Пэн Чжэнь обрадовался и вместе с У Ханем попытался отбить политическую атаку Яо Вэньюаня, переведя разговор о пьесе в академическое русло. 15 ноября в приложении к столичной газете «Гуанмин жибао» («Свет») У Хань опубликовал ответ на критику шанхайского журналиста, указав на некоторые фактические неточности в публикации «Вэньхуэй бао». «Я не боюсь критики со стороны Яо Вэньюаня, — написал У Хань, — но мне кажется, что такая псевдокритика, сопровождающаяся ошибочным навешиванием ярлыков, такой стиль поведения — неправильные. Кто [после этого] осмелится что-либо писать, кто осмелится заниматься историей?»¹⁶⁵

Прочитав ответ, Мао всю ночь не мог уснуть. Пэн Чжэнь и Пекинский горком, контролировавшие центральную прессу, явно не желали сдаваться. Борьба обострялась. «С Пекинским горкомом ничего нельзя было поделать», — вспоминал Мао позже¹⁶⁶.

А Дэн, не догадывавшийся о том, с кем на самом деле они взялись бороться, продолжал играть со своим другом в бридж. Бедный профессор, правда, не мог сосредоточиться на игре и все время печально вздыхал. Но Дэн успокаивал его: «Профессор, не вздыхай ты так; ко всему нужно подходить с оптимизмом; ты что думаешь, небо может обрушиться? Мне нынче шестьдесят один год. С того времени, когда я начал участвовать в революции, и до сегодняшнего дня мне пришлось пережить много житейских бурь, бывало муторно на душе. Из этого я извлек опыт… Надо смотреть в будущее. Когда устремляешь взгляд в будущее, всё можно сделать, со всем можно справиться. А уж если мы призываем тебя ориентироваться на будущее, то ты можешь быть спокоен!»¹⁶⁷

Через пять дней Председатель получил еще более сильный удар: пекинцы сами пошли в контратаку. Все то же приложение к «Гуанмин жибао» объявило: «Безобразный опус Яо Вэньюаня не соответствует [духу движения] „пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ“»¹⁶⁸. После этого заведующий отделом пропаганды Пекинского горкома в ответ на вопрос главного редактора муниципальной газеты «Бэйцзин жибао» («Пекинская ежедневная газета»), что ответить корреспонденту «Вэньхуэй бао», интересовавшемуся, почему в Пекине не перепечатывают их статью об У Хане, рассмеялся: «Скажи ему в ответ, какая у нас сегодня погода! Ха-ха-ха!»¹⁶⁹ Поразительная политическая слепота!

Цзян Цин захотела встретиться с генсеком и, увидев как-то на приеме одной иностранной делегации Чжо Линь, подошла к ней. «Вот уже много лет, — сказала она, — как в кругах работников литературы и искусства игнорируют курс, указанный председателем Мао. Я надеюсь при встрече с Дэн Сяопином обсудить серьезные проблемы, существующие в кругах работников литературы и искусства». Чжо Линь передала эти слова Дэну, но тот и не подумал пригласить к себе Цзян Цин. Более того, заметил в одном разговоре: «Поскольку новых хороших спектаклей имеется немного, могут идти и старые. За реформу классической драмы я голосую обеими руками, однако сам я ее не люблю»¹⁷⁰.

В конце концов в дело вмешался Чжоу Эньлай. 26 ноября он позвонил Пэн Чжэню и рассказал о роли Мао Цзэдуна в публикации статьи Яо Вэньюаня¹⁷¹. Только тогда «Жэньминь жибао» перепечатала злобный пасквиль, правда, со своим комментарием, в котором объявила о развернувшейся полемике между учеными. (Произошло это только 29 ноября.)

После этого У Хань, подавленный критикой, перестал приходить в клуб, но Дэн все еще надеялся, что гроза пройдет стороной. А потому то и дело заводил разговор о старине У с другими партнерами по бриджу. «Отставка профессора еще не отменена, — острил он. — Когда она будет отменена, он, слава Богу, опять придет играть в карты». И еще: «У Хань не обязательно должен быть связан с Пэн Дэхуаем. К вопросу об У Хане это не относится»¹⁷². Не собирался капитулировать и Пэн Чжэнь. В декабре 1965 года он сказал У Ханю: «В том, в чем ты ошибался, — признайся открыто, но, если считаешь, что прав, — стой до конца. Отстаивай правду, исправляй ошибки»¹⁷³.

Между тем Мао отнюдь не желал успокаиваться. Он использовал статью об У Хане для перевода движения за «социалистическое воспитание» на новый уровень: по его собственным словам, эта статья послужила «сигналом к великой пролетарской культурной революции»¹⁷⁴.

Через два дня после публикации он уехал из ставшего ему ненавистным Пекина, находившегося в руках «черной банды» Лю, Дэна и Пэн Чжэня, в вотчину леваков Шанхай, где сам воздух казался пропитан радикализмом. А через несколько дней уже в хорошем настроении отправился в уютный Ханчжоу, где на берегу тихого озера Силиху смог наконец немного расслабиться: теперь всё разворачивалось по его сценарию.

Через десять дней, однако, он вновь был в пути. На месте ему не сиделось. Хотелось бурной активной деятельности. Он вернулся в Шанхай, где провел новое расширенное заседание Постоянного комитета Политбюро, после чего опять на несколько дней завернул в Ханчжоу — там его ждали Чэнь Бода, Кан Шэн и другие близкие ему люди, прибывшие сюда обсудить дальнейший план кампании против У Ханя. После этого съездил в Лушань, посетил Кантон и Наньнин, а после Нового года вновь вернулся в Ханчжоу. В начале же февраля 1966 года через Чаншу приехал в Учан¹⁷⁵.

А в это время Дэн вместе с двумя другими членами Постоянного комитета Политбюро, находившимися в Пекине (Лю Шаоци и Чжоу Эньлаем), принял за основу выработанный «группой пяти по делам культурной революции» «Доклад о ведущейся ныне научной дискуссии». Документ был компромиссным. С одной стороны, в нем говорилось, что «критика драмы товарища У Ханя „Разжалование Хай Жуя“… представляет собой грандиозную битву марксизма-ленинизма и идей Мао Цзэдуна с буржуазными воззрениями в области идеологии», с другой — отмечалось, что «надо придерживаться таких принципов, когда сущность явлений ищут в реальных фактах, а перед истиной все равны; нужно убеждать доводами; нельзя, подобно ученым-сатрапам, безапелляционно решать всё и диктовать свою волю другим… Необходимо и разрушение, и созидание (без созидания не может быть и настоящего, окончательного разрушения)»¹⁷⁶.

После этого Пэн Чжэнь и еще три члена группы (Кан Шэн, Лу Динъи и У Лэнси) отправились со своим «Докладом» к Мао в Учан. Тот принял их в гостинице «Дунху» на берегу одноименного озера 8 февраля. «Доклад» ему, разумеется, не понравился, но до поры до времени он не хотел раскрывать карты. «Вы сами выработайте решение, — сказал он. — Мне нет нужды его смотреть»¹⁷⁷. И, немного помолчав, добавил: «Вернемся к этим вопросам годика через три»¹⁷⁸.

Это была ловушка, но Пэн, Лу и У подумали, что Мао одобрил их тезисы. И с легким сердцем в сопровождении секретарей и телохранителей после разговора с Председателем сразу же отправились в букинистические магазины¹⁷⁹: Учан и Ханькоу славились ими на весь Китай. А через несколько дней с их подачи ЦК принял тезисы «Доклада о ведущейся ныне научной дискуссии» для распространения (правда, под грифом «совершенно секретно»).

Вот тут-то Мао и начал действовать. В середине марта уже в Ханчжоу он созвал расширенное совещание Постоянного комитета Политбюро, на которое пригласил Лю Шаоци и Чжоу Эньлая (Дэн в то время находился в инспекционной поездке на Северо-Западе), а также первых секретарей провинций, автономных районов и городов центрального подчинения. В совещании приняли участие и ряд работников ЦК. То, что они услышали, удивило многих из них. Мао не только обрушился на Пэн Чжэня, У Ханя и У Лэнси за пропаганду буржуазной культуры (последнего он даже назвал «полумарксистом»), но и призвал развернуть классовую борьбу во всех высших, средних и начальных учебных заведениях по всей стране: «В настоящее время большую часть высших, средних и начальных учебных заведений монополизировала интеллигенция, вышедшая из среды буржуазии, мелкой буржуазии и помещичье-кулацкого класса… Это серьезная классовая борьба… Может появиться ревизионизм, ревизионизм исходит именно от этих людей… Надо, чтобы на смену пришли люди молодые, не отягощенные эрудицией (?!), но стоящие на твердых позициях, имеющие политический опыт, решительные… В истории всегда узаконивалось то, что прежде признавалось незаконным… В настоящее время реакционным является то, что не допускает развертывания активности людей, ограничивает их в стремлении совершить революцию… Сейчас всем позволяется требовать самостоятельности, требовать ее у бюрократов… Пусть студенты… шумят… Нужно, чтобы студенты свергли профессоров»¹⁸⁰.