НИКОДИМОВО ОЗЕРО

352 с., с илл. 65 ООО экз. 78 коп.

7-3-2Р2

270-73

Редактор 3. Коновалова

Иллюстрации художника И. Ушакова

Оформление художника Ю. Аратовсного

Художественный редактор Н. Печникова

Технический редактор Е. Брауде

Корректоры К. Пипикова, А. Долидзе

Сдано в набор 20/XI 1972 г. Подписано к печати 14/II 1973 г. А00324. Формат 84Х108¹/₃₂. Бумага № 2. Печ. л. 11 (усл. 18,48). Уч.-изд. л. 19.5. Тираж 65 000 экз. Цена 78 коп. Т. П. 1973 г., № 270. Заказ 1825. Типография издательства ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Адрес издательства и типографии: Москва. А-30, Сущевская, 21.

В черном спортивном костюме, бесшумная, гибкая, Алена появлялась и исчезала всегда так стремительно, что казалось: не ходит человек, а бегает, хотя в общем- то каждое движение ее было продуманным, точным; на взгляд Сергея, Алена была кокеткой, а люди такую вот быстроту, продуманность и точность движений, кажется, называют грацией.

Сергей уныло собирал чемодан. Раньше он всегда с большим удовольствием ехал на каникулы в Никодимовку. А тут нет-нет да и ворохнется в груди червячок предательского сомнения: в этой поездке, в самом себе, в жизни вообще.

― Готов? — от порога спросила Алена.

― А ты? — вопросом на вопрос ответил Сергей.

― Я еще не собиралась, — сообщила Алена и завышагивала по Сережкиной комнате из угла в угол...

― Д-да? — переспросил Сергей, с облегчением усаживаясь на чемодан.

― Да, — ответила Алена в пространство.

Что за странная манера у человека — разговаривать, не глядя на того, с кем разговариваешь?! Будто заранее уверена, что каждое ее слово подхватывают на лету.

― Может, мне назад все это? — с надеждой спросил Сергей, тронув чемодан под собой.

― Чего? — Алена даже остановилась и впервые глянула на хозяина дома. — Ты брось это... A! — вспомнила. Я вот зачем. Иди-ка сюда.

Повинуясь движению ее руки, Сергей встал и подошел к столу, где Алена уже развернула тетрадный листок, на котором ее стараниями было изображено дерево с гроздьями чьих-то имен, фамилий вместо листьев.

Волосы у Алены темно-русые и всегда распущенные. Красивые волосы, почти до пояса. Зато жесткие. Сергей протянул было руку, чтобы удостовериться в этом. Алена ткнула карандашом в свое творение.

― Генеалогическое дерево!

― Догадываюсь. — Сергей глянул через ее плечо и отставил до более подходящего момента намерение проверить жесткость Алениных волос.

― Догадываешься, так подходи сюда. Что ты стал за спиной?

Сергей остановился рядом с ней и, опершись подбородком о кулаки, склонился над пышным древом родства.

― А где же геральдический герб?

Герб здесь будет — ослиные уши, — мрачно разъяснила Алена. — Я хочу узнать, кто мы друг другу: ты, Лешка, я.

― Ясно... — вздохнул Сергей.

Алена не обратила внимания на его эмоции.

― Твой дедушка Лешкиному дедушке сводный брат. Значит, твоя мама Лешкиной маме... — начала деловито разъяснять Алена, тыкая карандашом то в одну, то в другую ветвь генеалогического дерева. — Двоюродные... Нет, подожди, полуюродные? Или полудвоюродные? Бывает так?.. Ладно, кем ты приходишься Лешке?

― Третьеюродным, — ответил Сергей.

― Мой дедушка твоей бабушке... продолжала Алена. — Кем они приходятся друг другу, если папа моего дедушки был шурином папы твоей бабушки?

― Знаешь, Алена... — грустно сказал Сергей. — Ты зря стараешься. Перельман математически доказал, что в четвертом поколении так и так все люди братья.

― Да? — строго переспросила Алена.

― Да, — подтвердил Сергей, давно сообразивший, что Алена ставит перед собой задачу доказать не наличие родственных связей между ним, Лешкой и ею, а совершеннейшее отсутствие какого-нибудь родства.

Алена медленно посмотрела сначала на него, потом на бумажку перед собой и бросила карандаш на стол.

― А! Я ж все равно подкидыш.

И, отойдя к окну, стала глядеть на тополь перед домом. Тонкие, взлетающие к вискам брови ее сошлись у переносицы. Приткнув указательный палец между бровей, она аж застонала от досады.

― Сережка! Ты следи за мной. Стукни по голове другой раз, если я брови сдвину. — Пояснила: — Так через год в старушку можно превратиться... — И, бережно расправляя ладонями абсолютно гладкую кожу лба, добавила: — У меня никогда не будет морщин. Понял? Ты думаешь, например, я неулыбчивая, а мне над вами хохотать хочется. Но я не хохочу, потому что это первое средство, чтобы сморщиться. Понял?

И, не дожидаясь ответа, Алена пошла к выходу.

Сергей уточнил:

― Значит, у одной тебя герб — не ослиные уши?

Алена от порога смерила его взглядом с головы до ног, в почти гимнастическом повороте развернулась на сто восемьдесят градусов, показала Сергею спину и, высоко подняв голову, молча удалилась.

* *

*

Тайна собственного происхождения была идефиксом Алены. (Кстати, генеалогическое дерево не имело к этому никакого отношения — дерево появилось на совершенно другой основе.) Дело в том, что вся ее семья: отец, мать, две сестры и брат были светло-русыми. Родня — ближняя и дальняя — тоже. Одна Алена оказалась темной. И сколько помнил ее Сергей — а он отчетливо помнил ее с первого дня занятий в первом классе, когда они, общественным нормам вопреки (девчонка и мальчишка) решительно уселись вместе на последней парте, — по существу, уже девять лет Алена доказывала ему, что она неродная в своей семье, что ее подкинули.

― Покажи мне, где ты видел, чтобы все голубые, а один кто-то фиолетовый? Почему я черная? Ну выродок, — утешал Сергей.

― Где ты таких выродков видел?

Алена доказывала, что ее сердобольная мать Анастасия Владимировна любого идиотика на улице подберет, как подобрала однажды у хмельной бабы возле церкви мальчишку, переодела его, обмыла и, не прибеги та баба вовремя, наверное, оставила бы мальчишку у себя. А другой раз привела домой целую троицу разнокалиберных малолеток, которых пьяный отец выгнал из дому, и целую неделю малолетки визжали от удовольствия, растаскивая по углам Аленины тетради, учебники, лучшую в городе коллекцию шариковых ручек.

― Так же и меня она подцепила где-нибудь! — утверждала Алена.

Одно время она даже уговаривала Сергея звать ее Подкидышем, чтобы, когда это прозвище привьется, она могла подойти к матери и спросить: «Почему меня Подкидышем дразнят?» Потом отказалась от этой затеи: «Расстроится еще. Пожилые люди какие-то расстройчивые».

Она углядывала особое к себе отношение в самых, казалось бы, неожиданных вещах. Так, например, ее брат Аркаша, первенец родителей, время от времени поколачивал старшую Аленину сестру — Надю и младшую — Лизу, а ее, Алену, не трогал. Почему? Что она, прокаженная?

Весной, накануне экзаменов, Сергей как-то провожал Алену домой после консультаций. Провожались они долго, так как зашли по пути на речку, потом в кино, а потом болтали у Алениных ворот до половины первого ночи. Аркаша, выйдя на крыльцо и разглядев их силуэты, прикрикнул:

― Алена! Домой.

Алена дернула Сергея за рукав: «Молчи!» — и даже не обернулась.

― Але-на! — еще раз требовательно повторил Аркаша. И, не дождавшись ответа, молча ушел в дом.

― Вот видишь! — негодовала Алена. — Когда Надя прогуливает допоздна, он возьмет ее за шкирку да еще пенделя даст, чтобы не шлялась. А меня не берет за шкирку!

― Боится, — резюмировал Сергей.

― Чего ему бояться? Что я, с братом драться буду? Месяцев пять назад Анастасии Владимировне оперировали опухоль. Сама врач, она понимала, чем это может кончиться для нее, и перед тем, как лечь на операционный стол, оставила знакомой медсестре перстень с рубином и золотые часики: «Если со мной что-нибудь... Передай Аленке».

Семь часов, пока длилась операция, Алена просидела на больничном крыльце, замкнутая, напряженная, никого не подпуская к себе и не разговаривая ни с кем. А когда узнала о материном поступке, возмущалась со слезами не то обиды, не то злости на глазах: