Как только Алиса и Кора уселись, разведчик велел Хейуорду войти в воду и поддерживать утлый челн с одного борта, а сам взялся за другой и повел суденышко против течения. Хозяин погибшего жеребенка удрученно последовал за ними. Так они прошли несколько десятков сажен в безмолвии, нарушаемом лишь журчаньем весело игравшей вокруг них воды да тихими всплесками ее под их шагами. Управлять пирогой Хейуорд предоставил разведчику, который то подводил ее к берегу, то вновь отделился от него, лавируя между торчащими из волн камнями и избегая глубоких мест с ловкостью, доказывавшей, что путь хорошо ему знаком. По временам он останавливался и в полной, но словно живой тишине, которой придавал особую выразительность глухом, но все нараставший шум водопада, напряженно вслушивался в каждый звук, возникавший в спящем лесу. Удостоверившись, что все по-прежнему безмолвно и что даже его многоопытный слух не в состоянии уловить признаков приближения врага, он все так же медленно и осмотрительно продолжал двигаться вперед. Наконец они добрались до места, где настороженный взгляд Хейуорда упал на какую-то массу, черневшую там, где высокий берег отбрасывал на воду особенно густую тень. Не зная, продолжать ему путь или задержаться, офицер указал спутнику на препятствие.

— Да, — спокойно промолвил разведчик, — мои друзья-могикане со свойственным индейцам здравым смыслом спрятали тут лошадей. Следов на воде не остается, а в такой кромешной тьме даже сова ничего не разглядит.

Скоро весь отряд вновь оказался в сборе, и разведчик вместе с новыми своими товарищами устроил военный совет, на котором путники, чья судьба зависела теперь от честности и находчивости незнакомых им лесных жителей, получили возможность более основательно разобраться в своем положении.

Река была зажата между высокими крутыми скалами, одна из которых нависала как раз над тем местом, где остановилась пирога. На скалах этих, в свой черед, росли огромные деревья, словно повисшие над бездной и ежеминутно готовые рухнуть в нее. Казалось, поток течет в глубокой и узкой теснине. Под причудливо изогнутыми ветвями и косматыми верхушками деревьев, которые то тут, то там смутно вырисовывались на фоне звездного неба, царил непроглядный мрак. Позади путников река делала излучину, закрывая горизонт все тою же темной стеной деревьев, а впереди и, по-видимому, совсем невдалеке вода словно вздымалась к небесам и ниспадала затем в расщелины, наполняя вечерний воздух глухим гулом. Это место было словно создано для уединения, и, любуясь романтической, хотя и мрачной красотой пейзажа, сестры исполнились успокоительным чувством безопасности. Однако им недолго пришлось наслаждаться очарованием, которое ночь придавала дикой местности,— проводники их засуетились, и это вернуло девушек к горестному сознанию своего бедственного положения.

Лошади были привязаны к редким кустам, росшим в расщелинах скал; здесь, стоя в воде, животным предстояло провести ночь. Разведчик велел Хейуорду и его обескураженным спутникам занять места на носу пироги, сам же встал на корме так твердо и прямо, словно плыл на судне из куда более прочного материала. Индейцы осторожно вернулись на прежнее место, а Соколиный Глаз, упершись шестом в скалу, мощным толчком направил свой утлый челн на самую середину бурного потока. За этим последовало несколько долгих минут ожесточенной борьбы между легкой пирогой и быстрым течением, исход которой не раз представлялся сомнительным. Не решаясь пошевелиться и даже вздохнуть поглубже, чтобы не опрокинуть хрупкое суденышко и не отдать его во власть яростной стихии, пассажиры с лихорадочным волнением взирали на кипящие волны. Десятки раз им казалось, что их затянет в водоворот, но умелая рука кормчего неизменно выравнивала ход пироги, и глазам их представали лишь беспорядочные массы разбушевавшихся вод — так быстро неслась по ним лодка. Долгая, отчаянная и, как уже чудилось девушкам, безнадежная борьба завершилась благополучно. В ту минуту, когда Алиса, решив, что сейчас их затянет в водоворот у подножия водопада, зажмурила глаза, пирога причалила к скале, чье плоское основание едва выдавалось над уровнем воды.

— Где мы? И что делать дальше? — спросил Хейуорд, поняв, что усилия охотника не пропали даром.

— Мы у подножия Гленна, — в полный голос ответил Соколиный Глаз, зная, что грохот водопада заглушит шум разговора.— А сейчас нам нужно высадиться так, чтобы не опрокинуть пирогу, не то вы опять проделаете весь наш тяжкий путь — только в обратном направлении и поживее, чем раньше. Перебираться через такую быстрину в полноводье — дело нелегкое; к тому же пять человек — чрезмерный груз для суденышка из коры, промазанной смолою. Сухим тут, пожалуй, не останешься. Ну, выбирайтесь-ка все на эту скалу, а я съезжу за могиканами и олениной. Лучше уж остаться без скальпa, чем голодать, когда у тебя полным-полно провизии.

Путники с радостью исполнили распоряжение Соколиного Глаза. Как только последний из них перескочил на скалу, пирога повернула обратно, и высокая фигура разведчика, на мгновение мелькнув над водой, исчезла в непроглядном мраке, окутывавшем реку. Покинутые проводником, путники беспомощно топтались на месте, не зная, на что решиться, и боясь сделать даже шаг по неровным камням, где каждое неверное движение грозило им падением в одну из глубоких гулких расщелин, куда со всех Сторон с ревом низвергалась вода. Однако тревожное ожидание длилось недолго: пирога, управляться с которой охотнику помогали теперь искусные туземцы, стрелой пронеслась над водоворотом и вновь причалила к низкой скале даже раньше того срока, какой, по мнению путников, нужен был Соколиному Глазу, чтобы добраться до своих краснокожих друзей.

— Ну, теперь у нас есть и крепость, и гарнизон, и провиант! — вскричал повеселевший Хейуорд.— Больше нам не страшны ни Монкальм, ни его союзники. Скажите же мне, наш бдительный хранитель, не встретился ли вам на материке один из тех, кого вы называете ирокезами?

— Я называю ирокезом каждого туземца, который говорит на неизвестном мне языке и которого я считаю врагом, даже если он притворяется, будто служит нашему королю. Если Вэббу нужны честные и верные индейцы, пусть призовет на помощь делаваров, а этих жадных и лживых мошенников могауков и онейдов со всеми их шестью племенами гонит туда, где им и надлежит быть, — к чужеземцам, к французам!

— В таком случае мы променяли бы воинов на бесполезных друзей. Я слышал, что делавары спрятали подальше свои томагавки и не стыдятся, когда их равняют с женщинами.

— Да падет вина за это на голландцев и ирокезов, которые своими дьявольскими уловками подбили делаваров заключить позорный договор. Но я знаюсь с ними уже двадцать лет и назову лжецом каждого, кто посмеет сказать, что в жилах делаваров течет кровь трусов. Вы оттеснили это племя от моря, а теперь для успокоения совести верите клевете их врагов. Нет, нет, для меня любой индеец, говорящий не на их языке,— ирокез, где бы ни была его крепость — в Канаде или в провинции Нью-Йорк.

Сообразив, что неколебимая симпатия охотника к своим друзьям-делаварам или могиканам, поскольку и те и другие были ветвями одного и того же многочисленного племени, может втянуть его в нескончаемый и бесполезный спор, Хейуорд ловко перевел разговор на другой предмет:

— Как бы там ни было, я прекрасно вижу, что оба ваши товарища — смелые и мудрые воины. Видели они наших врагов?

— Индейца сначала чуешь, потом уже видишь, — ответил разведчик, взобравшись на скалу и с облегчением сбросив с плеч убитого оленя.— Выслеживая мингов, я полагаюсь не на глаза.

— А слух не говорит вам, что они напали на наши следы, ведущие к этому убежищу?

— Мне было бы очень невесело, будь оно так, хотя место это такое, что смелым людям нетрудно здесь продержаться. Не стану, однако, отрицать, что, проходя мимо лошадей, я видел, как они жались в кучу, словно чуя волков; а волки всегда рыщут там, где в засаде индейцы,— звери надеются поживиться остатками оленя.

— Вы забываете, что у ваших ног тоже лежит олень. А может быть, их привлек зарезанный жеребенок? Кто это там еще бормочет?