Изменить стиль страницы

— На огороде так на огороде, — сказала Вера торопливо, выпроваживая мать. Последние слова Сергея ее не обрадовали, а, напротив, насторожили. Отчего же, считал он, знакомство получалось невеселым: оттого ли, что она, Вера, встретила его нынче неприветливо, или оттого, что сам он, узнав о ее беде, все обдумал не спеша и приехал, чтобы прекратить их отношения?

Мать постояла еще немного, оглядывала Сергея, привыкала к нему, а потом вздохнула и вышла.

— Что ты? — сказал Сергей.

— А что? — спросила Вера с вызовом, подошла к окну, стояла теперь спиной к Сергею.

— Зачем глаза прячешь?

— Чегой-то мне прятать-то их! — Вера обернулась резко, глядела на Сергея, губы сжав в презрении.

— Верка! — сказал Сергей.

Он подошел к ней, обнял ее, стал целовать ее и что-то ей говорил, а она уже не слышала его слов, и что они значили, было ей неважно, она прижалась к нему, повторяла: «Сережка, Сережка!» — и смеялась, и плакала, гладила ему руки, и все, что передумала она в последние, горькие дни о Сергее, все, что ее мучило и злило, все, что тлело надеждой и распухало в гордыне, все это улетело сейчас легким облаком и растаяло вдалеке.

— Ты все знаешь, да? Знаешь?

— Знаю.

— Ты мне веришь? Скажи — веришь?

— Верю.

— Не бросишь меня теперь? Не прогонишь?

— Что ты…

— Спасибо, Сереж, спасибо, милый, — говорила Вера с нежностью и все глядела в серые Сережины глаза, не могла утолить жажду. — Кушать хочешь? — спросила вдруг Вера. — А то, может, голодный?

— Нет, — сказал Сергей.

— Я бы скоро приготовила.

— Правда, не надо.

— Когда ты вернулся?

— Вчера вечером. Задержали нас. Я уж хотел уехать, да нельзя — я за бригадира.

— Все время, что ли, у тебя работа будет в разъездах?

— Пока в разъездах. Но работа неплохая. А потом еще на кого-нибудь выучусь, поступлю в вечерний техникум. Или заочный.

— Лучше уж на одном месте. Где твой дом, там и работать.

— Пока холостой, можно… — сказал Сергей и замолчал.

— Ну да, ты же холостой, — кивнула Вера.

Опять она вспомнила сегодняшнюю суету районной столицы, себя на пороге галантерейного магазина и Сергея напротив, в толпе, под липами, дурманящими в последние дни голову медовым запахом, и снова, размыв минутную радость, вернулось отчаяние, безысходное и оттого властное.

— Ты был сегодня в городе?

— Был.

— И по Московской улице шел?

— Шел.

— И меня не заметил?

— Ты была в городе?

— Да, была — сказала Вера. — И тебя видела.

— Почему же ты не подошла ко мне? Хоть бы окликнула…

— А потому, — в Верином голосе звучала обида, — а потому, что я сразу почувствовала, что ты рядом, а ты не только не увидел меня, но и не почувствовал, что я здесь.

— Ну, и что?

— Как что? — возмутилась Вера.

— Ну, подошла бы…

— Что же мне подходить к тебе, если ты меня даже и не почувствовал!

— Зря ты это…

— Ты даже ничего не понимаешь…

— Ну хорошо, ну, прости… Шел рассеянный, ехал к тебе, а тут, в городе, мне все рассказали…

— Хоть бы поглядел в мою сторону…

— Что-то кольнуло меня, а вот не поглядел.

— Значит, ты только вчера из Чекалина?

— Вчера.

— Вчера?

— Верк, что ты вбила себе в голову?

— А может, и не вчера? Может, в тот самый день, как ты и обещал? Но узнал обо всем, да затаился, перепугался и вот только теперь надумал показаться…

— Раньше ты мне верила…

— Раньше и ты мне верил…

— Для меня в тебе ничего не изменилось.

— Ах, так?! Значит, ничего не изменилось? Значит, со мной ничего и не произошло? Так, пустяк?.. Я-то надеялась: вот Сергей приедет — он сразу отплатит этим четверым…

— Я и приехал. Надо — так и отплачу… Но прежде нужно было посоветоваться с тобой…

— Мог бы обойтись и без советов!

— Зря ты так…

Она и сама подумала, что она зря распаляет себя, Сергей-то здесь в чем виноват? Но подумала так на мгновение и тут же устранила примирительную мысль, загнала ее в дальний уголок души, рассудила: а то как же не виноват! Если бы Сергей приехал вовремя, если бы оставил свои столбы в Чекалине, не было бы у нее нужды ходить на вечеринки, искать развлечений, и не стряслось бы с ней беды, да вдобавок ко всему сегодня в городе он опять же предал ее — не увидел, не почувствовал ее, не побежал за ней. Гневная, взволнованная стояла теперь Вера перед Сергеем, была готова выгнать его — и уж навсегда, в эти секунды она не помнила о своих горьких думах в последние дни, о своих страхах и надеждах, она на самом деле могла выгнать Сергея, а как бы все пошло дальше, ее сейчас не интересовало. Она бы тут же выгнала его, если бы заметила, что слова ее вызвали раздражение Сергея, если бы он высказал ей свою обиду, если бы губы его покривились, но Сергей стоял неожиданно робкий, подавленный, как будто бы он пришел к ней просить прощения и уже не надеялся это прощение вымолить. Внезапная Верина ненависть к Сергею стала утихать, но утихнуть совсем не смогла.

— Я отплачу, если хочешь, — сказал Сергей. — Но надо, чтоб был суд.

— Суд…

— Не считай меня трусом. Или считай кем хочешь… Но пойми, что суд лучше всего…

— А если не пойму?

— Поймешь…

— Ну хорошо. Суд — значит, суд…

И ведь она уже смирилась с мыслью о неизбежности следствия и суда как пусть мучительного, но единственного, из-за болезни матери, выхода из нынешнего своего положения. Еще вчера, думая о встрече с Сергеем, она и не собиралась просить его о мести четверым парням, напротив, она хотела уберечь Сергея от какого-либо безрассудного поступка. Сейчас же она упрямо и даже с вызовом упрекала его в нежелании рисковать ради нее, понимала, что упреки ее имеют одну цель — получить от Сергея доказательства его любви к ней и того, что любовь его осталась прежней, и это было нехорошо, противно, но поделать с собой она ничего не могла, дурное, ненасытное чувство забрало Веру и командовало ею.

— Не мог я вернуться раньше, — сказал Сергей.

— Значит, для тебя во мне ничего не изменилось?

— Ничего…

— А если бы во мне… от этого… от всего… остался ребенок? Что бы тогда сказал?

— То же бы и сказал.

— А если он и остался?

— Слушай, знаешь что, я вот тебе что хотел сказать… — Тут Сергей замолчал, а Вера, взглянув на него, заметила, что он волнуется. — Знаешь что… Мы этого с тобой не обсуждали… Но давай, как только тебе исполнится восемнадцать, поженимся. А? Если ты согласна… Я серьезно…