Оглядевшись вокруг в поисках подходящего инструмента, я нашел в одной из соседних комнат сломанный стул, открутил от него ножку и, подобно палачу, с размаху ударил. Я колотил по замку до тех пор, пока ножка не сломалась. У меня в руках остался жалкий растрескавшийся обломок. Я осмотрел комнату, надеясь найти что-нибудь попрочнее, и быстро обнаружил на одной из кроватей разболтавшуюся перекладину перил. После нескольких ударов ногой она с громким звоном упала на пол. Просунув перекладину в дужку замка, я сильно потянул ее на себя. Безуспешно.

Я налег на нее всем весом, оторвав ноги от пола. Сундук жалобно скрипнул, но и только.

Это меня всерьез разозлило. Я злобно пинал сундук и продолжал изо всех сил тянуть за перекладину. Я чувствовал, как вздуваются вены у меня на шее. Открывайся, черт тебя подери! — орал я. — Открывайся немедленно!Наконец-то я нашел предмет, на который можно было излить скопившееся в моей душе отчаяние. Дедушка умер, и я уже не мог заставить его поделиться со мной своими тайнами, зато я мог извлечь их из этого старого сундука.

А потом палка выскользнула у меня из пальцев и я с размаху рухнул на пол. У меня даже дыхание перехватило. Я лежал на спине и, пытаясь вздохнуть поглубже, смотрел в потолок. «Сиротские слезы» иссякли, и снаружи шел обычный унылый дождь, разве что еще более сильный. Я подумывал о том, чтобы вернуться в поселок за кувалдой или ножовкой, но это неизбежно породило бы вопросы, отвечать на которые у меня не было никакого настроения.

И тут мне в голову пришла блестящая мысль. Если найти способ разбить сундук, то о замке можно вообще не беспокоиться. А какая сила способна превзойти мои явно недоразвитые мышцы плечевого пояса и принести результат в деле, где все мои хилые атаки потерпели поражение? Гравитация!В конце концов, я находился на втором этаже. Мне ни за что на свете не удалось бы поднять сундук достаточно высоко для того, чтобы сбросить его из окна, но перила-то на лестничной площадке давно обрушились. Все, что мне оставалось сделать, это протащить сундук по коридору и спихнуть его вниз. У меня не было уверенности, что его содержимое переживет удар о пол первого этажа, зато это позволило бы мне узнать, что же там находится.

Я скрючился и начал толкать этого упрямого гиганта к двери. Мне удалось преодолеть несколько дюймов, после чего металлические ножки вонзились в мягкий пол, и сундук замер на месте. Но меня было уже не остановить. Я зашел с другой стороны, ухватился за замок и дернул что было сил. К моему немалому удивлению, сундук продвинулся сразу на два или три фута. Наверное, моя суета, бесконечные приседания, рывки и пыхтение, сопровождаемые оглушительным визгом металла по дереву, выглядели не слишком грациозно, но спустя всего несколько минут я и мой мучитель выбрались в коридор и фут за футом начали продвигаться к лестнице. Я обливался потом, но меня увлек своеобразный ритм этой работы.

Наконец я дотолкал сундук до цели и с неприлично громким кряхтеньем вытащил его вслед за собой на площадку. Тут он заскользил гораздо быстрее и после нескольких толчков оказался на самом краю. Достаточно было коснуться его, и он полетел бы вниз. Но я хотел видеть, как он разобьется. В этом заключалась моя награда за усилия. Поэтому я выпрямился и осторожно подошел к краю площадки, откуда был виден пол мрачного коридора первого этажа. Затаив дыхание, я коснулся сундука ногой.

На мгновение он заколебался, задрожал на краю забвения, а потом решительно накренился вперед и полетел вниз, живописно кувыркаясь в полете, словно звезда балета, исполняющая причудливый танец. Раздался невероятный грохот, от которого весь дом затрясся, выстрелив в меня столбом пыли, — мне пришлось ретироваться вглубь коридора, закрыв лицо руками. Минуту спустя я вернулся и, глянув вниз, вопреки своим чаяниям увидел не груду деревянных обломков, а дыру в форме сундука, зияющую в досках пола. Пробив их, сундук отправился прямиком в подвал.

Я помчался вниз и, упав на живот, осторожно подполз к самому краю дыры так, словно это была прорубь на тонком льду. Пятнадцатью футами ниже, в пыльном полумраке лежало то, что осталось от сундука. Он раскололся подобно гигантскому яйцу, и его обломки перемешались с раскрошившимися досками пола. По всему подвалу рассыпались клочки бумаги. Похоже, я действительно обнаружил ящик писем! Я прищурился и всмотрелся повнимательнее. На клочках было что-то изображено — лица и тела. И тут я понял, что смотрю не на письма, а на фотографии. Множество фотографий. Я не на шутку разволновался, но тут же похолодел, потому что мне в голову пришла ужасающая мысль.

Мне придется туда спуститься.

Подвал представлял собой замысловатый лабиринт из комнат, абсолютно лишенных света, так что с таким же успехом я мог бы спуститься туда с завязанными глазами. Я медленно преодолел скрипящие ступени и остановился у подножия лестницы, в надежде, что мои глаза постепенно привыкнут к темноте. Но к этому мраку привыкнуть было невозможно. Я также рассчитывал свыкнуться с запахом: из подвала несло странной кисловатой вонью, как из школьной кладовки с химическими препаратами. Увы, тщетно. Я зашаркал вперед, натянув воротник рубашки на нос, вытянув перед собой руки и надеясь на лучшее.

Вдруг я споткнулся и чуть не упал. По полу покатилось что-то стеклянное. Запах усилился. В окружающей темноте мне начали чудиться зловещие очертания. Бог с ними, с чудовищами и призраками. Но что, если в полу обнаружится еще одна дыра? Мое тело никто никогда не найдет.

И тут меня осенила гениальная идея. Нажимая на кнопки телефона, который я продолжал носить в кармане, несмотря на практически полное отсутствие мобильной связи на острове, я мог получить нечто вроде слабого фонарика. Я вытянул руку с телефоном вперед. Тьму рассеять не удалось, и я направил мерцающий свет экрана на пол. Потрескавшиеся каменные плиты и мышиный помет. Я посветил в сторону и получил слабый отсвет.

Шагнув к стене, я снова поднял телефон. Из мрака выглянули полки, уставленные стеклянными банками всевозможных форм и размеров. Банки были покрыты пылью, а внутри в мутноватой жидкости плавали желатиноподобные предметы неопределенных очертаний. Я вспомнил кухню и взорвавшуюся в ней консервацию. Возможно, здесь, внизу, температура более стабильна, что позволило этим консервам уцелеть.

Но приблизив лицо к полкам и присмотревшись внимательнее, я понял, что передо мной не фрукты и овощи, а органы. Мозги. Сердца. Легкие. Глаза. Все это было замариновано в своего рода формалине, очевидно, домашнего приготовления, чем и объяснялась эта жуткая вонь. Меня чуть не вырвало. Борясь с тошнотой, я в ужасе и растерянности попятился. Что же это за место такое? Наличие подобных банок можно было бы предположить в подвале подпольной медицинской школы, но никак не детского дома. Если бы не чудесные рассказы дедушки Портмана, я бы заподозрил госпожу Сапсан в том, что она спасала детей только для того, чтобы изымать у них органы.

Немного придя в себя, я поднял глаза и увидел впереди отблеск света, не имеющий отношения к моему телефону. Это сквозь проделанную мной дыру в полу пробивался тусклый дневной свет. Я двинулся дальше, дыша сквозь ткань рубашки и держась подальше от стен и очередных жутких сюрпризов, которые они могли мне преподнести.

Идя на свет, я обогнул угол и вошел в комнату с частично разрушенным потолком. Бледные лучи освещали кучу расколотых в щепы досок и битого стекла. Над всем этим продолжали колыхаться клубы пыли. Повсюду валялись клочья разорванного коврового покрытия, напоминая лоскуты вяленого мяса. Из-под мусора доносился топот крохотных лап, издаваемый каким-то грызуном, который чудом выжил после чудовищного вторжения в уютный мрак своего мира. А поверх всего этого хлама лежал раздолбанный сундук, как праздничным конфетти, окруженный фотографиями.

Я осторожно пробирался сквозь эти завалы, переступая через острые обломки досок с торчащими из них ржавыми гвоздями. Опустившись на колени, я начал собирать все, что еще можно было спасти. Я чувствовал себя спасателем, выдергивающим из-под обломков все новые лица, смахивая с них осколки стекла и древесную труху. И хотя в глубине души мне хотелось поскорее сбежать из подвала (я боялся, что в любое мгновение остатки пола могут обрушиться мне на голову), я не мог сдержать любопытства и жадно рассматривал оказавшиеся в моих руках изображения.

С первого взгляда это были снимки из тех, что можно увидеть в любом старом семейном альбоме. На них запечатлели людей, весело прыгающих на пляже и улыбающихся с крылечек домов. Я увидел разнообразные пейзажи острова и множество детей, позирующих как поодиночке, так и парами. Любительские снимки чередовались со студийными портретами на фоне нарисованных декораций. Дети на фотографиях сжимали в руках кукол с остекленевшим взглядом, как будто позируя в одном из жутковатых торговых центров начала века. Но самым пугающим на этих фотографиях были не похожие на зомби куклы, и не странные стрижки детей, и даже не то, что ни на одной из них дети не улыбались. Чем больше я разглядывал снимки, тем более знакомыми они мне казались. В них было что-то кошмарное, сходное со старыми дедушкиными фотографиями, особенно с теми, которые он хранил на дне коробки из-под сигар. Они будто происходили из одного и того же источника.

К примеру, тут было фото двух девушек, позирующих на фоне не слишком убедительно написанного океана. Само по себе это не могло никого удивить, но странным было то, какони расположились перед объективом. Обе стояли спиной к камере. В те времена фотография была дорогим удовольствием. Зачем кому-то понадобилось тратить время и деньги, а затем отвернуться от фотографа? Я не удивился бы, если бы нашел в куче мусора второе фото этих девушек — с оскалившимися в камеру черепами.