Глава IX
Варавва остановился, чтобы тщательно осмотреть и запомнить место, где хотел провести ночь.
Мягкая серая пыль густым слоем покрывала дорогу, ведущую в Иерусалим со смутно различимыми отсюда белыми крышами. Навстречу Варавве шла женщина с большим букетом белых лилий в руках. Бледное, прекрасное это лицо, окруженное лучезарным сиянием, Варавва видел вчера на Голгофе. Время не оставило своих безжалостных следов на этом кротком лике. В беспорочных и чудных чертах отражалось сочетание девичества и материнства, мудрости и печали, скорби и любви. Варавва замер. Царственное, неземное в облике этой женщины внушало ему желание встать перед ней на колени, но он не сделал этого, а только дрожал всем телом, благоговейно шепча:
— Это Мать Распятого.
Она медленно приближалась. Спокойные, светлые, как само небо, глаза смотрели на Варавву. Сомневающийся, мятущийся грешник лицом к лицу с Богоматерью! Яркие лучи предзакатного солнца отражались от ее белого платья и создавали ореол вокруг величавой фигуры.
Варавва с мольбой простер руки.
— Мария, Мать Иисуса, — прошептал он. — Выслушай меня. Я — Варавва, великий грешник, и если бы выбор народа был справедлив, я бы умер вчера на месте твоего распятого Сына… Говорят, твой Сын богохульствовал, называя Бога Отцом. А глупая людская молва теперь разносит весть, что Он действительно Сын Всемогущего Бога. Мария, почему ты не опровергнешь этот слух? Ты знаешь тайну Его рождения и должна была объяснить Ему опасность таких заявлений. Будь Он самый святой человек в мире, такие речи чересчур смелы. Слухи о Его Божественном происхождении, переходя от одного к другому, возбуждают страх и сомнения в человеческих душах. Еще не поздно объявить правду. Прошу тебя, сделай это!
Мария молчала.
— Почему ты молчишь? — в голосе Вараввы было отчаяние. — Ты не думаешь о последствиях распространения этой безумной молвы! Если твоего умершего Сына ошибочно признают Богом, проклятие ляжет на народ Иудеи, казнивший Его. Израиль будет презираем всем миром за то, что отверг Мессию, все народы возненавидят нас за нашу жестокость, упрямство и неверие. Разве ты допустишь это?
По-прежнему ни слова не услышал Варавва в ответ. Взволнованный, почти теряющий сознание, он упал на колени.
— Мария, — прошептал он хрипло, — из жалости ко мне, грешнику, из чувства милосердия ко всем людям, объяви истину. Скажи, кто Отец твоего Сына?
Ее губы слегка задрожали, но она опять ничего не ответила, только подняла свои прекрасные кроткие глаза к небу.
— О женщина! Ты всегда будешь обманывать людей! — воскликнул Варавва. — Мать жестоко казненного Человека, может быть, ты задумала страшную месть и поклялась, что люди станут боготворить Того, Кого они презирали, и молиться Тому, Кого убили? Если это так, то возмездие это чудовищное, неслыханное!
В лучистых глазах появилось выражение жалости. Варавву смутил этот взгляд. Стыдясь своих прежних предположений, он снова заговорил:
— Я не хотел тебя обидеть — горе твое огромно. Но я только один из тех, кто со слезами и отчаянием будут просить у тебя ответа. Я ищу истины и утешения, как и множество таких же грешников! Если твой Сын рожден от Духа, я буду поклоняться Ему, но если Он только Человек, я буду думать о нем с состраданием, как о личности мужественной и благородной, погибшей от суда неправедного.
Вдруг Варавву охватил страх. Огненное сияние, похожее на два распростертых крыла, появилось за спиной Марии.
— Мне казалось, что я говорю с женщиной, — еле слышно произнес он, — а это — ангел!
Тень удивления проскользнула по лицу Марии. Она, видимо, не подозревала о таинственном сиянии, которое исчезло так же внезапно, как и появилось.
Наклонившись к Варавве и посмотрев в его глаза, она тихо, но твердо сказала:
— Завтра.
И неслышными шагами пошла в сторону склепа.
Завтра… В который уже раз слышал Варавва это обещание. Ему очень хотелось, чтобы завтрашний день уже настал. Но впереди была еще ночь…