Вещей я много не брал, пару маек и штанов, но все они были слишком «подросткового стиля», в таком на работу идти совесть не позволяет. Открываю шкаф Максима. Хоть он тоже подросток, но стиль у него сдержанней, чем у меня. Макс бы никогда в жизни не надел на себя тряпку кислотного цвета. Вообще, вещи у него слишком монотонные и пастельные. Очень стильные и безупречно сочетаются с его спокойным и уравновешенным характером. А вот и мой любимый шерстяной свитер, цвета молочного шоколада. Прикосновение мягкой шерсти, такое приятное и легкое, будто тебя гладят ласковой рукой. Это мама ему на день рождение подарила, свитер был брату к лицу, только он так не считал и редко его носил. Зарываюсь с носом в эту прелестную ткань, на которой этот аромат… его аромат. К горлу подкатывает ком. Это сложно, но я сильней боли. Выбираю джинсы поуже, я здорово истощал, теперь всё на мне висит.

Одевшись, разглядываю свое отражение в зеркале. Немного изменился. Лицо вытянулось при похудении, под глазами темные круги, а светло-русые волосы заметно потемнели. В самих глазах поселилась тревога и тоска. Я слишком устаю, чтобы следить за своей внешностью. Отворачиваюсь от зеркала, ну, и черт с этим, я прекрасен. Мне пора.

***

– Софи, стой смирно, – просит мать, уже минут пятнадцать пытаясь словить сестру, пока безрезультатно. – Так, милая, мне нужно намазать тебе носик пахучей мазью.

– Что еще за мазь, мам? – Я уже давно готов, и мне реально надоедает ждать в коридоре этих дам.

– Мазь защитит её кожу от обморожения и шелушения.

– Какое обморожение? На дворе плюсовая температура, солнышко улыбается и птички поют! – логично заключил я, взглянув в окно. Вот мать даёт.

– Сын, это бесполезно, – сказал отец, спускаясь с лестницы, – я уже четыре года с ней воюю.

– Между прочим, у Макса в её возрасте была аллергия, так что я переживаю за своего ребенка.

Мы с отцом тактично промолчали, так как Софья – это полностью наша девочка. И внешностью она пошла в нашу семью. И, вообще, невооруженным взглядом можно понять, чья она сестра. От Макса здесь только уши. И то не факт.

Смотреть на природу и видеть ее – не одно и то же. Можно часами бесцельно бродить по парку или лесу, так ничего и не осознать. Всё-таки ребенок и взрослый человек – это катастрофическая разница. Выйдя с Софьей на прогулку, я не переставал поглощать чипсы и запивать это дело колой. А вот малышка сразу пошла исследовать окружающий мир. Вот, она залезла на пенёк, вот, играется в зарослях кустарников, а вот и бабочка прилетела, и она так искренне этому радуется. Она столько открытий сегодня для себя сделала: новые приключения, новые звуки, новые краски, а я что? А я просто набил желудок нездоровой пищей. Вот и вся разница. Похоже, взрослея, мы перестаем искать радость в обычных повседневных вещах, пытаясь эту радость создать для себя штучно.

– Вова!

Внезапно, это маленькое чудо убежало навстречу какому-то «Вове». Я, естественно, погнался за ней.

– Софи, стой! Какой еще Вова?

И, не дождавшись ответа, я увидел, как Астахов ловит малую налету и они двое такие веселые и радостные, что у меня чуть челюсть не отвисла.

– Это, с каких пор вы знакомы?

– Вова, папин друг.

София нежно чмокнула Вову в щеку, а тот не переставал улыбаться. Кажется, при виде малой он расплылся в лужице счастья.

– Значит, папин друг?

– Сонь, а поди-ка и понюхай, как пахнет вот тот синий цветочек, – показал в сторону Астахов, отвлекая Софи, и бережно опустил сестру. Она мигом метнулась исследовать новые открытия.

Я откровенно офигел. Если при Соне я старался скрыть свои эмоции, то теперь грех не выпустить пар.

– В рот мне ноги. Что это было?

– Тише! Она может услышать.

Вова шикнул на меня, будто я вообще какой-то левый человек с улицы, а он её отец. Я и сам знаю как вести себя со своей же сестрой. Тем более, она сейчас занята другими вещами: через увеличительное стекло рассматривает муравья.

– Аристарх один раз привел Софью в компанию, не с кем было оставить. Так эта малая перевернула там всё верх дном. – Эти воспоминания приятны Вове, это заметно по сдержанной улыбке. – Так мы и познакомились, она нарисовала котика на квартальном отчете, представляешь?

И он так искренне засмеялся, что я не смог удержаться и улыбнулся в ответ. Он как солнце сейчас.

Так мы прогуляли до самого вечера и просто разговаривали ни о чем. Сидели в кафе и ели мороженное, сходили в парк покормить уточек и, когда солнце село, мы просто любовались закатом на лавке. Соня не переставала бегать вокруг нас и носила всяких насекомых, которых только могла отыскать.

Кажется, мне хорошо и спокойно. Кажется, я нашел, наконец, то, что мне нужно было. То, зачем я сюда вернулся. То, что я не смог обрести там – это покой и уют. Меня так замучила эта желтая пресса, которая считала своим личным долгом опубликовать всякую гадость про нашу группу и мои отношения с Максом, меня достали вечные нескончаемые сплетни на наш счет, меня измучила тоска и депрессия, скрываемая за вуалью известности и успеха. Я уже давно не чувствовал себя частью того мира. Это не мой мир. Это мир Макса. Это полностью его заслуга. Это его талант и его усилия. Это его песни и музыка. Это всё его и даже я. Но, если и я его, то я получается – красивое приложение? Получается, я не разделяю с ним всё, я и есть часть того.

– Как красиво…

Вова сидел рядом и смотрел куда-то вдаль, на горизонт. Такой спокойный и нежный. Сейчас он совершенно не похож на строгого директора и колючую занозу в заднице. Пропал тот оскал, делось куда-то то беспокойное состояние, лицо будто расслабилось, и он просто наслаждался. Я взглянул на него с другой стороны, он открылся для меня новым человеком. Я понимаю, что больше не могу на него злиться. У меня в душе больше нет той обиды и скрытой злобы. Я не прощал его, я не забыл, я просто не обнаружил в себе негативных эмоций на этого парня. Меня будто просветлило, и я очнулся.

– Почему ты работаешь на отца? У тебя ведь свой есть?

Он засмеялся и кинул утке добавку к ужину.

– Нет, ну, серьезно? Твой папаня шишка еще тот. Он не против, что ты работаешь у его коллеги?

– У его конкурента, – поправил парень.

– Конкурента? Ну, значит, конкурента.

– Против, конечно. Но его больше никто не спрашивает.

Вова заметно напрягся. Теперь он кидал не еду утке, а еду в утку.

– Я не понимаю. Может, объяснишь?

– Это сложно. У нас случился конфликт. Он у меня еще тот диктатор…

– Ну, да, я помню на чье место пришел в группу.

– Пришел? Ты поставил всех перед фактом.

Мы опять смеемся, здорово.

– Он тебя заставил уйти, я помню.

– Да, но тогда это еще были цветочки. Настоящие бутоны выросли пару лет назад, когда я закончил учебу в Лондоне.

– Ты учился в Лондоне?

– Да, отец настоял.

В этом мы с ним похожи. Мы оба – заветная мечта наших папочек на светлое продолжение их бизнеса. Но, хвала богам, мой отец понял и принял мое решение. А вот Вове повезло меньше.

– И ты пошел в компанию отца, чтобы позлить своего папаню? Ну, ты голова.

– Не совсем так. Аристарх честный мужик, это видно по отчетам и документации. Он не скрывает свои доходы и добросовестно платит налоги. Он действует открыто и ничего не скрывает. Мне нравится его политика и меня устраивают рабочие условия. А мой отец занят совершенно нелегальным делом – вот тут наши мнения с ним и разошлись.

Я вижу, как ему неприятна эта тема, но он достойно себя ведет. Я бы на его месте давно бы уже себя послал. Я не обязан делиться с кем попало своими секретами, но Вова слишком утонченных манер. Как я сразу не догадался, что у него лондонский закал. Это ведь так очевидно: грациозность, умение держать всё под контролем, воспитание… да он просто воплощение живого идеала.

– Мне кажется, ты слишком много думаешь и переживаешь. Я прав?

Он поворачивается ко мне лицом и наши взгляды пересекаются. Он смотрит как-то странно, будто разглядывает мои черты лица. Не спешит ответить и отвести взгляд. Его лицо в каких-то паре сантиметров от моего, я даже могу почувствовать запах его дыхания.