Бесчисленные стаи перелетных птиц посещали эти леса и воды. По рассказам очевидцев, бывали случаи, когда вода в заливах, которыми изрезаны здесь берега озер, одновременно на сотни акров покрывалась дикими гусями и утками. Олени, медведи, зайцы и белки вместе с другими четвероногими, среди которых встречались даже лоси, пополняли естественные запасы провизии, за счет которой существовали все посты, вознаграждая себя за лишения, неизбежные на далекой окраине Изысканные яства, считающиеся повсюду величайшей роскошью, имелись в этих краях в неограниченном изобилии и были доступны всем и каждому. Простой солдат в Осуиго, как правило, питался дичью, которая явилась бы украшением и гордостью стола любого парижского аристократа. Но — поучительное наблюдение — таковы капризы и прихоти человеческих вкусов и желаний: те самые блюда, которые в других местах были бы предметом завистливого ропота, здесь до того приедались, что никто на них и глядеть не хотел. Обыкновенная грубая солдатская пища, которую приходилось экономить за трудностью доставки, больше привлекала солдата, и он с удовольствием отказывался от уток, голубей и горбуши, предпочитая лакомиться солониной, деревянистой брюквой или недоваренной капустой.

Завтрак, которым потчевал гостей сержант Дунхем, свидетельствовал как о богатстве окраины, так и об известной ее скудости. На простом блюде дымилась великолепная отварная горбуша, горячие отбивные из дичи распространяли аппетитнейший запах, взор манили разнообразные холодные закуски из той же дичи, — словом, тут ничего не пожалели в честь новоприбывших гостей и во славу хлебосольства старого солдата.

— Вас, видать, не на голодном пайке держат, — заметил Кэп, основательно вкусивший всяких гарнизонных разносолов, — от такой семги не откажется и шотландец — Вот то-то и оно, что откажется, братец Кэп! Среди двухсот или трехсот парней в нашем гарнизоне найдется разве только пяток, которые считают эту рыбу съедобной. Даже оболтусы, в жизни не пробовавшие другой дичи, кроме той, которую им удавалось убить тайком в барском лесу, и те нос воротят от самых жирных окороков.

— Да, как это ни грустно, такова натура христианина, — отозвался Следопыт. — Краснокожий не жалуется и всегда благодарен, что ни приведется ему есть, будь то жирное или тощее мясо, оленина или медвежатина, гузка дикого индюка или крыло дикого гуся Мы же, к стыду нашему будь сказано, смотрим на божий дар с кислой миной и только и знаем привередничать.

— Вот то-то и беда с нашим Пятьдесят пятым, хотя за христианские чувства солдат я не поручусь, — продолжал сержант. — Даже сам майор Дункан оф Лунди, уж на что почтенный человек, и то говорит, что овсяные лепешки ему милее, чем осуижский окунь. Он вздыхает по ключевой воде, которую пьют горцы, хотя в его распоряжении вся вода Онтарио — пей, сколько душа просит!

— А есть у майора Дункана жена и дети? — поинтересовалась Мэйбл, чьи мысли в ее новом положении, естественно, обращались к представительницам ее пола.

— Он не женат, но, говорят, дома, в Шотландии, его ждет невеста. Эта леди, видите ли, предпочитает сидеть и ждать своего жениха, чем подвергать себя трудностям жизни в диком краю. По-моему, братец Кэп, это плохо вяжется с обязанностями женщины. Твоя сестра была другого мнения и, кабы господу не угодно было так рано призвать ее к себе, она и сейчас сидела бы на этом походном стуле, где так приятно видеть ее дочку.

— Надеюсь, сержант, ты не собираешься выдать Мэйбл за солдата? — сказал Кэп, внезапно помрачнев. — В этом отношении, наше семейство сделало все, что только возможно, не мешало бы вспомнить и о море.

— Я не собираюсь искать Мэйбл жениха ни в Пятьдесят пятом, ни в каком другом полку, так что можешь быть спокоен, братец. Хотя, сдается мне, девочку пора уже выдать за хорошего человека.

— Батюшка!..

— С барышнями неповадно говорить об этих вещах так открыто, — вставил проводник. — Я знаю по собственному опыту, что, когда идешь по следу молодой девицы, чтобы заручиться ее согласием, незачем громко кричать об этом. А потому давайте поговорим о чем-нибудь другом.

— Ну как, братец Кэп, нравится тебе жареная свинина? Мне кажется, ты ешь ее с удовольствием.

— Да, да, ежели меня угощать, подавайте мне цивилизованную пищу, — ответил строптивый моряк. — Ваша дичь сойдет для солдата, а мы, моряки, предпочитаем жратву, в которой знаем толк.

Услышав это, Следопыт не выдержал: положив вилку и ножик, он залился добродушным, как всегда беззвучным смехом и спросил не без лукавства:

— А где же у нее кожа, мастер Кэп? Вас не удивляет, что свинья без кожи?

— Разумеется, Следопыт, я предпочел бы, чтобы ее жарили в натуре, как оно и полагается, но вы, лесные жители, на все взяли свою моду.

— Вот видите, мастер Кэп, человек может весь мир объехать, а самых простых вещей не знать. Если бы вам пришлось ободрать эту свинью, вы бы себе все руки искололи. Ведь это же обыкновенный еж!

— Черт меня побери, если я считал это натуральной свининой, — не остался в долгу Кэп. — Просто я решил, что в ваших лесах и свинья на свинью не похожа. Это же не свинья, а чистейшее недоразумение. Я был готов к тому, что пресноводная свинина — это не то что наша, заправская морская! Тебе-то, сержант, все равно, ты здесь, поди, ко всему притерпелся.

— При одном условии, братец: чтобы мне не приходилось обдирать эту свинью. Но как, скажи, Следопыт, вела себя Мэйбл в дороге? Не доставляла тебе хлопот?

— Ни-ни, ни боже мой! Кабы Мэйбл была наполовину так довольна Джаспером и Следопытом, как Следопыт и Джаспер довольны ею, мы бы остались навек друзьями.

Говоря это, проводник посмотрел на зардевшуюся девушку с наивным желанием прочесть на ее лице, что она об этом думает, но тут же из природной деликатности опустил глаза в тарелку, словно желая сказать, что сожалеет о своей смелости и что тайна девичьего сердца для него священна.

— Женщины — это тебе не мужчины, мой друг, — продолжал сержант, — надо принимать в расчет их характер и воспитание. Новобранцу далеко до ветерана. Всем известно, сколько нужно времени, чтобы воспитать хорошего солдата, — гораздо больше, чем кого бы то ни было, Но еще больше времени, пожалуй, требуется, чтобы воспитать хорошую дочь солдата.

— Вот еще новости! — вскричал Кэп, задетый за живое, — Мы, старые моряки, знаем, что можно вымуштровать не меньше шести отличных солдат за то время, какое потребуется, чтобы воспитать одного матроса.

— Ну, братец, мне известно, какого вы, моряки, о себе высокого мнения, — возразил его шурин с улыбкой настолько любезной, насколько позволяла его мрачная физиономия. — Ведь мне много лет пришлось прослужить в гарнизоне одного из наших морских портов. Мы с тобой не первый раз об этом толкуем и, боюсь, никогда не сговоримся. Но, если хочешь понять, какая разница между солдатом и тем, что я называю неотесанным деревенщиной, погляди на Пятьдесят пятый полк сегодня во время сбора, а потом, по возвращении в Йорк, посмотри на тамошних ополченцев, как они из кожи вон лезут, чтобы походить на солдат.

— Что до меня, сержант, я не вижу между ними особенной разницы, как ты не увидишь разницы между шхуной и бригом. У тех и у этих алое сукно, ремни и пуговицы, начищенные до блеска, да еще пудра на голове.

— Да, вот оно, суждение матроса! — ответил сержант с видом оскорбленного достоинства. — А ты не слыхал, братец, что солдата надо не меньше года учить только, как он должен есть?

— Тем хуже для него. Что до ополченцев, это им дано от природы. Мне часто приходилось слышать, что в походе они, как голодная саранча, налетают на все, что ни попадается. А больше, собственно, ничего не делают.

— Значит, такой уж у них талант, — подхватил Следопыт, заботясь главным образом о сохранении мира, которому угрожала очевидная опасность — так непреклонно каждый из спорщиков отстаивал преимущества своей профессии. — А когда человеку дан от бога талант, бесполезно с этим бороться. Пятьдесят пятый полк, сержант, по части еды тоже охулки на руку не положит, как мне хорошо известно по давнему знакомству, но среди ополченцев, возможно, найдутся такие едоки, что даже его обскачут.