— Менялы, насколько мне известно, не должны этого делать, — ответил ему Хасдай. — Я знаю, что короля просили отдать такое распоряжение, но он этого так и не сделал. Профессия менялы свободная, если только ты застрахуешь свою лавку. Что касается знаний, то их у Сахата предостаточно. Он знает абсолютно все, что касается меняльных лавок. Он провел много лет, работая со мной. Я купил его, потому что лучшего эксперта в сделках такого рода не найти. Дай ему свободу действий, и ты быстро всему научишься, а потом будешь жить припеваючи. Несмотря на то что Сахат раб, ему можно полностью доверять. К тому же Сахат будет предан тебе, ведь ты спас моих детей, которых он безмерно любит, потому что они для него — это его семья. — Хасдай посмотрел на Арнау. — Ну что?

— Не знаю. — замялся Арнау.

— Ты сможешь рассчитывать не только на мою помощь, но и всех тех евреев, которые знают о твоем подвиге. Мы умеем быть признательными, Арнау. Сахат хорошо знаком с моими партнерами по всему Средиземноморью, в Европе и даже на Востоке, в далеких землях египетского султана. У тебя будет обширное поле деятельности для операций, к тому же вначале мы сами поможем тебе. Это хорошее предложение, Арнау. В твоей жизни не будет никаких проблем.

Несмотря на скептическое отношение к этой затее, согласие Арнау привело в действие весь механизм, который был подготовлен Хасдаем. Первое правило: ни один человек не должен был знать, что Арнау опирается на поддержку евреев, — это бы навредило ему. Хасдай передал Арнау документы, подтверждающие, что все деньги, которые у него появились, были от одной вдовы-христианки из Перпиньяна; формально так и было.

— Если кто-нибудь тебя спросит, — предупредил Хасдай, — не отвечай, но если ты поймешь, что другого выхода нет, объясни, что получил их в наследство. Тебе понадобится много денег, продолжал он. — Прежде всего ты должен будешь застраховать свою лавку в магистрате Барселоны, положив залог в тысячу марок серебром. Потом ты купишь дом или снимешь его в квартале менял — такой уже есть на примете: он находится на перекрестке улиц Старых и Новых Менял — и обоснуешься там, чтобы заниматься этой профессией. И наконец, тебе придется собрать больше денег, чтобы начать работать.

Меняла! А почему нет? Что у него оставалось от прежней жизни? Все близкие ему люди умерли от чумы.

Доводы Хасдая казались разумными и убедительными, и Арнау поверил, что с помощью Сахата лавка заработает. Однако он даже представить себе не мог, какой должна быть жизнь у менялы. Хасдай уверял его, что он станет богатым. Что делают богачи? Внезапно он вспомнил Грау, единственного богача, которого знал, и почувствовал, как его охватывает отвращение. Нет. Он никогда не будет таким, как Грау.

Арнау застраховал свою меняльную лавку с помощью той тысячи марок, которую ему дал Хасдай, и поклялся в магистрате, что будет сообщать о фальшивых монетах и разрезать их на две части специальными ножницами для металла, которые должен иметь каждый меняла. Однако он тут же задался вопросом, сможет ли он это делать, если рядом не будет Сахата. Несмотря на некоторые сомнения, Арнау, однако, передал в магистрат свои огромные бухгалтерские книги, где их заверили печатью, подтверждающей его право на проведение финансовых операций. Таким образом, в тот момент, когда Барселона находилась в хаосе, вызванном эпидемией бубонной чумы, бывший бастайш получил разрешение вести меняльную деятельность. Кроме того, для него определили дни и часы, когда он обязан был находиться у себя в лавке.

Второе правило, о котором сказал ему Хасдай, советуя придерживаться его, касалось Сахата: Никто не должен знать, что мавр — мой подарок. Сахат известен в кругу менял, и, если кто-нибудь догадается об этом, у тебя возникнут проблемы. Как христианин, ты можешь заключать сделки с евреями, но остерегайся, чтобы тебя назвали другом евреев. Есть еще одна проблема, связанная с Сахатом, о которой ты должен знать: немногие менялы-профессионалы поймут мой поступок. Мне делали сотни предложений относительно его продажи, причем одно другого лучше, но я всегда отказывал, учитывая его компетентность, а также любовь к моим детям. Они этого не поймут, — повторил Хасдай, — поэтому пустим слух, что Сахат обращается в христианство.

— Обращается?

— Да. Нам, евреям, запрещено иметь рабов-христиан. Если кто-нибудь из наших рабов обращается в христианство, мы должны отпустить его или продать какому-нибудь христианину.

— А другие менялы поверят, что Сахат решил пройти обращение в христианство?

— Эпидемия чумы способна расшатать любую веру.

— И Сахат готов на такую жертву?

— Готов.

Хасдай и Сахат поговорили об этом не как хозяин и раб, а как два друга, которыми они стали за долгие годы.

— Ты сможешь пойти на это? — спросил его Хасдай.

— Да, — ответил Сахат. — Аллах, да будет прославлен он, поймет меня. Тебе известно, нам запрещено исповедовать нашу веру на христианских землях. Мы выполняем наши обязанности тайно, в глубине наших сердец. Так и будет, сколько бы святой воды мне ни лили на голову.

— Арнау — набожный христианин, — настойчиво продолжал Хасдай, — если он это узнает.

— Он никогда этого не узнает. Мы, рабы, лучше всех владеем искусством лицемерия. Я не имею в виду тебя, но я буду рабом там, куда иду. Часто наша жизнь зависит от этого.

Третье правило осталось в тайне между Хасдаем и Сахатом.

— Я не должен говорить тебе, Сахат, — сказал ему бывший хозяин дрожащим голосом, — о той признательности, которую я испытываю к тебе за твое решение. Я и мои дети будем всегда благодарны тебе за это.

— Это я вас должен благодарить.

— Я полагаю, ты знаешь, на что должен направить свои усилия в первое время.

— Думаю, да.

— Никаких специй. Никаких тканей, оливкового масла и свечей, — советовал Хасдай, в то время как Сахат кивал головой, получая указания, которых он ожидал. — Пока не стабилизируется положение, Каталония не готова возобновить ввоз этих товаров. Рабы, Сахат, рабы. После чумы Каталонии нужна рабочая сила. До сих пор мы не уделяли много внимания работорговле. Ты встретишь их в Византии, Палестине, на Родосе и Кипре. Очевидно, и на рынках Сицилии. Мне известно, что на Сицилии продают много турок и татар. Но я — сторонник продажи рабов на местах их происхождения, а там везде наши партнеры, к которым ты можешь обратиться. Пройдет немного времени, и твой новый хозяин сколотит огромное состояние.

— А если он не согласится торговать рабами? Он не кажется человеком…

— Он — хороший человек, — оборвал его Хасдай, подтверждая подозрения Сахата. — Арнау — совестливый, из простой семьи и очень щедрый. Может случиться, что он откажется от работорговли. Поэтому не привози их в Барселону. Пусть Арнау их не видит. Вези их прямо в Перпиньян, Таррагону, Салоу или продавай на Мальорке. На Мальорке находится один из самых крупных рынков рабов на Средиземном море. Пусть другие везут их в Барселону или продают, где захотят. Кастилия тоже очень нуждается в рабах. В любом случае, пока Арнау войдет в курс дела, пройдет довольно времени, прежде чем он заработает достаточно денег. Я предложу ему, чтобы вначале он занялся монетами, обменом, рынками, торговыми путями и главными предметами ввоза и вывоза. Тем временем ты сможешь заниматься своим делом, Сахат. Подумай, мы не умнее других, и всякий, у кого есть немного денег, займется ввозом рабов. Эо будет очень доходное время, но короткое. Пока рынок будет насыщаться, воспользуйся этим.

— Я могу рассчитывать на твою помощь?

— Полностью. Я дам тебе письма ко всем моим партнерам, которых ты уже знаешь. Они предоставят тебе кредит, если понадобятся деньги.

— А книги, в которых нужно записывать рабов? Ведь Арнау может проверить их.

Хасдай заговорщически улыбнулся ему.

— Я уверен, ты сможешь уладить эту маленькую проблему.

34

Этот! — Арнау показал на маленький двухэтажный дом, окруженный забором, с белым крестом на двери. Сахат, уже перекрещенный в Гилльема, тоже кивнул. — Да? — спросил Арнау.