Константин Сергиевский. Троянец

Я расположился возле стены почти в самой середине длинного подземного перехода. Я сидел прямо на полу; пол был тёплым, впрочем, сейчас везде тепло, кроме разве что морозильных камер пищекомбината – лучше не спрашивайте, при каких обстоятельствах мне довелось побывать в этом жутком месте.

Выбранная мною позиция только на неопытный взгляд может показаться случайной. Уроки нашего вожака не прошли зря, я был очень внимательным и прилежным учеником. Во-первых, моё лежбище располагалось на одинаковом расстоянии от противоположных входов. Появись в туннеле кто-нибудь из полицаев, или, хуже того, живодёров, у меня всегда будет время и путь к отступлению. На тот маловероятный случай, если преследователи появятся сразу с двух сторон, неподалёку от меня находилась горловина вентиляционной шахты. При необходимости я мог преодолеть это расстояние в два прыжка, проскользнуть между медленно вращающимися лопастями и очутиться в спасительной, пахнущей пылью темноте вентиляционного тоннеля.

Был и ещё один немаловажный момент. Я внимательно оглядел близлежащие стены в поисках штуковин, которые вожак называл камерами слежения. Эти устройства позволяли следить за происходящим на расстоянии. Я убедился, что не попадаю в поле зрения ни одной из них.

Вот так я и сидел, изображая спокойствие и равнодушие, наблюдая за перемещающимися в обе стороны по переходу хозяевами.

Большинство из них не обращало на меня никакого внимания, лишь немногие удостаивали меня короткого взгляда, выражавшего совершенно различные эмоции – симпатию, равнодушие, лёгкую брезгливость, а некоторые даже смотрели с опасением.

Я высоко поднимал нос и тщательно выпячивал вперёд грудь, чтобы всем был виден висящий на моём ошейнике блестящий круглый жетон. Нацарапанные на нём непонятные значки свидетельствовали о том, что я привит, стерилизован и благополучно прошёл тест на скрытую агрессию.

Правда состояла в том, что жетон этот повесили мне на шею почти год назад, ещё в питомнике, откуда мне вскоре после этого удалось сбежать и стать одним из вольных. Но я был хорошо осведомлён о том, что считать данные обо мне с жетона можно лишь при помощи специальных устройств, которые имелись только у полицаев и живодёров, так что я не боялся разоблачения.

«Ой, мама! Смотри, какой хорошенький! Можно его погладить?» - Голос принадлежал детёнышу, сопровождавшему огромную, толстую самку. Я мог различать по внешнему виду и одежде пол взрослых, но дети для меня всегда выглядели одинаково, немного отличаясь друг от друга лишь размерами.

Я вообще не очень-то люблю детёнышей. Конечно, они относятся к представителям нашей породы с гораздо большей симпатией, чем взрослые, но это всё сопровождается непременным желанием потискать тебя и потрепать за уши, чего я терпеть не мог. Однако, я хорошо знал, что расположить к себе взрослого проще всего, если завоевать внимание его ребёнка. Поэтому я привстал, высунул, на сколько смог, язык (хозяева почему то считают это проявлением добродушного настроения), и принялся вилять всем телом.

«Я думаю, лучше его не трогать. Вдруг он заразный.»

«Ну что ты, мама! Посмотри, какой он чистенький. И с ошейником, и с жетоном. Наверное, он просто потерялся. Ты потерялся, да?»

Я энергично закивал в ответ. Хозяева знают, что мы способны понимать из речь – ну, не все, конечно, только самые умные особи, вроде меня.

«Вот видишь, мама! Он потерялся. Давай поможем ему вернуться к своему хозяину, а пока мы ищем, пусть поживёт у нас.»

Самка принялась бурно возражать, приводя различные не слишком убедительные доводы, а когда это не помогло, просто схватила ребёнка в охапку и уволокла прочь. Детёныш успел помахать мне на прощание, а я смотрел ему в след, и снова уселся на своё место, только когда они скрылись в конце перехода.

Я стал ждать. Терпеливо ждать – это то, что лучше всего умеют немногочисленные оставшиеся представители нашей породы.

Прохожие спешили мимо, по-прежнему почти не обращая на меня никакого внимания, Некоторые бросали мне кусочки еды, я принимал их с показной благодарностью, поскольку совсем не был голоден. Да и, откровенно говоря, пища хозяев, хотя она и съедобна для нас, за редким исключением кажется мне невкусной. Не подумайте, что я привередничаю. Некоторое время после побега из питомника я в одиночку скрывался на свалке, и есть в то время мне приходилось самые настоящие отбросы, иначе бы я попросту умер с голоду. С тех пор я прекрасно знаю, что качество пищи гораздо важнее, чем вкус.

«Ну-ка, а кто это тут у нас?»

Я поднял глаза, отвлёкшись от грустных воспоминаний. Ещё одна самка, на этот раз без детёныша.

«Как ты тут оказался? Сбежал?» - я отрицательно мотаю головой.

«Потерялся?» - двойной кивок в ответ.

«Как тебя зовут? Скажешь мне свою кличку?»

Я не могу ей ответить. Не только потому, что лишь немногие из нас способны пролаять неприятные, скрежущие звуки речи хозяев, и я к числу этих счастливцев не отношусь. Дело совсем в другом – у меня нет клички. Клички бывают только у обитателей питомников и домашних. А я – вольный. У нас не клички, а позывные. Мой позывной – Троянец, мне его дал наш вожак. Я не знаю, что он означает, но мне нравится, как звучит это слово на нашем языке. Впрочем, этой добродушной самке не стоит знать мой позывной. Как и то, что представители нашего рода могут общаться между собой.

Самка между тем гладит меня по голове, тщательно ощупывает застёжку ошейника, долго и пристально разглядывает мой жетон. Я слегка напрягаюсь, готовый при необходимости вырваться и бросится наутёк. Но, как оказалось, осмотр не вызвал у неё подозрений.

«Ну, в любом случае, тебе не следует шататься по городу одному. Можешь на живодёров наткнуться, а они не будут разбираться, домашний ты или беглый. Вот что я предлагаю: переночуешь у меня, а утром я пробью по базе твой жетон и мы отыщем твоего хозяина. Ну как, согласен?»

Ещё бы я был не согласен. В этом как раз и состояла цель моей вылазки. Я киваю и поднимаюсь на ноги. Хозяйка извлекла из сумки на поясе поводок, защёлкнула карабин на кольце моего ошейника. Я не сопротивляюсь, понимаю, что ведомый на поводке буду выглядеть домашним, и даже если встретим полицая или живодёра, им и в голову не придёт проверить мой жетон. Конечно, если хозяйка сама их об этом не попросит. Ну, в любом случае, так просто я им не дамся – всегда есть шанс вырваться и убежать.

Мы с хозяйкой покидаем переход, идём вдоль улицы, заполненной шумом автомобилей, и через несколько минут оказываемся возле её многоэтажного дома. Она открывает дверь наполненного разнообразными запахами подъезда, мы пересекаем площадку и заходим в шахту лифта. Недолгий подъём, створки лифта расходятся в стороны, мы оказались перед массивной дверью её квартиры.

Небольшая прихожая кажется мне уютной. Хозяйка первым делом обрызгивает всего меня какой то жидкостью из баллончика, по своему опыту я знаю, что это делается чтобы убить возможную заразу. Во время этой процедуры я тщательно зажмуриваюсь и задерживаю дыхание – зная, что жидкость чрезвычайно жгучая и едкая. Потом она достаёт из стенного шкафа небольшой матрасик и подушку, расстилает мне на полу, приготовив мне место для сна. Ненадолго исчезает на кухне, возвратившись с миской, которую ставит передо мной на пол.

От миски идёт божественный запах; забыв о приличиях, я немедленно сую туда свой нос. Овсянка! Овсянка с мясом! Настоящая еда, которой я не пробовал уже несколько лет.

Пока я ем, хозяйка не перестаёт говорить. Я не всё понимаю из её слов, но постепенно в моей голове складывается понимание того, кто она такая. Есть такая небольшая стая хозяев, заботящихся о бездомных представителях моей породы. Они дают временный приют бездомным, собирают еду и игрушки для питомников. Многие из них держат своих домашних, обращаясь с ними по-доброму.