— Разве цезарь не знает, что придает Агриппине столько отваги? — спросил шепотом Нерона Тигеллин.
— Право, не знаю, — ответил Нерон, — разве только, что она с самого моего детства привыкла всегда встречать во мне покорного сына.
— Нет, — сказал Тигеллин, — это потому, что Паллас держит ее руку, и потому что…
Он остановился.
— Паллас? Что такое Паллас? — сказал император. — Бывший раб — и больше ничего. Его я не боюсь! Я могу завтра же удалить его — дать ему отставку. Но что ты еще хотел мне сказать?
— Я хотел сказать моему цезарю, что если Агриппина чувствует себя сильной, — шепнул Тигеллин на ухо Нерону, — то вследствие того, что Британник жив.
— Британник! — повторил Нерон, но больше не сказал ни слова, — только лицо его стало мрачнее черной тучи.