Диме уже снилось Шереметьево и самолет на Берлин, а то, что будет дальше - не снилось даже! Он испытывал сейчас необыкновенно трогательные чувства к интеллигентному и утонченному Нестору - ведь это он будет руководить им, это он сделает ему имидж. Нестор был сейчас для Димы самым важным и нужным человеком, знал был Нестор об этом - умер бы от счастья, но он, впрочем, догадывался, и, если Димочке доставляло удовольствие выслушивать его бесконечные советы, то Нестору не меньше удовольствия доставляло давать их. И сейчас перед ними лежали вилки, ложки и ножи, и Нестор по ходу дела кидал:

  - Не ту вилку!.. Нож возьми!.. Не в ту руку!

  Дима был в отчаянии - ему казалось, что запомнить все эти тонкости просто невозможно. Нестор ухмылялся про себя, он ничуть не сомневался, что не постичь Димочке тонкостей этикета, да и зачем ему?

  Но Димочке хотелось, и Нестор давал ему то, что ему хотелось - говорил непонятные слова, и рассказывал о вещах трудно постижимых, которые следовало бы знать разве что на приеме у Гельмута Коля. Может быть, Димочка действительно собирается на прием к канцлеру? Предлагать ему экспортировать лекарства в Россию?

  Димочка был невоспитан феноменально: он не умел говорить, он не умел есть и не умел пить. Но это потому, что никто и никогда воспитанием его не занимался - и кому оно было нужно в славном городе Сургуте, откуда Димочка был родом. Воспитание нужно дегенеративным сыночкам дипломатов, тощим, большелобым (это потому, что лысеть начинают уже в школе), со скошенными подбородками и очками с толстыми линзами. Димочка возьмет кого угодно без всякого воспитания, и без всякого образования тоже, между прочим! Одной своей улыбкой, сияющими глазами, разворотом плеч, ошеломительной молодостью, силой, энергией, крепостью мускулов, статью фигуры.

  Нестор с улыбкой смотрел на неловкие от волнения пальцы, сжимающие хрупкую вилочку, на крепкое запястье под крахмальной манжетой, и дыхание его обрывалось на излете.

  "Ты мой теперь, - думал он, облизывая сладкие от вина губы, - Ты сам отдался в мои руки, и я сделаю с тобой все, что захочу. Ведь не думаешь же ты в самом деле, что все тебе дастся даром?"

  - А как тебе мой костюм?..

  - Этот?

  - Ну да.

  - По моему, весьма неплохой костюм, а что?

  - Неплохой?! Всего лишь неплохой?! Да я отвалил за него чертову кучу денег!

  - Хорошую - действительно хорошую! - одежду покупают не на рынке, а в магазине.

  - Кто тебе сказал, что я его на рынке покупал, - мрачно буркнул Дима.

  - В магазине?! Интересно, в каком?

  - Да ладно, забудь об этом...

  - Когда я говорил о магазинах - я имел ввиду специализированные.

  - Черт! Да там цены такие!.. Может быть, я, конечно, ничего не понимаю, но на рынке то же самое - только дешевле!

  - Прекрати! Я не позволю тебе экономить на себе! Ты будешь одеваться по высшему классу.

  - М-да, так одного костюма небось мало...

  - Пять - как минимум. А еще галстуки, рубашки, ботинки и носки.

  - О нет!

  - Нет, так нет. Но если ты хочешь выглядеть действительно хорошо...

  Нестор убедил Диму очень легко в том, что ему без него не справиться. Дима неуклонно впадал в... эстетическую (если можно так выразиться) зависимость от своего не совсем нормального, но, как выяснилось, весьма полезного соседа. Прошло всего-то дня три со времени их знакомства, а они уже так нужны были друг другу...

  - Успеем мы купить все, что надо до отъезда?

  - Успеем, если постараемся. Сколько у нас дней?

  - Макс вчера уже начал документы оформлять... Еще пара дней и можно будет билеты покупать.

  - Быстро вы...

  - Ну так! За нами большие люди стоят, Нестор.

  Нестор едва заметно поморщился. Прав был Магаданский - разумеется, прав! - богатое воображение тут же нарисовало Нестору тучного мафиози с мрачным взглядом, дающего ценные указания Максиму, как ему следует вести дела и с кем делиться прибылью. Возможно, даже наверняка, всё было несколько не так, но мафиози был... а сколько гордости было в Диминых словах - "большие люди"... смешно! Эти большие люди используют тебя и вышвырнут, а то и убьют.

  Нестор осознавал, что опять пьет больше, чем следует, в его голове и без того давно не было трезвости и разумности, так стоило ли добавлять? Но всё последнее время Нестор вёл себя неадекватно, его поступки были дики, сумбурны и непоследовательны, и он пил для того, чтобы сравняться с Димочкой, чтобы ощутить с ним близость - ту самую, которая возникает между очень нетрезвыми людьми, склоняя их на откровенность, какую-то особенную нежность друг к другу, а так же пробуждая физиологические желания. Особенно остро.

  Дойти до подобного состояния труда не составило. Дима, разумеется, от Нестора не отставал, и вскоре они оба уже не вполне определяли реальность. Разговор о работе, об одежде, об этикете и о Германии резко повернулся на какие-то грязные пошлости. Нестор красочно описывал злачные места Берлина, которые когда-то они посещали с Магаданским, и от которых Нестор тогда был совсем не в восторге, описывал в подробностях! У Димы светились глаза от его рассказов и, видя это, Нестор изощрялся как только мог. Именно тогда он впервые шокировал Диму некоторыми пикантными подробностями. Нельзя сказать, чтобы тогда он вообще уже ничего не соображал - он просто решил, что уже можно всё! Дима смотрит такими восторженными глазами - почему же не рассказать ему о том, что доставляет НАСТОЯЩЕЕ удовольствие?

  Однако Дима всё-таки был еще не готов, Дима перестал улыбаться, и в глазах его родилось недоумение. Он усомнился, правильно ли понимает то, о чем говорит Нестор. Нестор сделал независимое лицо и добавил к вышесказанному, что в Берлине достаточно мест, где можно удовлетворить самые изощренные желания. Дима не был ханжой, Дима попросил описаний. Нестор не заставил себя просить дважды и рассказал обо всем, что только смог вспомнить. На фоне садо-мазохистских клубов, чьи программы Нестор описал весьма художественно, его намеки о голубой любви затерялись.

  Они возвращались домой на такси, потому что никто из них не был в состоянии вести машину. Дима улыбался как-то странно и загадочно, глаза его блестели нагло и хищно, в них плясали огоньки проносящихся мимо фонарей, он смотрел в окно и видел извивающиеся в экстазе тела, тонкие пальчики девушек, легко касающиеся ноготками груди, скользящие по напряженному телу вниз...

  Нестор был вдохновенен, как поэт. Он почти припал губами к уху своего возлюбленного, вдыхая глубоко, как наркотик, запах его волос, аромат его одеколона. Ладонь его трепетно и осторожно легла на бедро молодого мужчины, почувствовала сквозь тонкую ткань обжигающий огонь его кожи и напряжение мышц... как у тигра перед прыжком, когда он лежит, такой, казалось бы, мягкий и шелковый... Он говорил и говорил, не смея замолчать, страшась нарушить эту гармонию, опасаясь, что его оттолкнут, грубо и безжалостно.

  Нестор уже не выбирал тем, он рассказывал всё, что приходило ему в голову, всё, что - по его расчету - должно было возбудить Димочку, и что возбуждало его самого. О том, как нежно ласкают друг друга девочки, приходя в экстаз от малейшего прикосновения к себе подруги, о юных мальчиках, с нежной бархатной кожей, чьи горячие губы - сама жизнь, о мужчинах, которые, занимаясь с ними любовью, забывают, что они на сцене, начинают шептать страстные, прерывистые, как бред, слова, о сильных руках, которые заставляют тебя покориться, повергают ниц нежно и жестоко, о том, что истина: больше получаешь, когда отдаешься - неоспорима.

  В призрачном свете ночной Москвы Дима видел всё, что говорил ему Нестор, он чувствовал всё... Прозрачные тени скользили по внешней поверхности лобового стекла автомобиля и уносились прочь яростным ветром свежей летней ночи.

  Все, что было дальше, было сном. Сказочным, невероятным, наркотическим сном. Огонь в крови и шум в голове... блики от фар, летящих мимо машин... прохладные простыни, принимающие в свои объятия разгоряченные тела, губы, тянущиеся к губам, жадный язык, разжимающий зубы, и сладостный стон, когда шелковые губы скользят вниз по животу, и он, похоже, не размышляет уже о том, не противоестественно ли это. И наконец-то! Господи...