Изменить стиль страницы

– Девочку зовут Эйла. – Шаман произнес ее имя медленно, чтобы его могли расслышать как люди, так и духи.

Иза обернулась к соплеменникам. То, что Эйлу взяли в Клан, удивило ее не меньше, чем всех остальных. От радости у нее сильно забилось сердце. «Теперь она стала моей дочерью, моим первым ребенком, – пронеслось в голове у Изы. – Когда дитя получает имя и становится членом Клана, на руках его держит только мать. Неужели прошло только семь дней, как я нашла ее? Думаю, что так, но лучше спросить у Креба. Кто же еще может стать ее матерью, если не я?»

Все члены Клана, проходя мимо Изы, державшей Эйлу на руках, кто как мог повторяли имя девочки. Наконец Иза повернулась к магу. Он вновь воздел к небу глаза и призвал духов. Все в ожидании замерли. Ощущая устремленное на него внимание, Мог-ур медленным жестом, который еще сильнее распалял любопытство, отщипнул кусочек красной пасты и начертил ею на ноге девочки красную полосу прямо поверх одного из ее шрамов.

Что бы это значило? Что это был за тотем? Клан терялся в догадках. Шаман вновь обмакнул палец в пасту и провел им поверх второго шрама. Эйла почувствовала, что Иза дрожит. Бран, стиснув зубы, уставился на чертившего третью полосу мага, но тот избегал его взгляда. Когда же был сделан последний штрих, у Клана не оставалось сомнений, чей это был знак, только никто не мог в это поверить. Все же тут было что-то не так. И, глядя Брану в глаза, Мог-ур сделал заключительное движение:

– Дух Пещерного Льва, под твою защиту отдается девочка по имени Эйла.

После этих слов развеялись последние сомнения. Мог-ур повесил амулет девочке на шею; его соплеменники тем временем никак не могли прийти в себя от удивления. Разве такое возможно, чтобы у девочки был сильнейший из мужских тотемов? Пещерный Лев?

Взор Креба, устремленный на суровый взгляд Брана, был неумолим. Всего мгновение длилась невидимая схватка двух волевых людей. Мог-ур знал, чем грозит покровительство Пещерного Льва для девочки, хотя для нее иметь такой сильный тотем было совершенно невероятным. Однако маг лишь подчеркнул отметину, которую сделал сам Пещерный Лев. Бран никогда не расспрашивал брата об откровениях, но сейчас почему-то ощущал какой-то подвох. Хоть ему это и не нравилось, но пришлось смириться, поскольку он еще никогда не видел более явного подтверждения тотема. Он первым отвел глаза, но радости при этом отнюдь не испытывал.

Бран и так едва согласился принять девочку в Клан, а теперь еще ее тотем – это было уж слишком. Все, что выходило за общепринятые рамки размеренной жизни Клана, Брану было не по нутру. «Больше никаких отклонений не будет, – решил он. – Пещерный Лев или не Пещерный Лев, но девчонка стала членом Клана, а значит, обязана жить по его правилам».

Иза была потрясена. Продолжая держать ребенка на руках, она покорно склонила голову. Раз Мог-ур так сказал, значит, так и есть. Она знала, что у Эйлы сильный тотем, но чтобы Пещерный Лев? Только теперь Иза до конца осознала случившееся. «Без сомнения, женщина с таким сильным тотемом никогда не найдет себе спутника жизни», – думала она, утверждаясь в решении обучать Эйлу целительной магии, чтобы та имела личное положение в Клане. Креб дал девочке имя и открыл тотем, а целительница взяла на себя заботы о ней. «Разве этого не достаточно, чтобы считать Эйлу своей дочерью? Родить ребенка – это еще не все». Тут Изе пришла мысль о том, что в скором времени она может вновь предстать перед Мог-уром с ребенком на руках. Она, которая так долго была бездетной, станет матерью сразу двоих детей.

Все в Клане, вне себя от изумления, бурно жестикулируя, делились впечатлениями. Иза безотчетно прошла на свое место, не переставая быть мишенью удивленных взглядов женщин и мужчин. Невзирая на приличия, они продолжали пялить на нее глаза, и более всех один из них.

Взгляд Бруда исторгал столько презрения, что Иза испугалась за малышку и постаралась прикрыть ее от злого глаза. Юноша больше не привлекал к себе внимания. Был забыт его отважный подвиг, который закрепил за Кланом новую пещеру, а также его великолепный танец и то, с какой стойкостью он перенес боль, когда Мог-ур вырезал на его теле знак тотема. Обеззараживающая целебная мазь жгла ему рану сильнее ножа, но никто даже не замечал, как мужественно он претерпевал боль.

Его вообще никто не замечал. Обряды посвящения проходили довольно часто. Ими никого нельзя было удивить. Другое дело – потрясающее известие о тотеме девочки. Бруд уже слышал, что кто-то предлагал ей войти в пещеру первой, дескать, потому, что она сама ее нашла. «Пещерный Лев так Пещерный Лев, ну и что с того? – раздраженно размышлял Бруд. – Разве она убила зубра? Этой ночью героем должен быть я». Бруд находился бы в гуще событий, принимал бы восторги и поздравления Клана, если б ему не перешла дорогу Эйла.

Иза поспешила с девочкой к лагерю, а Бруд, проводив их недобрым взглядом, переключил внимание на Мог-ура. Скоро, очень скоро он станет участником тайного мужского ритуала. В чем он состоит, Бруд не знал, но слышал, что ему предстоит впервые познать истинную память. Это станет последним этапом его посвящения.

Добравшись до ручья, Иза торопливо скинула накидку, достала деревянную чашу и красную сумочку с сушеными кореньями, наполнила чашу водой и направилась к костру, который взметнул языки пламени ввысь, после того, как Грод подкинул в него дров.

Когда целительница во второй раз предстала перед магом, на ней, кроме амулета и испещрявших тело красных полос, ничего не было. Большой круг подчеркивал наполненность ее живота. Два маленьких подчеркивали контуры грудей; от вершины каждой из них вверх шли линии, которые сходились за плечами на спине в форме буквы «V». Подобными кругами были обведены ягодицы. Помимо того, на теле красовались загадочные знаки, служившие ей и мужчинам защитой. Участие женщины в ритуале считалось опасным, но в данной церемонии ее присутствие было необходимым.

Иза находилась так близко к Мог-уру, что могла разглядеть бусинки пота на его лице, – он стоял напротив костра в тяжелой медвежьей шкуре. Маг подал едва уловимый знак, и она, подняв чашу, повернулась лицом к Клану. Это была очень старая чаша, которую применяли исключительно для этого обряда. Множество лет назад женщины-целительницы вырезали ее из сердцевины дерева и любовно отшлифовали шершавыми камнями. Окончательную зеркальную гладкость придали путем обработки грубыми стеблями папоротника. От долгого употребления чаша покрылась белесым налетом.

Иза взяла в рот пригоршню кореньев и принялась разжевывать грубые волокна, стараясь не проглотить ни капли слюны. Наконец она выплюнула мякиш в чашу с водой и помешала раствор, который окрасился в молочно-белый цвет. О могущественных свойствах этого корня знали только целительницы из рода Изы. Растение было хоть и редкое, но довольно известное, и его свежевыкопанные корни обладали невыраженным дурманящим действием. Его сушили по меньшей мере два года, вешая корнем вниз в отличие от большинства других трав. Хотя готовила снадобье женщина-целительница, пить его должны были исключительно мужчины.

Вместе с эзотерическим знанием свойств растения, которое передавалось целительницами от матери к дочери, рассказывалась и старинная легенда о том, что некогда это растение применяли только женщины. Однако мужчины похитили у женщин церемонии и ритуалы с его использованием, строго-настрого запретив слабому полу употреблять этот корень. Не могли они украсть только секрет его приготовления. Целительницы были не склонны посвящать в него кого-либо, кроме своих прямых потомков по женской линии, и эта преемственность уходила в глубокую древность. Даже теперь напиток давался только взамен чего-нибудь такого же ценного.

Когда все было готово, Иза кивнула Гуву, и тот вышел вперед с чашей дурманного чая, который обычно готовился для мужчин, но на сей раз предназначался женщинам. После торжественного обмена чашами мужчины удалились в малую пещеру.

Оставшись наедине с женщинами, Иза каждой поднесла дурманный чай. Сама целительница часто использовала подобный настой для снятия или притупления боли, а также для сна. Несколько иначе приготовленный, он действовал успокаивающе на детей. Женщины могли по-настоящему расслабиться, лишь когда им не докучали дети. А такое бывало, если те находились во власти сна. Поэтому в редкие дни, когда женщинам даровалась возможность участвовать в церемонии, Иза обеспечивала малышам крепкий сон.