Жан Оливье

Викинги и индейцы

Глава I

Ниже острова мандатов река описывала величественную дугу между длинной грядой опоясанных камышами и злаками островков и холмами, увенчанными кедрами, кленами, сассафрасами (семейства лавровых, произрастает в Америке.).

Дядя Бьярни положил шершавую ладонь на плечо Скьольду:

— Здесь нам навстречу вышел вождь Виннета-ка с краснокожими людьми. Видишь, там внизу, где островная коса, находится лагерь. Лейф с женой живут выше по течению, на берегу, что по правую руку, на каменном выступе, толстом, как лемех плуга. Отсюда его еще не видно, Скьольд. Потерпи!

Мужчина ощутил под рукой, как дрожит подросток. Он догадался о скрытой живой тревоге.

— Лейф со скрелингами могли отправиться на охоту. Медвежьи следы часто заводят охотников далеко. Да и виноград созрел на холмах. Лейф, вероятно, занят его сбором. На этой земле, Скьольд, хватает дел. Мужайся, викинг! Раньше, чем наступит завтрашний день, ты сожмешь в объятиях своего брата, и все мы с любопытством и гордостью посмотрим на маленькое существо, которое должно было родиться за наше отсутствие, этого мальчика или девочку, чья кровь — слияние двух кровей. Сына или дочь Лейфа Турлусона…

Бьярни увидел, что Скьольд его не слушает. Взгляд мальчика был прикован к исполинскому силуэту Эйрика Рыжего, прислонившегося к носовой фигуре дракара — голове дракона, раскрашенной в яркие тона.

— Лейф Турлусон! Эй, викинг! Лейф! Лейф!

Могучий голос Эйрика громом прокатился по реке, поднимая крикливые птичьи стаи и разгоняя выдр и мускусных крыс, лентами скользивших по водным лугам. «Большой Змей» проплывал меньше чем в трех полетах стрелы от правого берега, но сила течения в узком месте прохода оставалась такой, что сгорбившимся на скамьях гребцам то и дело приходилось налегать на весла, борясь с быстрым потоком.

Люди прислушались, но ни единый голос с берега не отозвался эхом на зов викинга. По левую руку подступы к острову манданов были безнадежно пустынны, и утомлялись глаза от желания различить над рощами деревьев в сером утреннем свете тонкую струйку дыма, которая бы подтвердила присутствие скрелингов.

Скьольд держался в нескольких шагах от Эйрика возле борта — на своем любимом месте. С тех пор как с дракара заметили берега Новой Земли, он больше не спал. У него рябило в глазах от попыток изучить неизвестные берега, проникнуть в тайну прибрежных лесов, сосчитать богатства, накопленные в течение многих и многих веков на склонах, где сосны и березы — северные деревья — смешивались с роскошными породами, пылавшими осенним великолепием. И наконец он соприкоснулся с местами, где обосновалось первое поселение.

Так, значит, вот она, эта страна, которую его брат Лейф выбрал, чтобы жить здесь и дать начало роду, среди этих сказочных скрелингов с кожей цвета охры, о существовании которых поведали викингам Гренландии Эйрик и его спутники; страна, раздвинувшая внезапно границы мира, страна, которую скальд дядя Бьярни воспевал в просторных строфах уже успевшей прославиться саги и которая манила викингов Норвегии, Исландии и Финмарка, а также и других, великолепными побережьями, новыми ощущениями и обещанием роскошной жизни; так вот какая она, страна, где пшеница и виноград растут сами по себе!

Скьольд отказывался поддаться завораживающему пению Винеланда. Он сумеет уберечься от чар этих лесистых холмов, этой яркой листвы, этой плодородной земли, этих кишащих рыбой рек, так же как он не поддастся влиянию этих скрелингов, одна из дочерей которых поймала как в сеть душу его брата Лейфа. Он же, Скьольд, не открывал в себе никакого родства с этой мельком увиденной землей, чья жизненная сила напугала его строгий дух, тренированный терпеливой учебой. Было в этом Винеланде некое излишество, от которого у него кружилась голова. Он был уверен, что не найдет себе места в этом мире.

Верный своему обещанию, Бьорн Кальфсон Кузнец открыл ему тайную премудрость рун. Так он узнал закон магических чисел, гармонию знаков, колдовские заклинания, ведающие расположением ключей и оград, которые открывают владения знаний, но он пока был лишь на первом холме познания, за которым вырисовывались крутые пики; долго еще ему предстоит трудиться в тени своего учителя. И эта задача могла быть успешно завершена лишь среди своих, на земле, сотворенной людьми его расы. Здесь же он всегда будет лишь чужаком.

У него был тайный план: прежде чем полностью посвятить себя науке рун, вернуть Лейфа в Гренландию. Глубокая нежность соединяла его со столь непохожим на него самого братом, и ему дорого стоило то, что они были разделены почти неизвестным морем. Отправиться во второй поход Эйрика Рыжего и дяди Бьярни его вынудило не так любопытство, как потребность убедить Лейфа вернуться на землю викингов. Но убедит ли он упрямого, своевольного Лейфа, связавшего свою судьбу с Иннети-ки, дочерью скрелингов, которая прекраснее огня и снега? Он слишком хорошо знал старшего брата, чтобы не понимать, что поединок отнюдь не будет легким. За этот год Лейф стал настоящим мужчиной, отважным викингом — таким описывал его дядя Бьярни в одной строфе винеландской саги: «викинг с горячим сердцем, на чьих губах навсегда сохранятся следы пены и соли, оставленные ветрами, дующими на Западном море».

Скьольд оторвался от своей сокровенной мечты, почувствовав, как рука Бьярни сильнее сжимает его плечо.

— Вот ты и отправился снова в мир рун, Скьольд. «Большой Змей» огибает мыс, и через меньшее время, чем требуется славному викингу, чтобы осушить рог пива, нашему взору явится Длинный Дом Лейфа.

Дядя Бьярни пытался шутить, но челюсти его дрожали. Он избегал встречаться взглядом со Скьольдом.

— Дядя Бьярни, не пытайся скрыть от меня правду. Река пустынна, и ты опасаешься, не случилось ли чего с моим братом Лейфом. Вот уже ровно девять дней, как меня терзает тревога. В тот самый день, когда «Большой Змей» покидал Восточный поселок, я ощутил жжение здесь… Когда за морским горизонтом еще не скрылись крыши норманнских домов.

Он указал точку повыше сердца…

— Эти знаки не обманывают, дядя Бьярни!

Скальд не ответил. Он пристально смотрел на возвышающуюся в полумиле впереди носа дракара часть берега, где скалистый водорез смело рассекал реку напротив основания острова манданов.

— Дом Лейфа и его жены находился там наверху, верно, дядя Бьярни? Полоса деревьев с красной листвой укрывала его от ветров с реки. Мне показалось, что я видел этот пейзаж во сне.

— Не говори так, Скьольд! Полоса деревьев по-прежнему на месте, и лишь листва мешает нам видеть дом. Почему тебе бы хотелось, чтобы дом поменял место? Еще и восьми лунных месяцев не прошло с того дня, когда мы его построили, древесины для брусьев, балок и стропил было в избытке.

Он почти грубо встряхнул мальчика.

— Ты усвоил символы рун и священные знаки, но ты слишком молод, чтобы читать в невидимом мире.

Большой белоголовый орел камнем упал в реку между судном и берегом. Вода забурлила под его взъерошенными перьями. Клювом и когтями он вел непонятное сражение в пенящейся толще волны. Мгновенье спустя могучая птица тяжело летела к берегу, глубоко вонзив когти в спину молодого лосося, чей хвост дергался короткими рывками.

Скьольд взглянул на Бьярни. Каждый из них прочел в глазах другого отражение собственного беспокойства.

— Нельзя верить предзнаменованиям, Скьольд. Белоголовый орел охотится за лососем в течение всего дня.

Но ни тот, ни другой не попытались оживить разговор.

Если бы все было в порядке, Лейф, Тюркер и пять их товарищей, оставшихся в доме в Кросснессе во время первого похода, давно бы уже были предупреждены об их прибытии. Давно бы уже длинные пироги скрелингов плыли к «Большому Змею». Разве дозорные вождя Виннета-ка не стерегли день и ночь берега реки на всем ее протяжении до большого моря?

Эйрик Рыжий еще больше свесился над бортом. Дракар был уже меньше чем в четверти мили от высокого мыса.