Я так надеялась найти бусину в Храме неба, но кроме благоговейного восторга, новых впечатлений и вороха информации, ничего не нашла. Впрочем, все по порядку. Храм Неба –это место, где император молился о благополучии страны и приносил жертвы.

Я сразу попала в крытую галерею пятиметровой ширины. Когда-то по ней двигалась императорская процессия. Алтарь Неба - круглая трех ярусная терраса, обнесенная круглой оградой с четырьмя воротами. На верхней площадке террасы, куда ведут с 4 сторон лестницы, происходили церемонии жертвоприношения Небу.

Многочисленные туристы выстроились в ряд, чтобы набраться мудрости императора. Я тоже встала, мне просто необходима была сейчас толика мудрости.

Следующим и были; храм Земли, храм Солнца, храм Луны. А также, храм Цзетай и храм Юньцзуй. Храм Таньчже находился в сорока пяти километрах от Пекина и поэтому был потрачен целый выходной день, чтобы добраться до храма и все осмотреть. Раньше храм называли храмом удачи. Храмы Юньцзуй, храм Гуанцзы, храм Конфуция, чем большей храмов я посещала, тем легче становилось у меня на душе. Это был не формальный обход. Моя истосковавшаяся по любви и участию душа, отдыхала в святых стенах. Чем больше было пройдено, тем сильней становился мой дух, а силы не убывали, а наоборот прибывали. Итак, оставались еще, храм Белого облака, храм Юнхегун, храм Белой пагоды, храм Лазурных облаков и храм Лежащего Будды. Храм Лежащего Будды находился по соседству с ботаническим садом.

Я уже совсем развернулась, чтобы отправиться по этому маршруту, как вдруг вспомнила матушку Ши. Как она там?

От матушки Ши мысль моя метнулась к храму Юнхегун, где мы встретились с этой почтенной женщиной. Ведь Чжан Ли был тогда вместе со мной. Вспомнив все это, я почувствовала настоятельное желание вернуться в храм. Вечерело. До закрытия храма оставалось около часа. Я уже хотела уйти и вернуться сюда лишь в следующие выходные, как вдруг меня будто кто-то потянул за руку. И это отнюдь не было ласковым прикосновением. Пролетев четыре павильона; Тяньвандянь, Юнхедянь, Юньюдянь и Фалуньдянь, я буквально влетела в терем десяти тысяч радости Ваньфуге.

В павильоне никого не было.

Это спасло меня от изрядного стыда. Нельзя влетать в священное место как сорвавшаяся с насеста курица. Трехэтажный павильон был пуст. Лишь поскрипывал ветер где-то высоко за храмом, да Будда Митрейя безмолвно взирал на меня с высоты 18 метров. Голова его упиралась в крышу верхнего перекрытия, а грудь была на уровне второго этажа. Очень болели руки и шея. Когда невидимая сила тащила меня через павильоны, я чувствовала ее железные пальцы на плечах и шее. Я обошла весь последний павильон, но того или той, что мне нужна была, здесь не было.

Впрочем, настало время рассказать, кого я искала весь этот месяц. И чье изображение, высеченное в камне, гипсе или дереве я ищу сейчас. Я искала изображение богини Гуанин.

Я три раза перечитала письмо дедушки, прежде чем поняла, чье изображение надо искать. Помните, дедушка упоминал о старой медсестре, которая отказалась от подарка, но попросила оставить в дар мою пеленку? И все потому что старая женщина решила, что в мир пришло новое воплощение богини Гуанин. Во всех семи священных столицах я искала статуи именно этой богини. Искала я ее и здесь - в ламаистском храме «Юнхегун» имеющем зловещую историю. Однако сегодня мне было не до историй.Статуи Гуанин не было. Отчаявшись, я вышла из последнего терема и стала бесцельно бродить вокруг, не желая признавать поражение. Я еще была не готова к тому, чтобы выйти из храма и вернуться домой. И я была вознаграждена за упорство. Позади храма была выставка тибетских предметов эпохи династии Цин и выставка, посвященная тибетскому буддизму и истории Храма Ламы. В коллекции тибетских предметов были; колесо дхармы (колесо закона), колокольчики, фигурки Будды, и статуя многорукой Гуанин.

Я нашла ее. Бусина в украшении Гуанин была невзрачной и портила всю картину. Однако это была она, предпоследняя бусина из нефрита. Вокруг было тихо-тихо. Я знала, что не имею права уйти, не забрав бусину. Что-то говорило мне, что я если я не заберу ее сегодня, то завтра ее на месте не окажется. Ведь тайна Гуанин уже открыта. Выглянув наружу, я увидела, что вокруг никого нет. Только вдалеке виднелось желтое одеяние служителя. Я потянулась, чтобы снять бусину с одеяния богини, как вдруг у меня помутилось в голове. Я попала в прошлое. Ярко горели свечи, жаровня источала такой жар, что мне казалось, что еще чуть-чуть, и я просто растаю. Звучала музыка, звонил колокол, бил барабан. Вдалеке слышались взрывы смеха и крики восторга. Под звук фейерверка в Китай пришел 1929 год. Однако в храме, несмотря на обилие свечей и жаровен было сумрачно и тяжело. Вдруг по павильону пронесся вздох ветра, все свечи кроме одной погасли. Воцарился мрак. Однако монахов казалось это нисколько не смутило, они как будто ждали чего- то подобного. Их пение становилось все громче и громче, потом звук пения начал искажаться и дрожать. Стал прерывистым и вибрирующим. Как только пение монахов перекрыл посторонний звук, они все разом замолчали и, опустившись на пол, зарылись головой в колени. По стенам метались тревожные тени. Тревога нарастала. Однако было непонятно, где ее источник. Все монахи растянулись на полу и не издавали ни звука. Вдруг все звуки пропали, чтобы возвратиться ритмичным стуком, сопровождаемым подвыванием. Тень начала двигаться в такт стуку. Она вертелась все быстрей и быстрее, пока вдруг порыв ветра не распахнул двери в павильон. Человек в белом капюшоне внес огромный поднос. На подносе лежал…младенец. Сходство дополнялось тем, что где-то в стороне вдруг послышался детский плач. Зажглись все свечи, вспыхнул, чуть не опалив мне окончательно глаза, огонь в жаровне. Тень, дойдя до кульминации танца, вдруг исчезла. Монахи встали в тесный круг, пальцы их были вытянуты вверх. Поднос с младенцем был помещен на пальцы служек, а фигура в белом вдруг растворилась. Человек не ушел, он исчез. И тут началось самое страшное. Поднос упал на пол. Где-то в отдалении ребенок зашелся плачем, однако тот, что лежал на подносе, молчал как мертвый. Вдруг двое из монахов подошли с двух сторон, схватили младенца за руки и ноги и… разорвали. Остальные монахи довершили дело. Лишь приглядевшись, я поняла, что никакой это не ребенок, а фигурка, вылепленная из теста и наполненная жидкостью, напоминающей кровь. Меня замутило, но сила, притащившая меня сюда, не дала опустить веки. Монахи намазали жидкостью, которая была в тестяном младенце, место между бровями. А тестяное тело преподнесли Хозяйке всего сущего-на земле, чтобы после нового года, срединное царство ждал богатый урожай. Совершив этот ритуал монахи замерли. Минута шла за минутой, как вдруг воздух наполнился бисером из нефрита. Нефритовый снег мгновенно засыпал всю залу. А монахи в величайшем восторге возопили хвалебную песнь. Качаясь в такт пению, монахи вышли из павильона. Я попыталась последовать за ними, но не смогла. Ноги мои будто приклеились к полу, а бисер все сыпал и сыпал. Вот он дошел до талии, до плеч, до подбородка.

Через несколько секунд свет померк перед глазами. Однако я тут же очнулась. Прошлое и настоящее было перемешано и металось перед глазами, меняя павильон то в светлую, то в темную сторону. Служитель в желтом, наконец, привел меня в сознание, мой рассказ видимо испугал его так сильно, что уже через минут пять я была перед воротами павильона, створки которого резко захлопнулись за моей спиной. В руке я сжимала последнюю бусину. Служитель не стал даже ничего уточнять и спрашивать, а просто вложил бусину в мою ладонь. Через сорок минут я была дома. Заглянув в ноутбук, я прочитала о темном прошлом Юнхегуна, вот что там было написано. «Несмотря на свое название Храм Вечного Покоя (Юнхэ-гун), Ламаистский храм ранее имел весьма зловещую репутацию. До 1930 года для встречи тибетского Нового года здесь использовался ритуал «танцующего дьявола», состоящий в разрывании на части куски теста в форме младенца, внутри которого помещали жидкость, имитировавшую кровь. Много рассказов и слухов ходило в Пекине о странных событиях в Ламаистском храме, поскольку там исповедовался примитивный тибетский буддизм, В течение долгих лет таинственный храм был под запретом для жителей Пекина.»