— Вы обманываете их?

— Марио, пожалуйста, скажи женщине, чтобы она пополоскала рот этой жидкостью и сплюнула. — Грейс вымыла руки в тазике с мыльной водой и ответила: — Просто это помогает выяснить, говорят они правду или лгут. Если бы он сказал, что ему не делали укол от тучевой инфекции, я бы могла предположить, что ему сделали укол неосальварсана. У меня были и такие, кто утверждал, что им сделали прививки от шоколадной болезни.

Преподобный с женой обменялись взглядами.

— А зачем вы отдали этой женщине удаленный зуб? — раздался голос одного из членов комиссии.

— Я должна была это сделать, иначе она бы подумала, что я смогу использовать его против нее в черной магии.

— Доктор Тривертон, — спросила вторая женщина, — почему у вас морфий красного цвета? Насколько я знаю, морфий не бывает красным. Да и все эти растворы… — она указала рукой на стоящие на столе бутылки, — бесцветны, а у вас они все разноцветные. Почему?

Грейс взяла ребенка у матери и начала обрабатывать ожог на его ноге.

— Выяснилось, что эти люди считают бесцветные жидкости водой, и поэтому не верят, что они могут помочь. Стоило мне добавить в лекарства красители, кикую изменили свое отношение к ним и поверили в их чудодейственную силу. Так же обстоит дело и с таблетками: если они горькие, то к ним больше доверия. В этом отношении африканцы ничем не отличаются от англичан, те ведь тоже считают, что чем дороже врач, тем он лучше.

— Доктор Тривертон, вы справляетесь со всеми заболеваниями, с которыми к вам приходят?

— С большинством. Я лечу по принципу «Снаружи — вазелин, внутрь — хинин». Это помогает мне выходить победительницей из многих ситуаций. В остальных случаях я отсылаю больных в католический госпиталь.

На этот раз обменялись взглядами все пятеро. Мистер Сэнки попросил:

— Не могли бы вы уделить нам немного времени, доктор Тривертон?

— Конечно.

Грейс отдала перевязанного малыша матери, напомнив о том, что необходимо приглядывать за ребенком, когда в хижине горит огонь, прекрасно осознавая, тем не менее, что это ее наставление останется не услышанным; затем помыла руки и велела Марио, дабы избежать краж, присматривать за теми, кто остался ждать приема.

— Эти люди у вас воруют, доктор Тривертон? — спросила миссис Сэнки, когда они шли по тропинке к реке: комиссия изъявила желание посмотреть на ближайшую деревню кикую.

— Да, бывает.

— Получается, у них нет ни малейших моральных принципов.

— Напротив. Кикую — высокоморальные люди, со своим собственным сводом строгих законов и наказаний. Просто они не понимают, что воровать у белого человека плохо.

Миссис Сэнки, которая шла рядом с Грейс, сказала:

— Наблюдая за вашей работой, мы видели ложь, мошенничество и веру в суеверия, причем с вашей стороны, доктор.

— Только так с ними и можно общаться. Иначе они просто не поймут.

— Кто там живет? — спросила Ида Сэнки, указывая на одинокую хижину, стоящую на краю поля для игры в поло.

— Местная знахарка по имени Вачера.

— Я думала, эта колдовская практика уже запрещена законом.

— Так и есть. Вачеру оштрафуют или посадят в тюрьму, если ее поймают за этим занятием. Поэтому люди ходят к ней тайно.

— Я надеюсь, доктор Тривертон, что вы, зная об этих тайных посещениях, доложили об этом властям.

Грейс остановилась возле построенного Валентином деревянного пешеходного мостика, который вел через реку в деревню.

— Доложила, миссис Сэнки, поверьте мне. Я уже столько времени пытаюсь положить конец тому, что делает эта женщина. Она самое большое препятствие на пути африканцев к просвещению.

— А вы не можете поговорить с нею? Переубедить ее?

— Вачера со мной и разговаривать не хочет.

— Но она же должна понимать, что наши методы гораздо лучше, чем ее!

— Наоборот. Она спит и видит, когда британцы соберут свои пожитки и уедут из Кении.

— Я читал кое-что про африканцев, — сказал молодой человек из комиссии. — Это правда, что жены спят с друзьями мужей?

— Это древний обычай кикую, возникший из-за сложной системы возрастного деления. Это делается открыто, с согласия жены и одобрения мужа.

— Прелюбодействуют, иными словами.

Грейс повернулась к священнику.

— Нет, это не прелюбодеяние. Сексуальные нравы кикую отличаются от наших. Например, в их языке нет слова, которое бы означало такую вещь, как изнасилование. Их взгляды на секс могут показаться нам весьма фривольными, но это не так, у них есть очень строгие табу…

— Доктор Тривертон, — жестко сказал мистер Сэнки, — то, что эти люди вам глубоко симпатичны, мы уже поняли. Также мы прекрасно поняли, что вы пытаетесь сделать для этих людей. Тем не менее нам кажется, что вы идете несколько не тем путем.

— То есть?

— В клинике, когда вы оказывали медицинскую помощь тем людям, вы ни разу не упомянули о Боге, ни разу не сказали, что ваша сила была дарована им. Вы не попытались привести кого-нибудь из них к Иисусу, хотя у вас была возможность сделать это.

— Я не проповедник, мистер Сэнки.

— Вот именно в этом и заключается ваша главная проблема. Вы игнорируете их духовные потребности, поэтому африканцы и продолжают проводить свои чудовищные обряды. Например, у них есть обряд, во время которого хирургическим путем увечатся молодые девушки. Что вы сделали, доктор Тривертон, будучи миссионером, чтобы запретить эту практику?

— Чтобы лечить этих людей, мистер Сэнки, мне необходимо их доверие и дружба. Если я начну проповедовать и клясть их традиции, они перестанут ходить в мою клинику. Католическая миссия потеряла много своих прихожан из числа африканцев из-за того, что священники вырубили священные фиговые деревья.

— Надеюсь, вы не одобряете это их поклонение священным деревьям.

— Нет, но…

— Понимаете, доктор Тривертон, — произнес пожилой член комиссии, — первостепенная задача медицинской миссии — это проповедь. Мы хотели создать здесь клинику, которая бы не только лечила их тела, но и приводила этих людей к Иисусу.

— Я уже сказала, что я не проповедница.

— Тогда вам нужен проповедник.

— Ради всего святого, пришлите мне его, — попросила Грейс. — Но вместе с ним пришлите еще и медсестер!

— Кажется, вы и сами превосходно справляетесь, доктор, — сказала миссис Сэнки. — К чему вам так много помощников?

— Чтобы учить африканцев самим заботиться о себе.

— Самим заботиться? — переспросил священник.

Грейс поспешила изложить свою мысль.

— Моя истинная цель — это научить африканцев самим заботиться о себе. Если бы у меня была группа помощников в деревне, кто-нибудь, кто мог бы научить кикую здоровому образу жизни, то поток моих пациентов значительно уменьшился бы. Если бы я смогла научить кикую оказывать первую медицинскую помощь и основам элементарного врачевания, как я обучила Марио…

— То есть вы хотите сделать этих людей полностью независимыми.

— Да.

— Тогда как они придут к Иисусу? Если африканцы смогут обходиться без нашей помощи, они не захотят приходить к христианским докторам, а посему процесс обращения в христианство остановится.

Грейс смотрела на пятерых человек, выглядящих здесь крайне неуместно в своих застегнутых на все пуговицы смокингах, галстуках и корсетах, будто они собрались не в африканские джунгли, а на прием к королеве.

Внезапно Грейс вспомнила о Джереми и их разговоре, который они вели однажды вечером, гуляя по палубе. «Первое, что мы должны построить, дорогая, — это клинику для лежачих больных, — говорил он. — Ходячих пациентов очень сложно удержать, тем же, кто прикован к кровати, деваться некуда, им придется внимать принципам духовного учения».

Странно. Она никогда не думала об этом раньше, о том, какую большую роль отводил Джереми религиозному аспекту их миссии. И чем чаше она сейчас вспоминала об этом, тем больше понимала, что, будь здесь сейчас Джереми, он бы стоял по другую от нее сторону, среди членов этой комиссии.