– Но я же не имела ввиду… Ты была совершенно не готова. Мне так жаль!

– Но ты ведь не виновата, мама! Кто мог знать…

– Я знала, – ответила мать. После короткой, напряжённой паузы она добавила: – Ты родилась в тот же день, что и Шарлотта.

– Нет, не в тот! Я родилась 8 октября, а она 7-го.

– Ты тоже родилась 7 октября, Гвендолин.

Я не могла поверить, что она такое говорит. Я могла только смотреть на неё.

– Я солгала о дате твоего рождения, – продолжала мама. – Это было нетрудно. У нас были домашние роды, и акушерка, которая выписывала справку, пошла навстречу нашему желанию.

– Но почему?

– Речь шла только о том, чтобы защитить тебя, дорогая.

Я её не понимала.

– Защитить? От чего? Ведь сейчас это произошло!

– Мы… я хотела, чтобы у тебя было нормальное детство. – Мама напряжённо смотрела на меня. – И вполне могло оказаться, что ты не унаследовала ген.

– Хотя я и родилась в высчитанный Ньютоном день?

– Надежда, как известно, умирает последней, – ответила мама. – И перестань уже прохаживаться насчёт Исаака Ньютона. Он был одним из многих, кто в этом участвовал. Всё это дело гораздо масштабнее, чем ты можешь себе представить. Гораздо масштабнее, гораздо древнее и гораздо могущественнее. И опаснее. Я просто хотела держать тебя вдали от всего этого.

– Вдали от чего?

Мама вздохнула.

– Это было глупо с моей стороны. Я должна была это понимать. Пожалуйста, прости меня.

– Мама! – Мой голос пресёкся. – Я не имею ни малейшего понятия, о чём ты говоришь! – С каждым её предложением моё замешательство и отчаяние становились всё больше и больше. – Я только знаю, что со мной происходит что-то, чего происходить не должно. И это меня нервирует! Каждые пару часов у меня начинает кружиться голова, а затем я перемещаюсь в другое время. Я не имею ни малейшего понятия, что я могу против этого предпринять!

– Поэтому мы сейчас едем к ним, – сказала мама. Я чувствовала, что ей больно от моего отчаяния, я никогда не видела её такой озабоченной.

– Они – это…

– Стражи, – ответила мать. – Старинное тайное общество, именуемое также Ложей графа Сен Жермена. – Она посмотрела окно. – Мы почти приехали.

– Тайное общество! Ты собираешься привести меня в какую-то сомнительную секту? Мама!

– Это не секта. Но они сомнительные в любом случае. – Мама сделала глубокий вдох и на секунду закрыла глаза. – Твой дедушка был членом Ложи, – продолжала она. – Как и его отец, а перед тем его дед. Исаак Ньютон тоже состоял в Ложе, равно как и Веллингтон, Клапрот, фон Арнет, Ханеманн, Карл фон Гессен-Кассель, естественно, все де Вильерсы и многие, многие другие. Твоя бабушка утверждает, что даже Черчилль и Эйнштейн были членами Ложи.

Большинство имён мне ничего не говорило.

– И чем они заняты?

– Ну… м-да, – сказала мама. – Они занимаются старинными мифами. И временем. И людьми как ты.

– То есть таких, как я, много?

Мама покачала головой.

– Всего двенадцать. И большинство из них давно умерло.

Такси остановилось, и разделительное стекло поползло вниз. Мама протянула водителю пару фунтовых банкнот.

– Сдачи не надо, – сказала она.

– Что мы делаем именно здесь? – спросила я, когда мы вышли, а такси поехало дальше. Мы оказались на Стрэнде недалеко от Флит стрит. Вокруг ревел городской транспорт, людские массы потоками текли по тротуарам. Кафе и рестораны на той стороне были набиты битком, у обочины стояли два двухэтажных экскурсионных автобуса, с верхних площадок которых туристы фотографировали монументальный комплекс Королевского Дворца Правосудия.

– Вон туда между домами – и мы попадём в Темпл, – мама убрала мне волосы с лица.

Я поглядела на узкий пешеходный проход, на который указывала мама. Я не могла припомнить, что когда-нибудь была там.

Мама, видимо, заметила, что я удивлена.

– Ты ни разу не была в Темпле? – спросила она. – На храм и сады стоит посмотреть. И Фонтейн Кэрт. По-моему, красивейший фонтан в городе.

Я разозлилась. Она что, внезапно превратилась в экскурсовода?

– Пойдём, нам нужно на ту сторону, – сказала она и взяла меня за руку. Мы пошли за группой туристов, сплошь японцев, у каждого в руках гигантская карта.

За домами мы вдруг оказались в совершенно другом мире. Остались позади суета и шум Стрэнда и Флит стрит. Здесь, среди величественных, плотно стоящих друг к другу домов, красота которых неподвластна времени, ощущались спокойствие и тишина.

Я показала на туристов.

– Что им тут надо? Увидеть красивейший в городе фонтан?

– Они хотят посмотреть на церковь Темпла, – ответила мама, не реагируя на мой раздражённый тон. – Очень древний храм со множеством легенд и множеством мифов. Японцы это обожают. А в Миддл-Темпл-холле состоялось первое представление пьесы Шекспира «Как вам это понравится».

Некоторое время мы шли за японцами, затем свернули налево и зашагали по брусчатой дорожке, вьющейся между домами. Атмосфера была почти пасторальная, пели птицы, над роскошными клумбами жужжали пчёлы, и даже воздух казался свежим и негородским.

На дверях домов висели латунные таблички, на каждой – куча имён.

– Это всё адвокаты. Доценты юридического института, – сказала мама. – Мне даже не хочется знать, сколько тут стоит аренда бюро.

– И мне не хочется, – оскорблённо ответила я. Как будто у нас не было более важных тем для разговора!

У следующего дома мы остановились.

– Мы пришли, – сказала она.

Это был простой дом, выглядевший очень старым, несмотря на безупречный фасад и свежепокрашенные оконные рамы. Я попыталась прочесть имена на латунной табличке, но мама протолкнула меня в открытую дверь и повела по лестнице на второй этаж. По дороге мы встретили двух девушек, которые приветливо поздоровались с нами.

– А где это мы?

Мама не ответила. Она нажала на один из звонков, оправила блейзер и убрала волосы с лица.

– Ничего не бойся, дорогая, – сказала она, и я не поняла, мне это она или себе.

Со звуком зуммера дверь отворилась, и мы вошли в светлую комнату, выглядевшую как совершенно обычное бюро. Стеллажи, письменный стол, телефон, факс, компьютер… – даже светловолосая женщина средних лет, сидевшая за столом, выглядела совершенно обычной. Только очки на ней были слегка устрашающие – чёрные, с такой крупной оправой, что они закрывали почти пол-лица.

– Чем могу помочь? – спросила она. – О, это вы, мисс… миссис Монтроз?

– Шеферд, – поправила мама. – Я сменила девичью фамилию. Я вышла замуж.

– О, да, конечно. – Женщина улыбнулась. – Но вы совершенно не изменились. По вашим волосам я вас всех всегда и везде узнаю. – Её взгляд легко скользнул по мне. – Это ваша дочь? О, она пошла в отца, не так ли? Как вы…

Мама перебила её.

– Миссис Дженкинс, я должна срочно поговорить с моей матерью и мистером де Вильерсом.

– Ох, боюсь, что ваша мать и мистер де Вильерс на совещании, – миссис Дженкинс сочувственно улыбнулась. – Вы…

Мама снова перебила её.

– Я хочу присутствовать на этом совещании.

– Это… как… вы же знаете, что это невозможно.

– Тогда сделайте это возможным. Скажите, что я привезла им Рубин.

– Как? Но… – миссис Дженкинс уставилась поочерёдно то на маму, то на меня.

– Просто сделайте то, что я сказала. – Мама никогда не говорила так твёрдо.

Миссис Дженкинс встала и вышла из-за стола. Она оглядела меня с ног до головы, и я в своей противной школьной форме почувствовала себя совершенно неуютно. Немытые волосы, собранные в хвост простой резинкой. Не накрашена (впрочем, я редко красилась).

– Вы в этом уверены?

– Разумеется, уверена. Вы думаете, я позволю себе так глупо шутить? Поспешите, пожалуйста, у нас может быть мало времени.

– Пожалуйста, подождите здесь. – Миссис Дженкинс повернулась и вышла в заднюю дверь, находящуюся между двумя стеллажами.

– Рубин? – повторила я.

– Да, – ответила мама. – Каждый из двенадцати путешественников отмечен своим драгоценным камнем. Ты – Рубин.