Они уже давно свернули с обычного, утверждённого маршрута: летели через угодья захудалых фермерских хозяйств и брошенное колхозное поле, поросшее наглым бурьяном и разлапистой мать–и–мачехой. Они уже отстучали громкую чечётку по деревянному мостику над живописной речушкой–ручьём. Они уже были близко к горизонту, к печёному солнцу, оставляя за собой незасмотренные пейзажи. Выпендрёжник–каскадёр Славка вдруг отцепился от поводьев, расправил руки, как будто на носу «Титаника», и заорал:

— Я властелин мира–а–а…

Выкрутасы тут же сказались потерей скорости, и Гвидо стремительно нагнал вороного Барсика. Подчиняясь только какому–то хозяйскому рефлексу, Северинов протянул руку и ухватил преследуемого за рубаху, но остановить или перетянуть к себе лихого наездника оказалось невозможно. Тот вцепился в конскую шею, прижался и резко перевёл Барса на иноходь, так что Влас оказался впереди, а так как при этом он ни за что не хотел отпустить Славкину рубаху, то вдруг вылетел из седла, инстинктивно перекатился по земле, чтобы не оказаться под копытами Барсика, и затих. Славка же проскакал ещё по инерции почти сотню метров параллельно с высокомерным Гвидо, перехватил его поводья и остановил ход. Спрыгнул с высоты седла практически по–каскадёрски и впилил к лежащему среди разноцветья и изморённой солнцем травы Власу. Тот лежал бревном, и глаза закрыты.

— Бля–а–а! — заорал Славка и бухнулся на колени рядом с предполагаемым трупом. — Влас! Ты чо? Я щас скорую, я щас, я быстро! — И свистит своему конику. Но умчаться за подмогой не получилось. Северинов вдруг мгновенно ожил, схватил парня за грудки и дёрнул на себя. Тот чуть было не вмазался лбом в подбородок притворщику, опёрся на руки и выпучил глаза.

— Какого чёрта ты сегодня ныл, что не хочешь ехать в клуб? — неожиданно зло процедил Влас. — Какого чёрта ты изображал робкого неумёху, если ты скачешь как заправский жокей? И не нужно мне рассказывать о деревенском детстве. Сейчас в деревне скакунов не разводят, только на конезаводах! Отвечай! — И держится крепко, и смотрит испытующе, и увильнуть не даёт.

— Я думал, ты умер… — жалобно и как будто с сожалением прошептал Славка.

— Не слышу внятного ответа!

— Ну–у–у… Я это… Э–э–э… — И, похоже, туманится не только речь, но и голубые глаза, и беспутое сознание парня. Славка наклоняется ниже над Власом и… захватывает его губы своими сухими губами. Целует. Всё. Влас рассыпался, распылился: период полураспада его страсти оказался слишком мал и слишком реактивен. Наплевать, откуда у мелкого такие навыки! Северинов даже удивиться не успел такой инициативе Славки, зарычал в него, оттолкнул так, что тот приземлился рядом на спину. А сам навалился на него всем своим нетерпением и вобрал в себя его мягкие губы, скользкий язык, судорожное дыхание, тонкую кожу под глазами, острый подбородок и гудящую стоном шею. Издалека никто ничего бы не заметил, только пасторальная картинка: в высокой траве мордами друг к другу стоят два жеребца рыжей и вороной масти: один презрительно смотрит на что–то вниз, другой игриво шевелит ушами и кивает горбоносой мордой, беспрестанно переступая как будто готовый вновь к лихому бегу.

— Вла–а–ас! Эге–гей! Вла–а–ас! — послышалось из рощи. Этот вполне узнаваемый голос нарушил всю идиллию и отрезвил обоих. Это Георг. Он пустился на поиски и тоже сбился с маршрута. — Вла–а–ас! Где вы, черти?

Этот голос расцепил два тела. Оба лихорадочно рукавами вытерли губы, хотя румянец и красноту все равно не скрыть. Поднялись и оба заскочили одновременно на своих скакунов. Помчались, не сказав ни слова друг другу. Теперь первый Влас, а за ним серьёзный Славка. Каша в голове у обоих, но выдохнул довольный только один.

***

Этот поцелуй на лоне природы всё испортил. Всю методу воспитания провинциального ниочёмыша. Влас впал в предпаническое состояние (если такое бывает). Не нужно было целовать парня: ощутить его на вкус — это неосторожно, испить его — это даже опасно… В то же воскресенье Влас не мог заснуть, ворочался, крутился, истерзал одеяло, не мог прогнать надоедливые мысли. Его мягкость губ, дрожащие ресницы, блестящая мокрая полоска глаза, сладкое дыхание, поддающаяся плоть — всё это мешало заснуть, свербило в мозгу, злило и душило. Вдобавок посреди этой борьбы с бессонницей Влас услышал тревожный крик, взрезающий покров ночи. Крик Славки.

Северинов мгновенно подскочил с кровати и устремился в комнату для гостей. Славка сидел, подтянув одеяло к подбородку. Глаза незряче выпучил, не шевелился.

— Ты чего? — встревоженно спросил Влас. — Чего кричал?

Парень ответил не сразу. Несколько секунд собирался с мыслями, испуганно рассматривал вошедшего.

— Н–н–ничего… Я нечаянно.

— Приснилось что–то страшное? — Влас сел на край Славкиной кровати, участливо взглянул тому в глаза, приподняв лицо за подбородок. — Ну? Расскажи.

Славка вывернул лицо из рук своего хозяина, развернулся к нему спиной и лёг в позу зародыша, укрывшись одеялом, только вихрастая макушка торчала из–под этого уютного сугроба.

— Приснилось, что я умер, — глухо донеслось изнутри. — Ты меня убил. И я в гробу, наручниками этими утрешними связанный. Ужас.

— Слав, ты меня так боишься, что ли? — Тёплый сугроб безмолвен. — Э–э–эй! Ну! Это тебе первый раз такое снится? — Славка даже башкой не кивнёт. — Ты же понимаешь, что я не причиню тебе зла. Сла–а–ав! Повернись. — Но тот замурован одеялом и не реагирует никак. Тогда Влас пододвинулся к мягкому кокону, лёг на бок и обхватил этот кулёк с трясущимся парнем внутри. — Ну? Не трясись. Ты боишься не меня, а смерти. Ночью бывает с каждым. Смерти бояться глупо: пока ты жив — её нет, когда она придёт, тебя не будет… Это не я сказал. Это Эпикур.

— Смешное имя… Кур… Ебикур. Как он с ним жил? — философски изрёк Славка из кокона.

— Придурок… — нежно ответил Влас и улыбнулся в русый затылок. — Спи. Не убью.

Так Влас и остался в постели у Славки. Сначала обнимал вместе с одеялом, успокаивая. А потом не заметил, как сам заснул. Да и как оказался под одеялом, тоже не заметил. Скорее всего Славка ночью укрыл, ведь форточка всегда открыта, а ночью прохладно.

Ночью и днём одни и те же вещи воспринимаются абсолютно по–разному. Никакого сексуального подтекста в ночи Влас не видел, когда обнимал парня. А вот утром… Хотя это, наверное, оттого, что сейчас он обнимал его не через одеяло, а непосредственно. Славка был просто оплетён руками и ногами Северинова, окутан его жаром, поэтому и проснулся рано. Лежит, тупо в стенку смотрит, своего пробуждения не выдаёт. А когда открыл глаза Влас и нервно завозился, пытаясь быть осторожным, высвободил от себя подопечного, то тот, наоборот, глаза закрыл и задышал ровно. Влас проверил, спит ли Славик, и поспешно удалился в ванную, стараясь не шуметь. А ему надо под душ. Надо что–то делать со стояком.

Ощущение растерянности и опасности, так несвойственное Северинову, нарастало. Не нужно было ложиться в его постель. Нужно вернуться к холодным схемам, через полторы недели банкет после переговоров с америкосами. Влас обещал именно там продемонстрировать преображение Славки, представить его как своего помощника. Задача такова: нужно, чтобы Славик выглядел своим среди элиты. И теперь Влас убеждал себя, что нужно сосредоточиться на подготовке к этому приёму. Придумывал задания, ставил мини–цели в воспитании. Но было трудно сосредоточиться. Мешала мысль: «Дэн прав, я к нему привязался. Спор выиграю — и нужно будет отпускать парня. А смогу ли?»

Пробежку с утра никто не отменял, правило непреложное. А на завтраке Влас и рассказал Славке о предстоящих планах.

— Задача сложная, но ты справишься, ты способный. Будешь всегда рядом со мной, выучишь несколько фраз по–английски. Прочитаешь контракт, я тебе объясню суть некоторых профессиональных понятий, в серьёзные же разговоры всё равно не придётся вступать, так как контракт уже будет подписан. В субботу свожу тебя в закрытый клуб, там приличные люди отдыхают, посмотришь за манерами. Пожалуй, научу тебя правильно с дамами танцевать, а то обжиманцы деревенские диковато будут смотреться. Узнаю, какое будет меню. Сходим в ресторан, ты исполнишь правильное поедание. Принесу тебе список музыкальных произведений, что на фуршете будут исполнять, по фотографиям познакомлю со всеми фигурантами, чтобы там челюсть не отвесил. Ну и порепетируем некоторые праздные светские разговоры. Запомни, за слово «чо» буду бить!