— Человека, который сдается, не хватают, — упрямо повторил он, не сводя глаз с брата.

— Дайте ему сдаться, — уступил Арнау.

Первый взгляд Фелипа де Понтса пал на его сообщников. Потом он посмотрел на тех, кто стоял под флагом святого Георгия. Среди них был Арнау и советники города.

— Граждане Барселоны! — крикнул он достаточно громко, чтобы его могли слышать все ополченцы. — Я знаю причину, которая привела вас сюда, и знаю, что вы ищете справедливость по отношению к вашей землячке. Я у вас в руках. Я признаю себя виновным в содеянном преступлении, но, прежде чем вы меня схватите и отберете мои земли, умоляю вас, дайте мне сказать.

— Говори, — позволил ему один из советников.

— Я действительно похитил и переспал с Мар Эстаньол против ее воли…

Ропот пробежал по рядам барселонского ополчения, заглушая речь Фелипа де Понтса. Арнау снова сжал руками кинжал.

— Я совершил это преступление, зная, что поплачусь за него своей жизнью. Но я сделал бы это еще раз, если бы у меня была возможность прожить свою жизнь заново, — такова моя любовь к этой девушке. У меня нет сил видеть, как это юное создание увядает без мужа, не пользуясь теми дарами, которыми ее наделил Бог. Я признаюсь, что мои чувства оказались сильнее рассудка, а я сам больше походил на бешеное животное, нежели на рыцаря короля Педро.

Жоан почувствовал, что войско с интересом слушает Фелипа де Понтса, и про себя попытался внушить рыцарю его последующие слова…

— И как животное, которым я был, я готов сдаться вам. Но как рыцарь, которым мне снова хотелось бы стать, я обещаю заключить брак с Мар, чтобы продолжать любить ее всю свою жизнь. Судите меня! Я не готов, как предписывают наши законы, предложить мужа, равного ей. Однако, прежде чем увижу ее с другим, я лишу себя жизни.

Фелип де Понте закончил свою речь и стал ждать, гордо восседая на лошади. Брошенный им вызов заставил трехтысячное войско замолчать. Люди пытались осознать слова, которые только что услышали.

— Да будет славен Господь! — неожиданно закричал доминиканец.

Арнау посмотрел на него с изумлением. Все повернулись к монаху, в том числе Элионор.

— К чему это? — спросил Арнау.

— Арнау! — торжественно произнес монах и взял брата за руку. — Это всего лишь результат нашей собственной небрежности, — сказал он довольно громко, чтобы его могли слышать все присутствующие.

Арнау вздрогнул.

— Годами мы потакали капризам Мар, забывая о нашем долге по отношению к здоровой и чистой женщине, которая должна была бы уже подарить миру детей, в чем и заключается ее обязанность. Так предусмотрено законами Божьими, и мы не вправе менять предписания Господа нашего.

Арнау хотел было возразить ему, но Жоан заставил его замолчать резким движением руки.

— Я чувствую себя виноватым, потому что проявил непростительную мягкость по отношению к капризной девушке, в чьей жизни недоставало смысла, и потому она протекала в противоречии с нормами святой католической церкви. Этот рыцарь, — добавил он, показывая на Фелипа де Понтса, — является всего лишь рукой Божьей, посланцем Господа, чтобы сделать то, чего не смогли сделать мы. Да, я слишком долго смотрел, как увядает красота и здоровье, подаренные Богом девушке, которой повезло стать приемной дочерью такого доброго человека, как ты. Я не хочу чувствовать себя виновным в смерти рыцаря, готового пожертвовать собственной жизнью, чтобы исполнить то, что мы оказались неспособны сделать. Он хочет жениться на ней. И я, если тебя интересует мое мнение, согласился бы.

Арнау помолчал некоторое время. Все войско стояло в ожидании его ответа. Жоан воспользовался моментом и повернулся к Элионор. Ему показалось, что на губах баронессы промелькнула надменная улыбка.

— Ты хочешь сказать, что это моя вина? — спросил Арнау.

— Моя, Арнау, моя, — поспешил заверить его монах. — Это я должен был рассказать тебе о том, в чем суть законов Церкви, каково Божье предназначение, но я этого не сделал… и очень об этом сожалею.

Гилльем, едва сдерживаясь, готов был метать молнии.

— Каково желание девушки? — спросил Арнау у сеньора Понтса.

— Я — рыцарь короля Педро, — ответил тот, — и его законы не принимают во внимание желание женщины на выданье. Но поскольку вы сегодня находитесь здесь, я, Фелип де Понте, каталонский рыцарь, предлагаю себя в мужья Мар Эстаньол. — Ободренный рокотом, прокатившимся по рядам ополчения, рыцарь добавил: — Если ты, Арнау Эстаньол, барон Каталонии, морской консул, не согласен на этот брак, вы можете схватить меня и судить. Если же ты, ее приемный отец, даешь свое согласие, желание девушки не имеет значения.

Ополчение снова одобрило слова рыцаря. Таков был закон, и все его выполняли, отдавая своих дочерей, не спрашивая их согласия.

— Речь идет не о желании девушки, Арнау, — вмешался Жоан, понижая голос. — Речь идет о твоей обязанности. Возьми ее на себя. Никто не спрашивает мнения своих дочерей или воспитанниц. Решение принимают, исходя из того, что для них будет полезнее всего. Этот человек уже переспал с Мар. Желание девушки играет малую роль. Или она выйдет за него, или ее жизнь превратится в ад. Ты должен решить, Арнау: еще одна смерть или выход из ситуации, порожденной нашей небрежностью.

Арнау поискал глазами своих приверженцев, посмотрел на Гилльема, Kofopbm продолжал стоять, не отводя взгляда от рыцаря и источая ненависть, на Элионор, свою супругу по милости короля. Когда Арнау вопрошающе взглянул на нее, баронесса согласно кивнула. Наконец он повернулся к Жоану.

— Таков закон, — обронил тот.

Арнау вновь посмотрел на рыцаря, потом на войско. Ополченцы опустили оружие. Казалось, никто из этих трех тысяч человек даже не думал обсуждать оправдательную речь сеньора де Понтса, поскольку никто уже не думал о войне. Все ожидали решение Арнау Таков был каталонский закон, закон о женщине.

Чего он добьется, если в сражении убьет рыцаря и освободит Мар? Какую жизнь он уготовит девушке, пережившей похищение и изнасилование? Монастырь?

— Согласен.

На мгновение повисло молчание. Но уже в следующую секунду толпа ополченцев оживилась: они передавали друг другу решение Арнау. Кто-то в открытую поддержал это, и вскоре к нему присоединились другие. Войско разразилось криками одобрения.

Элионор и Жоан быстро переглянулись.

А всего лишь в сотне метров от того места, где они находились, сидела в заточении молодая женщина, чье будущее только что было решено. Из наблюдательной башни дома Фелипа де Понтса она смотрела на толпу, собравшуюся у подножия маленького холма. Почему они не поднимаются в атаку? О чем можно говорить с этим подонком? Что они кричат там?

— Арнау! О чем кричат твои люди?

45

Крики ополченцев убедили его в том, что он не ослышался и Арнау действительно сказал: «Согласен».

Гилльем с силой сжал губы. Кто-то похлопал его по спине, присоединяясь к всеобщему ликованию.

Согласен? Гилльем посмотрел на Арнау, а потом на рыцаря с лицом распутника. Что мог сделать такой обыкновенный раб, как он? Гилльем снова бросил взгляд на Фелипа де Понтса; тот теперь улыбался. «Я переспал с Мар Эстаньол», — сказал он. Неужели Арнау не услышал этих слов: «Я переспал с Мар Эстаньол»? Как мог Арнау?..

Кто-то поднес ему бурдюк с вином. Гилльем грубо оттолкнул его.

— Ты не пьешь, христианин? — услышал мавр удивленный голос.

Он встретился взглядом с Арнау. Старшины поздравляли Фелипа де Понтса, все еще сидевшего на лошади. Люди пили и смеялись.

— Ты не пьешь, христианин? — снова раздалось у него за спиной.

Гилльем оттолкнул человека с бурдюком и снова стал искать Арнау. Нашел! Старшины, окружив консула со всех сторон, что-то оживленно говорили ему. Арнау, подняв голову, с трудом отыскал в толпе Гилльема.

Люди, среди которых был и Жоан, подталкивали Арнау к дому рыцаря, но тот не переставал смотреть на своего друга.

Ополченцы праздновали счастливое завершение похода. Они разожгли костры и стали петь вокруг них.