— Ведите себя прилично, — сказала Люсиль. — Посмотрите, кто к нам пришел.

— Привет, тетя Грейс, — сказали восьмилетний Джеффри и пятилетний Ральф, запихивая в рот пирожные. Они несколько минут рассеянно бродили среди женщин, а затем с яростными криками понеслись по дому.

— Дикари, а не дети, — сказала Люсиль. — Жду не дождусь, когда мы отправим их в европейскую школу в Найроби. Иногда они меня очень тревожат. У меня нет времени, чтобы заниматься их воспитанием. Я же не могу делать все одновременно.

— Мальчики как мальчики, — произнесла Сисси.

Люсиль опустилась на стул и рукой, выпачканной в муке, откинула с лица волосы.

— Джеймс уходит еще до рассвета и возвращается домой, когда мальчики уже спят. Я весь день вожусь с Гретхен и пеленками, к тому же на мне домашнее хозяйство. Мы не можем выращивать здесь овощи, в почве слишком много соды, а вода годна лишь для скота, а не для посевов. Поэтому мне приходится садиться в фургон и ехать на ближайший рынок, где они дурят меня, как ребенка.

Женщины молчали: в словах Люсиль они слышали свои собственные истории.

— Вы знаете, чем я занималась в Англии? — тихим голосом спросила Люсиль.

Все подались вперед. Здесь люди редко говорили о своей прошлой жизни, о том, что они делали до того, как приехали в Восточную Африку, словно до Кении у них не было никакой жизни.

— Я владела маленьким магазинчиком в Воррингтоне. — Ее голос стал еще тише, взгляд тоскливым. — Я продавала ленты и нитки. Торговля не приносила мне больших доходов, но обеспечивала приличную и комфортную жизнь. Над магазинчиком у нас была небольшая квартирка, где жили мы с мамой. Я встречалась с парнем, который работал клерком на металлургическом заводе. У нас была тихая и размеренная жизнь, с ежевоскресными походами в церковь, чаепитиями с викарием и просаживающим на тотализаторе каждую лишнюю гинею Томом.

Грейс уже слышала историю о том, как изменилась жизнь Люсиль, после того как Джеймс Дональд переступил порог ее магазина. Она без памяти влюбилась в него и поехала за ним в Африку. Когда бы Люсиль ни рассказывала об этом, Грейс всегда слышала в ее голосе нотки сожаления.

«Знал ли об этом Джеймс?» — думала Грейс. Глядя на понурые плечи и безжизненно лежащие руки Люсиль, она думала сейчас и о том, знал ли он, какой уставшей выглядит в последнее время его жена.

— Как бы там ни было, — произнесла Люсиль, поднимаясь со стула и возвращаясь к горячей печи, «фермерская жизнь — это честная и праведная жизнь, на которую нас всех благословил милосердный Господь.

Последние слова напомнили Грейс об одной из ее проблем: письме, лежащем в ее кармане.

Оно пришло неделю назад. Уведомление из миссионерского общества Суффолка, в котором говорилось о том, что все денежные субсидии прекращаются до полной инспекции ее миссии.

Дверь снова распахнулась, и на пороге на этот раз возник сэр Джеймс. Он снял с головы широкополую шляпу, сбил с ботинок грязь и сказал:

— Здравствуйте, леди. — Когда его взгляд упал на Грейс, его улыбка стала еще шире. — Ты здесь. Я надеялся, что ты еще не ушла. Я хочу тебе что-то показать.

Они вышли на улицу и вдохнули освежающий холодный воздух. За парочкой деревьев, защищающих дом, широкая саванна, зеленая после продолжительных дождей, тянулась к голубеющим вдали горам. На огромных пространствах свежей зеленой травы пасся скот; работники, напевая, обрабатывали поля с кормовыми культурами. Небо было пронзительно голубым и чистым, только над вершиной горы Кения висели несколько белых пушистых облачков. Грейс почувствовала, как ее душа воспарила к бледно-желтому солнцу.

Она шла рядом с Джеймсом и мечтала о том, чтобы это происходило каждый день ее жизни.

— Мальчики оповестили нас о рождении теленка, — сказала она.

— Да, одна из наших молочных коров отелилась. Они всегда требуют к себе повышенного внимания во время отела. Теленок шел задними ногами вперед; я его перевернул, и все обошлось без проблем. Слава богу, у меня самый лучший скотник в протекторате.

— Ты не слышал? Мы уже колония.

Он рассмеялся.

— Да, я и забыл. Мне понадобится целая вечность, чтобы привыкнуть к этому. Для меня так король Эдуард все еще жив и царствует!

По дороге от дома до молочной Грейс то и дело окликали и приветствовали пастухи и работники фермы. Все знали ее: она была частой гостьей на Килима Симба. Приезжая в гости к Люсиль или привозя Джеймсу микроскоп, она часто оказывала некоторым из них медицинскую помощь. На ферме Дональдов царили шум и суета: слева от нее работники прогоняли через помывочную зону мясной скот; справа топтался молочный — выстроенные в ряд коровы ожидали начала доения. В небольших загонах резвился молодняк; в кормушки накладывали сено; трое африканцев пытались справиться с норовистым гернзейским быком. Килима Симба была одной из крупнейших животноводческих ферм в Кении; она снабжала мясом и молочными продуктами большую часть Восточной Африки. Но несмотря на это, Джеймс Дональд, как и многие другие фермеры, продолжал ходить у банка в должниках.

— Смотри под ноги, — сказал он, беря ее под руку.

— Что ты хотел мне показать?

— Увидишь!

— Ты такой таинственный.

— Это сюрприз. Что-то, над чем мне пришлось немного поработать. Не хотел говорить тебе об этом раньше, ждал, пока закончу. Думаю, тебе это понравится.

Они обогнули угол молочной, где на грузовик Джеймса грузили бидоны с молоком, которым предстояло отправиться на рынки Найэри и Каратины.

— Это здесь, — произнес Джеймс, открывая дверь в молочную. — Будь осторожна: тут скользко.

Внутри маленького каменного здания было прохладно и темно. Джеймс прошел через все помещение к другой двери, которая вела в пристроенный к молочной сарайчик с бревенчатыми стенами и крышей из рифленого железа. Два окна пропускали солнечный свет и свежий воздух; грязный пол покрывал старый ковер. Онемевшая Грейс стояла посредине маленького, шесть на шесть футов, помещения.

— Я тебя удивил? — спросил Джеймс.

— Да…

Две стены от пола до потолка были увешаны полками; возле третьей стоял верстак. Каждый пятачок был заставлен банками и коробками, бутылками и книгами. Верстак смахивал на аптекарский: на нем находились куча пробирок, сосуды для выращивания микроорганизмов, баночки с химикатами; а в центре всего этого великолепия возвышался блестящий новенький микроскоп.

— Ну, что скажешь?

Комната была такой маленькой, не больше чулана, что Джеймс стоял практически вплотную к ней.

Грейс обвела комнату взглядом.

— Просто замечательно.

— Потребовалось немного времени, чтобы собрать все это, — сказал Джеймс, проводя рукой по гладкой поверхности верстака и любовно касаясь предметов лабораторного оборудования, словно они были священными реликвиями. — Доставку ждал целую вечность. Веришь или нет, но большая часть оборудования пришла из Уганды. У них весьма развита научно-исследовательская деятельность.

— Ты молодец, — тихо произнесла Грейс, думая обо всех тех моментах, произошедших за последние четырнадцать месяцев, когда она, получив от Джеймса послание, в котором он просил одолжить ему микроскоп, бросала все, вскакивала на лошадь и мчалась к Килима Симба, где он ждал ее с широкой улыбкой на лице и бесчисленными словами благодарности. В течение часа они стояли, склонившись над предметным стеклом микроскопа; затем диагностировали последнюю напасть, поразившую его скот; и, наконец, в течение еще одного часа, самого замечательного времени, сидели перед потрескивающим огнем и потягивали бренди. Грейс жила этими встречами.

— Мир совершенствуется, Грейс, — продолжал он. — Дни животноводческих ферм, управляемых по старинке, прошли. Сегодня всем этим нужно управлять с помощью микроскопа и шприцев для подкожных вспрыскиваний. Я же не могу постоянно пользоваться твоими.

— Я не возражаю.

— Я знаю. Ты очень добра. Но теперь у меня есть своя лаборатория, и я больше не буду донимать тебя своими просьбами.