— А теперь ступайте к своим и отвлеките этого чертова индейца разговором,— вновь обратился охотник к Хейуорду.— Могикане возьмут его так, что даже раскраску не попортят.

— Нет,— гордо возразил Хейуорд,— я сам его возьму.

— Вздор! Разве вам справиться с индейцем в зарослях, да еще сидя на лошади!

— Я спешусь.

— И вы полагаете, что, увидев, как вы вынули ногу из стремени, он станет ждать, пока вы вынете вторую? Кто попадает в эти леса и имеет дело с индейцами, тот должен перенять их обычаи, иначе ему не видеть удачи... Ну, вперед, и поговорите с этим злодеем поласковее — пусть думает, что вы считаете его лучшим своим другом.

Хотя Хейуорд и согласился, задача, возложенная на него, внушала ему глубокое отвращение. Однако молодого человека с каждой минутой все сильнее угнетало сознание того, в каком опасном положении оказались дорогие ему люди из-за его беззаботности и доверчивости. Солнце уже зашло, лес, внезапно погрузившийся во мглу, казался особенно мрачным, и это остро напомнило -молодому человеку, что подходит час, который дикари обычно выбирают для своих варварских и безжалостных деяний. Подгоняемый нараставшей тревогой, он молча покинул разведчика, а тот сразу же затеял громкую беседу с псалмопевцем, столь бесцеремонно втершимся утром в общество наших путников. Проезжая мимо девушек, Хейуорд бросил им несколько ободряющих слов и с удовольствием отметил про себя, что спутницы его хотя и устали, но, видимо, не заподозрили опасности и считают непредвиденную остановку чисто случайной. Убедив сестер, что ему надо посоветоваться с проводником о дальнейшем маршруте, Хейуорд пришпорил коня и вновь натянул поводья не раньше, чем благородное животное оказалось лишь в нескольких ярдах от места, где, по-прежнему прислонившись к дереву, стоял мрачный индеец.

— Видишь, Магуа,— начал он как можно более спокойно и непринужденно,— подходит ночь, а мы не ближе к форту Уильям-Генри, чем на восходе солнца, когда покидали лагерь Вэбба. Ты заблудился, да и я оплошал. К счастью, нам повстречался охотник,— слышишь, он сейчас разговаривает с певцом? — человек этот знает тут все оленьи тропы и самые глухие уголки леса и обещает показать нам место, где можно безопасно отдохнуть до утра.

Индеец впился в Хейуорда сверкающим взглядом и на ломаном английском языке осведомился:

— Он один?

— Один? — нерешительно повторил Хейуорд, не привыкший лгать.— Ну, конечно, не совсем один: теперь с ним мы.

— В таком случае Хитрая Лисица уходит,— холодно отчеканил скороход, поднимая лежавшую у ног его сумку.— Пусть бледнолицые остаются с людьми своей крови.

— Кто уйдет? Кого это ты называешь Лисицей?

— Это имя дали Магуа его канадские отцы,— ответил индеец, и лицо его ясно показало, что он гордится своим прозвищем, совершенно не понимая истинного его смысла.— Раз Манроу ждет его, Хитрой Лисице все равно, день сейчас или ночь.

— А что скажет Лисица начальнику форта Уильям-Генри о его дочерях? Посмеет ли он признаться этому вспыльчивому шотландцу, что дочери его остались без проводника, хотя Магуа обещал довести их до места?

— У Седой Головы громкий голос и длинные руки, но дотянется ли он до Магуа и услышит ли тот его в глубине лесов?

— А что скажут могауки? Они сошьют Магуа юбку и велят ему сидеть в вигваме вместе с женщинами, потому что ему нельзя доверять мужское дело.

— Хитрая Лисица знает дорогу к Великим озерам и сумеет отыскать могилы своих отцов,— невозмутимо отпарировал индеец.

— Довольно, Магуа!— оборвал его Хейуорд,— Разве мы не друзья? Зачем говорить друг другу горькие слова. Манроу обещал тебе награду за услуги, я тоже твой должник. Лучше дай отдых усталым членам, развяжи сумку и поешь. Времени у нас мало, не будем же тратить его на споры, как вздорные женщины. Когда леди отдохнут, мы снова тронемся в путь.

— Бледнолицые служат своим женщинам, как собаки,— проворчал индеец на родном языке.— Захочет женщина есть, и воин, отложив в сторону томагавк, тут же бросается кормить лентяйку.

— Что ты сказал, Лисица?

— Хитрая Лисица сказал: «Хорошо».

Индеец опять впился глазами в открытое лицо Хейуорда, но, встретив его взгляд, быстро отвел их в сторону, неторопливо опустился на землю, вытащил из сумки остатки провизии и, настороженно осмотревшись по сторонам, неторопливо принялся за еду.

— Вот и прекрасно! — продолжал Хейуорд.— Теперь у Лисицы прибавится сил, окрепнет зрение, и утром он отыщет тропу.— Тут, услышав в кустах шорох листьев и треск переломившейся сухой ветки, молодой офицер на мгновение запнулся, но разом спохватился и закончил: -— Мы должны выехать до восхода, иначе, того гляди, наткнемся на Монкальма, и он отрежет нам путь к крепости.

Магуа опустил поднесенную ко рту руку и, по-прежнему не отрывая глаз от земли, повернул голову; ноздри его раздулись, и даже уши, казалось, оттопырились больше обычного, придавая ему вид статуи, олицетворяющей напряженное внимание.

Хейуорд, бдительно следивший за каждым его движением, небрежно вынул ногу из стремени и протянул руку к седельным кобурам из медвежьей шкуры. Все его усилия понять, что же именно встревожило скорохода, оказались тщетны: глаза Магуа непрерывно перебегали с одного предмета на другой, хотя лицо оставалось неподвижным.

Пока майор колебался, как ему поступить, Лисица поднялся на ноги, но так медленно и осторожно, что не произвел при этом ни малейшего шума. Хейуорд почувствовал, что пора действовать и ему. Он перебросил ногу через седло и спрыгнул на землю, решив положиться на свои собственные силы и схватить предателя. Однако, желая избежать ненужной суматохи, он постарался сохранить спокойный, дружелюбный вид.

— Хитрая Лисица не ест,— сказал он, назвав скорохода прозвищем, которое, по его мнению, особенно льстило краснокожему.— Его маис плохо прожарен и, видимо, совсем жесток. Посмотрю-ка я, нет ли в моих запасах чего-нибудь, что придется ему по вкусу.

Магуа протянул сумку, видимо, согласившись воспользоваться предложением. Он даже позволил майору дотронуться до его руки, не выказав при этом никакого волнения, хотя и хранил на лице выражение настороженности. Но едва пальцы Хейуорда скользнули по его обнаженному плечу, он оттолкнул руку молодого человека, увернулся с пронзительным воплем и одним прыжком нырнул в чащу. Секунду спустя из-за кустов выросла фигура Чингачгука, которому боевая раскраска придавала вид привидения; могиканин пересек тропу и ринулся в погоню. Затем раздался крик Ункаса, и лес озарился внезапной вспышкой, за которой послышался раскатистый грохот ружья белого охотника.

 ГЛАВА V 

Внезапное бегство проводника и дикие крики его преследователей на мгновение ошеломили Хейуорда, и он словно прирос к месту. Затем, вспомнив, как важно схватить беглеца, раздвинул кусты и ринулся вперед, чтобы принять участие в погоне. Однако, не пробежав и ста ярдов, наткнулся на охотника и двух его друзей, потерпевших неудачу и уже возвращавшихся назад.

— Почему вы так быстро отчаялись? — воскликнул офицер.— Негодяй, без сомнения, прячется где-то неподалеку в чаще, и его еще можно взять. Пока он на свободе, мы в опасности.

— Разве облако догонит ветер? — возразил приунывший охотник.— Я слышал, как этот дьявол шуршал в сухих листьях, когда полз по земле, словно гремучая змея, и, мельком завидев его вон за тою высокой сосной, пустил ему вдогонку пулю. Но куда там! И все же, не спусти я сам курок, я, принимая во внимание характер цели, назвал бы этот выстрел удачным, а уж я, поверьте, кое-что в таких делах смыслю. Видите вон тот сумах? Листья его красны, хотя всем известно, что в июле это дерево цветет желтым цветом.