот раз было намного проще собраться и уехать путешествовать по свету. Мы объехали кучу стран, а потом исчезли, растворились среди людей. Остров приветливо встретил нас, мы снова стали семьёй. Лео прилично вырос и привычно бегал голышом по песку, резвясь в прибое океана. Он не отходил от нас ни на шаг, а мы от него.

Странно так жить, помнить это, не помнить то, знать что ты отец и муж. Зорро вспомнил всё, но не мог простить меня и понять. Я читала его сомнения и страдания, которыми была забита его голова. От чтения таких мыслей у меня заболела голова, и я положила конец нашим страданиям.

- Микеле! Если ты не перестанешь искать причину, по которой я всё это сделала, я оставлю тебя, и ты меня никогда не увидишь. Если мы вернёмся, то наши дети погибнут, не дожив и до десяти лет, - поставила перед фактом и добавила, - вместе с тобой. Я не могу потерять самых дорогих для меня людей! Этот дар - неограниченные возможности и одновременно проклятье! Если вас похитят, то мне придётся делать такие вещи, после которых лучше умереть, чем жить с этим! Вместо вас умрёт половина планеты, и я не могу так поступить, - мой рассерженный голос привёл его в чувство, - вы потеряете меня, а я не выполню свой долг!

- Прости дорогая, но я живу лишь наполовину. Мне тяжело знать, что ты решаешь, как нам жить. Я мужчина, твой муж перед Богом, но не перед людьми. Я должен принимать решения, как нам жить. Понимаю, что твой дар настолько силён и могуч, но я люблю тебя и хочу любить тебя вечно. Хочу видеть нашу семью каждый день и ночь. Не расстраивайся, я соглашусь с тобой во всём, ради одной ночи с тобой, ради одного дня с сыном. Я люблю тебя больше всего на свете, - он подошёл и поцеловал меня нежно-нежно.

Маленький Лео подбежал и обхватил отца за коленки, почувствовав, что взрослые больше не выясняют отношения. Мир воцарился в нашем мире, и земные заботы навалились на нас, счастливых и любящих, любимых.

Горластая Моника была спокойным ребёнком, который спал только ночью. Днём, распахнув свои чёрные бездонные глаза, она следила за нами, поворачиваясь всем телом. Мы удивлялись её выкрутасам, смеялись, когда она находила нас глазами и начинала улыбаться. Лео подходил к сестричке и долго рассматривал её, а мы наблюдали за ними. Немой серьёзный разговор между ними длился долго, а потом Лео приносил ей игрушку. Она брала игрушку и тянула в рот, а потом улыбалась ему. Казалось, что она выбирала ту игрушку, которую видела и хотела. Яблочко от яблони далеко не катится, а мой дар мог перейти только к ней, то есть по женской линии. Возможно, она чем-то и обладала, но это покажет только время.

Каждый день на острове приносил нам какое-то открытие, ночь убирала все разногласия и страсть овладевала нами. Прошёл год, и мы снова уехали, оставив два самых дорогих сокровища в мире, спрятав их ото всех, как можно дальше. Дважды в год, мы исчезали на месяц, а потом с нетерпением подгоняли время, ждали новых встреч с детьми.

Он вспоминал, как пропустил мою беременность, рождение сына, которого держал с первых минут рождения. Он не помнил появления дочери Моники и любопытства маленького Лео, он жил и в то же время не жил, проживал чью-то жизнь, но не помнил о счастье и любви рядом. У него есть девятилетний сын Лео и семилетняя дочь Моника, прекрасны дети, живущие на острове посередине океана. Теперь этот остров, как и несколько других теперь принадлежали ему. Это, скорее всего, походило на островное государство, хорошо охраняемое и защищённое гладью воды. Люди работали на меня, сами не зная, кто настоящий хозяин фирмы. Это не уменьшало качества их работы, как и не уменьшило оплату их работы. Он узнал о моих способностях и возможностях всё и слёзы печаль не уменьшили. Плакал он, плакало его сердце, рыдала душа, где было моё место с самого первого дня нашей встречи.