Изменить стиль страницы

Мэл Одом

ГРАНИЦЫ СМЕРТИ

Карен:

Ты можешь проникнуть в чье-либо сердце намного глубже, если используешь слова доброты и признательности, нежели только слова доброты.

Люблю тебя, малышка.

С благодарностью Аль Капоне

1

Детектив Мик Трэвен пробирался сквозь толпу, стараясь не терять из виду курьера. Прячась среди ночных теней, скрываясь среди банд панков в кожаных куртках, слонявшихся по улице, полицейский уже долгое время следил за ним. Внезапно курьер повернул голову и посмотрел назад, словно ощущая опасность, – поразительный инстинкт, развивающийся у человека его профессии, если ему удалось прожить достаточно долго. Шесть месяцев такой работы – это целая вечность, а парень, судя по всему, сумел продержаться гораздо дольше.

На мгновение курьер замер, словно ищейка, принюхивающаяся к утренним запахам. Худой, одетый в потрепанную одежду черного цвета с поблескивающими декоративными цепочками и застежками-молниями, он ничего не держал в руках. Компьютерные программы финансовых сделок скрыты или под одеждой, или внутри тела.

– Эй, парень, – прошипел один из панков, – почему бы тебе не отправиться на собственный угол, прежде чем мы выпустим тебе кишки на нашем?

Трэвен продолжал следить за курьером, не обращая внимания на панка.

В южном районе Далласа еще не было заметно ни малейших признаков реконструкции и возрождения города, обещанных японцами. Темные, неосвещенные улицы, усыпанные отбросами и всякой мерзостью, были скорее правилом, чем исключением. Протянувшиеся тени казались длинными и угловатыми, на их фоне местами тускло поблескивали осколки бутылок и мятые жестянки, так что казалось, будто на потрескавшихся тротуарах под рваными, гниющими навесами расстелили огромное лоскутное одеяло. Вдали, среди невысоких зданий, возвышались силуэты небоскребов. Неоновая реклама вспыхивала и гасла на бетонных громадах, принадлежащих японским корпорациям, взлетала и спускалась по их стенам, оповещая потребителей о японских и американских товарах и услугах. По мостовым изредка проносились автомобили. Ржавые машины, заправленные горючим кустарного производства, тащились, чихая и грохоча, разбрызгивая по асфальту темные капли суррогата машинного масла, приобретенного на «черном рынке». Сверкающие спортивные автомобили с высокопоставленными служащими корпораций ползли вдоль тротуаров, и из них с любопытством смотрели люди, приехавшие поглазеть на городские трущобы.

Ссутулившись, словно ощущая опасность, но не видя ее, курьер пошел дальше. Его шаги стали шире, он почти бежал.

Трэвен не двигался, ожидая, что курьер внезапно обернется. Он знал: курьер обязательно проверит, не преследуют ли его. Такое в практике полицейского случалось достаточно часто.

– В чем дело, ублюдок? – осмелел панк. – У тебя плохо со слухом? – Остальные члены банды дружными возгласами поддержали эту демонстрацию мужества.

Обернувшись, Трэвен широко улыбнулся панкам, но улыбка была всего лишь механическим движением мышц лица. Глаза детектива казались осколками льда. Панки, находившиеся в состоянии наркотического опьянения, не ощущали реального мира и жили в созданном их воображением призрачном окружении. Они могли не заметить холодного взгляда полицейского, поэтому Трэвен показал им сталь пистолета, достав руку из кармана в тот самый момент, когда рослый панк подошел к нему вплотную. Это был СИГ/Зауэр десятимиллиметрового калибра, сконструированный без подвижных наружных деталей и стреляющий безгильзовыми патронами. В сумраке темной улицы короткий ствол пистолета показался одиннадцати панкам – девяти парням и двум девушкам – чем-то вроде металлического прута, пока детектив не поднял руку и дуло не уставилось высокому парню прямо в лицо, покрытое татуировкой, напоминающей ту, что украшала лица членов японских преступных группировок – якудзи. Когда японцы предложили американцам план экономического возрождения разоренной страны, приезд яков, разумеется, не предусматривался, однако гангстеры просочились в Даллас и другие крупные города так же уверенно и неотвратимо, как японские иены.

Волосы панка были окрашены в цвет платины, а посередине головы образовывали гребень, но уже розового цвета. Кольцо в носу ничем не отличалось от тех, что были нашиты на его куртку. В маленьких, свиных глазках внезапно промелькнуло что-то похожее на интеллект. Он медленно убрал уже протянутую в сторону Трэвена руку.

Полицейский разгадал настроение банды, почувствовал внутреннее ожидание и нетерпение ее членов. Искусственно повышенный уровень адреналина превратил их в животных, жаждущих крови – не важно чьей. Трэвен чуть-чуть повернул ствол пистолета, все время широко улыбаясь.

– Здесь двадцать патронов, и лишь расстреляв все, мне понадобится вставить новую обойму, – спокойно произнес он. – Когда рассеется дым, многие из вас окажутся мертвыми.

Огромное мускулистое тело, обтянутое черной кожаной курткой, отодвинулось. Трэвен опустил руку с пистолетом, спрятав его в кармане плаща, и возобновил преследование.

Мокрые снежинки кислотного снега опускались на город, превращаясь на своем пути в кислотный дождь. Тротуары, мостовые и бетонные стены зданий казались покрытыми черным льдом. Накопившаяся грязь образовывала скользкое месиво под ногами. Свет фар проезжающих автомобилей превращал все попадавшее в их лучи в бесцветные тени.

Трэвен спешил, пробираясь среди пешеходов. Здесь всем когда-либо приходилось бежать. Идущие по улице понимали, что для этого могут быть самые разные причины: или ты должен кому-то деньги, или что-то украл, или увидел нечто, чего не следовало замечать. Того, кто не смог вовремя спастись бегством, ждала смерть.

Он сжимал в кармане твердую рубчатую рукоятку СИГ/Зауэра. На улице оружие служило залогом выживания. Трэвен задействовал микрокристалл связи, вживленный в мозг, и переключился на сеть ближнего действия, которой они пользовались для этой операции.

– Ковальски? – позвал он, едва шевеля губами, так что его слышал только тот, к кому он обращался.

– Слушаю. – Слабый голос словно прозвучал у него в мозгу.

– Он исчез. – Трэвен сделал шаг в сторону, уступая дорогу трем женщинам, одетым в черную кожу и кружева, демонстрирующим груди и бедра, увеличенные с помощью хирургических операций. Он даже не посмотрел на их лица – и так ясно, что они староваты для своей профессии. Всем троим за двадцать пять, и они привлекали клиентов скорее опытом, чем притворной невинностью. Более молодые девушки принимали мужчин в фешенебельных квартирах и частных особняках, им не приходилось прибегать к противокислотному макияжу и подвергаться постоянной опасности.

– Я вижу его.

Трэвен узнал голос. Он принадлежал Чеймберсу, самому молодому участнику операции.

– Где он? – Трэвен остановился под полосатым навесом ломбарда, пытаясь сориентироваться. Три бронзовых шара над дверью отбрасывали тень на витрину, закрытую массивной решеткой. За стеклом виднелись музыкальные инструменты, искусственные конечности, детали компьютеров. Пожелтевшая, в пятнах, табличка «Покупаем, продаем, меняем», прикрепленная клейкой лентой в верхнем углу витрины, чуть шевелилась от сквозняка.

– В переулке за баром «Биг Боппер». – В голосе Чеймберса чувствовалось беспокойство.

Трэвен истолковал это как проявление волнения, а не страха или чрезмерной осторожности, и его охватила неуверенность. Если бы под рукой были более опытные агенты, Чеймберс не оказался бы включенным в состав группы. Парню следовало еще многому научиться. Однако проблема заключалась в том, что Чеймберс достиг такого момента в своей карьере, что ему следовало начать приобретать практический опыт или предстояло пасть жертвой преступников.

– Осторожнее, Джонни. Поддерживай с ним визуальный контакт и не приближайся без крайней необходимости.