— Я всего лишь рабыня, — сквозь слезы ответила Алейна.

— Заступись за меня! — умоляла Зина. Алейна в ужасе посмотрела на Хассана.

— Пощадите ее, господин! — пролепетала она. — Я прошу вас.

— Выйди из шатра, или тебя выпорют, — сказал Хассан. Алейна выскочила на солнце.

Девушка ползала по шатру, затравленно глядя в безжалостные лица разбойников. Затем, крепко сжимая в маленькой ладошке золотой диск, она вскочила на ноги.

— Ты не сделаешь этого, Хассан!

— Убирайся из лагеря, — сказал он.

— Я погибну в пустыне!

— Убирайся!

— Оставь меня в качестве рабыни!

— Разве ты не свободная женщина?

— Умоляю, Хассан, оставь меня как рабыню!

— Но ты же свободна.

— Нет! — разрыдалась она. — В глубине души я всегда была истинной рабыней. Я только делала вид, что свободна. Отстегай меня за это! Я не носила ни ошейника, ни клейма, но я настоящая рабыня! Я это скрывала!

— Когда же ты об этом догадалась? — поинтересовался Хассан.

— Когда изменилось мое тело, — ответила Зина, потупив взор.

Разбойники засмеялись.

Я посмотрел на девушку. Выглядела она соблазнительно. Не исключено, что из нее действительно выйдет неплохая рабыня.

Она стояла перед Хассаном в свободной, расслабленной позе, чуть отставив в сторону левую ногу и вывернув бедра, демонстрируя ему свою прелесть.

— Я признаюсь тебе, Хассан, в том, в чем не признавалась никому. Я — рабыня.

— По закону ты свободна.

— Сердце главнее закона, — ответила девушка, цитируя тахарскую пословицу.

— Это верно, — согласился Хассан.

— Оставь меня у себя.

— Ты мне не нужна.

— Нет! — зарыдала она.

— Ты мне не нужна, — повторил он и повернулся к разбойникам. — Выведите свободную женщину за пределы лагеря.

Разбойник тут же схватил ее за руку.

— Я хочу продать себя, — зарыдала Зина.

Как свободная женщина она имела на это право, хотя отменить акт продажи уже не могла, поскольку автоматически становилась рабыней.

— Я продаю себя в рабство, — объявила девушка. Хассан кивнул разбойнику, и тот отошел в сторону.

— Ты понимаешь, что говоришь? — спросил он ее.

— Да.

— На колени, — приказал Хассан. — Что ты можешь предложить?

Она протянула золотой диск тарна.

Хассан внимательно посмотрел на деньги и ответил:

— Похоже, ты — настоящая рабыня, Зина.

— Да, Хассан, уверяю тебя, я настоящая рабыня.

— Здесь гораздо больше, чем ты стоишь.

— Возьми эти деньги, — взмолилась несчастная. — Пожалуйста, возьми!

Хассан улыбнулся.

Зина глубоко вздохнула и произнесла:

— Я продаю себя в рабство.

Хассан положил руку на ее ладонь. Она зажмурилась еше крепче, а когда открыла глаза, монета была уже у него. Продажа свершилась.

— Заковать рабыню в цепи, — распорядился Хассан. В ту же секунду девушку, которая еще недавно звалась Зиной, а теперь превратилась в безымянную скотину, швырнули на живот возле позорного столба. На нее тут же надели ошейник и приковали ее цепью к кольцу на столбе. На лодыжках и на кистях рук защелкнули тяжелые замки, причем сделали это следующим образом: человек Хассана поставил ее на колени и заковал руки снизу и сзади правой ноги. Несчастная повалилась на бок. Когда приходится сковывать одновременно и рабынь, и свободных женщин, как правило, делают некоторые различия. В данном случае руки свободной женщины были скованы перед ее телом, руки рабыни — под ее правой ногой. Замысел заключался в том, чтобы поставить рабыню в более стесненное положение и создать ей большие неудобства. Это своеобразная дань вежливости по отношению к свободной женщине, привилегия, которой она будет пользоваться до того момента, пока ее саму не продадут в рабство.

— Дайте свободной женщине плеть, — распорядился Хассан.

Девушка двумя руками ухватилась за плеть, скованная рабыня не могла защищаться.

Хассан бросил золотой диск тарна в кошелек.

— Алейна! — крикнул он, и она тут же заскочила в шатер и опустилась на колени.

— Дай еще чаю.

— Да, господин.

— Не боишься, что свободная забьет ее насмерть? — спросил я Хассана.

Со стороны столба уже доносились визги и удары плети.

— Нет, — ответил Хассан.

— Рабыня! Рабыня! Рабыня! — кричала свободная девушка, нещадно хлеща скованными руками беспомощную предательницу, еще недавно называвшуюся Зиной.

Как бадто ни было, спустя некоторое время он кивнул одному из своих людей, и тот, к великому негодованию свободной женщины, вырвал у нее плеть. Рабыня валялась в пыли и жалобно причитала:

— Пожалуйста, госпожа, умоляю вас.

— Алейна, — позвал Хассан.

— Да, господин.

— Собери ветки и навоз. Разведи огонь. Хорошо прогрей железо.

— Да, господин.

— Вечером будем клеймить рабыню, — сказал Хассан.

В Тахари клеймят раскаленным добела железом, которое прижимают к бедру девушки. На теле выжигают тахарскую букву «Кеф», первую букву в слове «кейджера», что на горианском означает «рабыня».

Тахарская письменность очень красива. Не существует различия между заглавными и строчными буквами, а также практически нет разницы между печатным шрифтом и курсивом. Тахарцы обожают выводить буковки. Те, кто пишет размашисто и неразборчиво, считаются отнюдь не занятыми или неаккуратными людьми, а глухими к прекрасному хамами. Так вот, для клеймения рабыни используют, как правило, первую печатную букву в слове «кейджера». Как печатная, так и прописная буква «Кеф» отдаленно напоминает цветок.

— Дайте свободной женщине воды, — распорядился Хассан. — Рабыня попьет после клеймения.

— Хорошо, Хассан, — отозвался разбойник.

— Рабыню поить после кайилов, — добавил главарь, обращаясь к Алейне.

— Слушаюсь, господин, — пролепетала девушка.

— Вы потеряете на этих женщинах, если заклеймите их до продажи, не так ли? — спросил я.

Хассан пожал плечами.

Многие любят покупать неклейменных девушек. Людям нравится самим обращать женщин в рабство. Соответственно работорговцы охотнее скупают свободных девушек, нежели уже побывавших в рабстве. С другой стороны, рабыни не нуждаются в такой охране, как свободные, их гораздо реже пытаются освободить. С рабынями вообще проще. Переходя от одного хозяина к другому, они просто меняют ошейник.