Себастьян присел на корточки рядом с телом товарища. Они познакомились почти десять лет назад, будучи младшими офицерами, когда Девлин купил свой первый патент на чин корнета, а Уилкинсон получил повышение до этого же звания. Рис, сын бедного викария, служивший добровольцем с простыми солдатами в течение трех долгих лет, прежде чем открылась вакансия, не скрывал добродушного презрения к юному графскому наследнику, сразу же приобретшему благодаря богатству те эполеты, которые самому Уилкинсону пришлось зарабатывать. Сен-Сир нескоро завоевал уважение старшего по возрасту сослуживца, для дружеских отношений потребовалось еще больше времени, но они все же возникли.

Уилкинсон по-прежнему щеголял гордо подкрученными усами кавалерийского офицера, но одет был, как джентльмен, которому изменила удача: рубашка с аккуратно заштопанными по краям манжетами, сюртук со следами слишком многих чисток. Раньше майор был рослым, до черноты загорелым, полным жизненных сил мужчиной. Но за годы болезни некогда мощное тело иссохло, впавшая кожа пожелтела. Себастьян дотронулся до щеки мертвеца и снова оперся ладонью себе на бедро, поджав пальцы.

– Холодный как лед. Должно быть, он пролежал здесь всю ночь.

– Похоже, что так. Надеюсь, доктор Гибсон сможет доподлинно сообщить нам это после вскрытия.

Одно время Пол Гибсон тоже носил армейский мундир. Будучи полковым хирургом, он оттачивал свое мастерство на полях сражений Европы. Никто не умел раскрывать тайны мертвых тел лучше этого анатома – вот почему Себастьяну в последнюю очередь хотелось, чтобы труп бывшего майора попал к Гибсону.

Девлин провел рукой по своему колючему от щетины лицу.

– Разве в этом есть необходимость? Я хочу сказать, если Рис скончался от лихорадки…

У Лавджоя сделался слегка удивленный вид. Обычно виконт выступал убежденным сторонником относительно новой и весьма спорной практики вскрытия тел жертв убийства или умерших подозрительной смертью.

– Все же лучше удостовериться, не так ли, милорд? Хотя не сомневаюсь, что вы правы. Судя по всему, мистер Уилкинсон сел на скамейку передохнуть, и с ним случился некоего рода приступ. Бедняга. Можно только гадать, что заставило вашего друга зайти в парк так далеко, причем вечером, уже после закрытия.

Себастьян подозревал, что слишком хорошо представляет, с какой стати Рис подался в самый дальний уголок парка в неурочное время, но предпочел не делиться своими опасениями с магистратом.

– Как приняла известие жена майора? – спросил он, поднимаясь на ноги.

Лавджой неловко откашлялся.

– Боюсь, болезненно. Насколько я знаю, у них есть ребенок?

– Эмма. Ей совсем недавно исполнилось четыре.

– Какая трагедия.

– Да. – Себастьян вдруг ощутил страшную усталость и одновременно настоятельную потребность заключить в объятья собственную жену и просто зарыться лицом в нежный аромат ее темно-русых волос. В конце концов, он женат менее двух месяцев и только что провел целую ночь не в супружеской постели.

Кивнув на прощание магистрату, Девлин направился к своему ожидавшему экипажу. Жаворонки на вязах неподалеку уже распевали во все горло, свет становился ярче, туман начал рассеиваться. И тут, пересекая луг, Себастьян заметил знакомую фигуру в блестящем от утренней росы темном цилиндре и пальто.

Высокий, с бочкообразной грудью, крупной головой и грубоватыми чертами лица, Алистер Сен-Сир, пятый граф Гендон и канцлер британского казначейства, приближался к порогу семидесятилетия. Некогда Гендон гордился тремя крепкими сыновьями. Затем смерть отняла старшего и среднего, Ричарда и Сесила, оставив графу только самого младшего, Себастьяна – сына, который меньше всех походил на отца и, похоже, постоянно конфузил и разочаровывал его.

Сына, который в действительности не был ребенком Гендона, хотя эта губительная правда открылась совсем недавно.

Девлин по-прежнему оставался наследником и – в глазах общества – отпрыском графа. У немногих осведомленных были свои причины помалкивать. Но с болезненного момента в минувшем мае, когда тайное стало явным, мужчины обменивались на людях исключительно самыми формальными и краткими приветствиями. Один на один они вообще не виделись. То, что Гендон ищет встречи, могло означать только неприятности. Мысли Себастьяна неизбежно обратились к молодой жене и ребенку, которого она носила.

– Что такое? Что случилось? – без предисловий вопросил Девлин, когда они с графом сошлись ближе.

Гендон провел мясистой ладонью по нижней части лица, и Себастьян с изумлением заметил, что граф, как и он сам, этим утром еще не брился.

– Я так понимаю, новости до тебя пока не дошли?

– Какие новости?

– Рассела Йейтса заключили в Ньюгейтскую тюрьму по обвинению в убийстве.

Девлин длинно выдохнул и устремил взгляд на взъерошенные ветром верхушки ближних деревьев. С самим Йейтсом, эпатажным и немного загадочным бывшим капером, взявшим штурмом лондонское общество, виконт был знаком только шапочно. Но вот с его женой...

Красивая, талантливая, жизнерадостная женщина, ставшая супругой Йейтса, когда-то была любовью Себастьяновой жизни – пока он не потерял ее из-за сплетения лжи и полуправды и переворачивающих душу открытий.

– В убийстве? – переспросил Девлин. – Убийстве кого?

– Торговца бриллиантами по имени Даниэль Эйслер.

– Никогда не слышал о таком.

Граф подвигал нижней челюстью, как делал обычно, когда обдумывал какой-либо вопрос или сталкивался с чем-то или кем-то, оскорблявшим его тщательно выверенный моральный кодекс.

– Считай, тебе повезло. Он был мерзавцем.

– Вы виделись с Кэт?

Гендон кивнул.

– Она сразу же примчалась ко мне, надеясь, что я смогу вмешаться, пользуясь своим влиянием. Но, боюсь, тут я бессилен. – Граф помедлил, словно взвешивая дальнейшие слова. – Я никогда не притязал, будто понимаю этот ее брак с Йейтсом. Однако знаю, что за последний год Кэт очень сблизилась со своим супругом. Она… обеспокоена.

– Обеспокоена?! – Кэт Болейн была не из тех, кого легко напугать.

– Не могу отрицать, в прошлом я относился критически, возможно, даже пренебрежительно к твоей одержимости расследованиями убийств и восстановлением справедливости, – продолжал Гендон. – Из-за этого моя теперешняя просьба о помощи отдает лицемерием. Но из того, что мне удалось выяснить, улики веско свидетельствуют против Йейтса. На этой неделе состоится коронерское расследование, однако нет никаких сомнений, что решение магистрата будет поддержано.

– Вы уверены, что Йейтс действительно не убивал?

– Кэт настаивает на его невиновности. И все же, судя по развитию событий, единственная надежда для Йейтса избежать петли висельника – если тебе каким-то образом удастся вычислить настоящего убийцу. – Граф неловко откашлялся и напряженным голосом спросил: – Ты возьмешься?

– Ради Кэт я сделаю что угодно. Вам это известно.

«Ради Кэт. Не ради вас» – повисли в воздухе непроизнесенные слова.

Ярко-голубые глаза Гендона моргнули. «Сен-сировские глаза» – называли их, поскольку этот цвет являлся отличительной фамильной чертой на протяжении многих поколений. У Кэт были точно такие же.

А глаза Себастьяна имели диковатый, зверино-желтый оттенок.

– Я должен прояснить следующий момент: Кэт не хотела, чтобы я обращался к тебе с этой просьбой, – произнес граф.

– Почему нет?

– Ты знаешь, почему.

Встретив открытый взгляд собеседника, Девлин понял: Кэт останавливал не столько его недавний брак, сколько то, кого он взял в жены.

И Себастьяна глубоко встревожило осознание, что женщина, которую он беззаветно любил большую часть своей взрослой жизни, сочла, будто не может обратиться к нему, когда больше всего в нем нуждалась.

ГЛАВА 4

Рассел Йейтс относился к тем немногим людям, которые попирают все ограничения и условности своего окружения и все же умудряются преуспевать.