Предположение, что нейтральные страны беспрекословно согласятся с принятым нами образом действий, фактически не оправдалось, в особенности по отношению к Соединенным Штатам, которые тотчас заявили протест в самой решительной и угрожающей форме. В этой стране, не скрывавшей принятого ею образа действий по отношению к Англии, не могли, конечно, найти возражений против создания новых правовых постановлений, вызванных новыми условиями войны; так аргументом для создания этих новых правовых постановлений были выдвинуты соображения о «велениях гуманности». Это означало, что человеческая жизнь должна была оберегаться во всех случаях, — требование, которое далеко не всегда могло быть выполнено подводной лодкой по самой природе этого боевого средства. Это является показательным примером, характеризующим англо-саксонский образ мышления: можно морить голодом стариков, женщин и детей и в то же время упорно настаивать на том, что прямо убивать их нельзя, конечно, по той причине, что, благодаря уступчивости нейтральных стран, английская блокада в Северном море могла осуществляться еще более выгодно, т. е. путем доставки судов в английский порт.

В высшей степени странным представляется в настоящее время тот факт, что возможность подобных протестов не была предусмотрена и не были тщательнейшим образом продуманы [338] их последствия. Ведь подобный протест ставил наше правительство перед задачей — либо отменить объявление о военной зоне, либо, при осуществлении принятой системы, считаться с нейтральными странами, что должно было сильно повредить успеху, если не вовсе поставить его под вопрос. Если бы мы хоть раз отказались из-за американских гуманистических требований от нашего морального права на ведение подводной войны, то было бы в высшей степени трудно возобновить применение крутых мероприятий в будущем, трудность возникала бы именно по той причине, что если бы потребовалось применить более решительные меры (что могло быть достигнуто путем подводной войны), то следовало бы ожидать возражений со стороны руководящих политических органов, которые стали бы утверждать, что в результате применения подобного средства самозащиты общее положение страны должно ухудшиться. В этом заключается разгадка длительного сопротивления, каковое государственный канцлер оказывал стремлению избрать тот способ ведения войны, который действительно мог существенно повредить Англии.

Имевшиеся для этого возможности канцлер похоронил с самого начала, так как в ответ на американский протест наше правительство сообщило, что оно объявило об уничтожении исключительно лишь встреченных в военной зоне неприятельских торговых судов, а отнюдь не всех вообще торговых судов, как, по-видимому, ошибочно поняло американское правительство. Как заявляло далее наше правительство, оно и впредь готово было самым серьезным образом отнестись к любому мероприятию, которое способствовало бы безопасности законного нейтрального судоходства.

Это признание законного судоходства стояло в полном противоречии с целью, которую преследовал Адмирал-штаб. Неясно, зачем потребовалась такая поспешность в вопросе об объявлении подводной войны, коль скоро у руководящих политических органов вовсе не было желания неуклонно следовать [339] по избранному пути. Между тем по этому поводу необходимо было установить полную ясность, если вообще имелось намерение применить подводную войну. Можно допустить, что наше выступление являлось пробным шагом, т. е. предполагалось выяснить, будет ли встречено сопротивление со стороны нейтральных стран. Но последствия, которые должны были произойти в том случае, если бы это сопротивление последовало, были бы очень серьезными. Формулировка правительственного извещения от 4 февраля позволяла нашей дипломатии сохранять декларацию в силе, но на практике допускалось принятие мер предосторожности, которых требовали нейтральные страны. Подводным лодкам было дано соответствующее распоряжение, и этим значение подводной войны было сведено к нулю.

Трудно было бы написать ноту с большим дипломатическим искусством, если бы речь шла не о том, чтобы отстоять намерения нашего военно-морского командования, а о соблюдении интересов неприятеля, прикрывающегося нейтральным именем.

14 и 15 февраля, еще до открытия враждебных действий, в Адмирал-штабе были получены две телеграммы следующего содержания.

«1. Высланным в море подводным лодкам отдать по радиотелеграфу приказание не нападать на суда, идущие под нейтральным флагом, до тех пор, пока точно не установлено, что это — неприятельское судно.

2. Кайзер приказал подводную войну в отношении нейтральных судов в смысле извещения от 4 февраля начинать не 18 февраля, а лишь по высочайшему повелению».

В ответ на это командующий флотом телеграфировал в Адмирал-штаб:

«U-30 находится уже вблизи Ирландского моря. Едва ли до нее дойдет приказ уничтожать лишь неприятельские [340] суда. Изданием этого приказа исключается возможность всякого успеха, так как подводная лодка не может установить национальности судна, не подвергая себя опасности. Считаю, что достоинству флота будет нанесен сильный удар, если провозглашенное во всеуслышание мероприятие, связанное с великими надеждами всего народа, превратится в пустой звук. Прошу доложить мое мнение кайзеру».

В этой телеграмме отражается впечатление, произведенное обоими приказами на адмирала фон Поля как командующего флотом. Они целиком противоречили тем ожиданиям, которые он вложил в содержание своего объявления о военной зоне. Кроме того, телеграмма доказывает, как мало сам адмирал считал возможным требовать от подводных лодок подобного образа действий. Но возникшие однажды у руководящих политических органов опасения перед возможностью осуществления американских угроз и в дальнейшем одержали верх. Не подлежало сомнению, что оценка общего положения, в соединении с наличием материальных возможностей для ведения энергичной подводной войны, являлась достаточным оправданием для этой войны; следовательно, большой ошибкой было допустить возникновение такого положения, при котором на будущее время нам преграждался путь к объявлению неограниченной подводной войны.

18 февраля вышла соответствовавшая новым условиям инструкция для действия подводных лодок:

1. Подводную войну против торговли вести с полным напряжением всех сил.

2. Неприятельские торговые суда подлежат уничтожению.

3. Нейтральные суда следует щадить. Ношение нейтрального флага или отличительных знаков (на дымовых трубах) нейтральных пароходов само по себе еще не должно рассматриваться как гарантия нейтральной национальности. [341] Точно так же и ношение прочих нейтральных отличительных знаков отнюдь не дает полной уверенности; командиру следует учесть все прочие обстоятельства, которые могут помочь выяснению национальности судна, как, например, внешний вид, место, курс, общее поведение экипажа.

4. Суда, следующие под нейтральным флагом под конвоем, рассматриваются как нейтральные.

5. Госпитальные суда следует щадить. Их можно атаковать лишь в том случае, если с несомненностью установлено, что они использованы для доставки войск из Англии во Францию.

6. Суда комитета по оказанию помощи Бельгии также следует щадить.

7. Если, несмотря на соблюдение величайшей осторожности, и произойдет ошибка, то командир не будет нести ответственности.

Такова была обстановка, в какой подводные лодки должны были начать 22 февраля свою деятельность. Адмирал-штаб должен был приноровить содержание этой инструкции к смыслу разъяснения, сделанного нашим правительством американскому правительству по вопросу о нашем принципиальном толковании методов ведения войны против торговли в пределах военной зоны; однако Адмирал-штабу не представилось случая высказать свое мнение относительно практической осуществимости мероприятий, вытекавших из этого разъяснения.

Существенным минусом для успешности подводной войны являлось то обстоятельство, что вся перевозка грузов на зафрахтованных нейтральных судах осуществлялась в пользу неприятеля совершенно беспрепятственно, и общий итог потопленного тоннажа, в котором мог выразиться успех подводных лодок, понижался из-за этого по меньшей мере на одну треть. Примерно в этой доле и выражалось участие нейтрального судоходства в торговом обороте Англии. Первоначальная [342] тревога нейтральных стран совершенно исчезла, потому что положение дел в объявленной нами военной зоне, в связи со сделанным разъяснением Америке, не могло быть таким опасным, каким оно грозило стать в первое время.