- Где Деревский?

  - Здесь. Где же еще?

  Лев сидел в кресле, таращась на меня полубезумными фарами. Теперь, когда Арины нет, он был второй, спасительной половинкой 'хлебного шарика'. Я попросила Чак-Чака принести мне воды. Но он пропустил мою просьбу мимо ушей.

  - С ума сойти, - плечистый детина немигающе таращился на меня. - Десять минут назад ты выглядела как конфетка... Что, черт побери, у вас там стряслось?

  - Никакого черта, - я поморщилась.

  - У тебя волосы поседели.

  - Просто принеси мне воды, окей?

  - Палисси, ты похожа на невесту Франкенштейна.

  - Зато ты - на актера разговорного жанра, - огрызнулась я. - Или на потенциального безработного.

  Мрачно ухмыляясь, Чак-Чак ушел. Четверть минуты спустя послышался звон посуды и звук льющейся воды.

  - Где Арина? - спросил Лев Деревский; он вжимался в кресло с таким усердием, словно хотел раствориться в нем.

  - Далеко.

  - Далеко? - переспросил входящий в гостиную Чак-Чак. Он вручил мне стакан, до краев наполненный водой. Пока я донесла стакан к губам, половина расплескалась на мои джинсы, так меня била дрожь. - Мне привести ее?

  - Ну приведи, если сможешь, - я глотнула воды и закашлялась, когда Чак-Чак вышел из гостиной. Не надо обладать вселенской проницательностью, чтобы понять, куда и за кем этот дубина потопал. - Стоять! Ты что, до сих пор не въезжаешь? Посмотри на меня! - срывающийся голосом попросила я. Здоровяк повиновался все с той же обескураженной физиономией. - Ну как, ты все еще думаешь, что я с медведем сцепилась? Или, может, мне это Деревская наваляла? Не будь идиотом!

  - А-а-а. - Чак-Чак приоткрыл от удивления рот. - Понял. Эти ваши спиритические штучки-дрючки. Деревская что, тоже была... того?

  - Вот именно что 'была'.

  - Что ты сделала с моей женой? Где Арина? - дурным голосом завопил Лев, вскакивая с кресла. - ГДЕ ОНА?

  Он бросился на меня, но Чак-Чак без видимых усилий закинул его обратно в кресло, будто забил трехочковый. Нависнув над блондином, здоровяк ткнул в него указательным пальцем.

  - Закрой. Свой. Говенный. Рот.

  Лев накрыл лицо руками и зарыдал. Глядя на рыдающего мужчину, который еще недавно виртуозно лил на мою голову клевету, мои нервы не выдерживали. Если я немедленно не возьму себя в руки, то быть истерике.

  - Я не знаю, Лев, - прошептала я, - не знаю.

  Есть вещи, которые не стереть из памяти, не смягчить временем. Увиденное там, в спальне, было из разряда именно таких вещей. Выход есть: загнать воспоминание в самый темный угол памяти и навесить на него замок. Что я и сделала.

  Я понимала, что зажата со всех сторон. Тот же Чак-Чак будет серьезным противником. Я видела, на что способна его стокилограммовая туша. Если Деревский ему на один зубок, то меня он и подавно, не прилагая абсолютно никаких усилий, размажет по асфальту, превратит в горку окровавленных косточек. Я была также опасна, как и любая другая худенькая девушка.

  Согласна, чертовски странно, что я до сих пор жива, когда вокруг столько грязи и негодяев.

  Ладно, не так, чтобы жива в классическом понимании слова. Но и не мертва, правильно?

  Чак-Чак захлопнул дверцу за Львом, обошел авто и сел за руль. Я щелкнула ремнем безопасности и откинулась на сиденье. Что дальше?

   Глава 31

  Я всегда отдавала себе отчет, что монстров хватает как в нашем мире, так и в мире духов. Именно поэтому я старалась играть по-честному, с уважением. Выдерживать дистанцию. Спасибо Арине, что разнесла мою осторожность в пух и прах. Из-за нее под удар попала моя душа. Вдобавок, я обзавелась новым знакомым, который однажды не прочь забрать меня в прекрасные мертвые дали. Насыщенный конец года, а?

  От незнания, что случилось с Деревской, меня кидало то в жар, то в холод. Вообще-то я заметила, что насилие как таковое перестает пугать, когда рядом оказываются потусторонние ребята. Я хочу сказать, ваше тело пропитано страхом, но вы понимаете, что бояться надо отнюдь не физической расправы. Конечно, радости мало схлопотать по физиономии, но куда хуже увидеть нечто, что вспорет ваш рациональный мирок, как перьевую подушку. Физически вы будете в норме, но психологически - развалиной; изношенным и разодранным, как пара дешевых кроссовок.

  Чак-Чак сказал, что у меня волосы поседели. Я, впрочем, не спешила оценивать причиненный ущерб. В качестве бонуса, у меня до сих пор дрожали руки, и дергался указательный палец на левой кисти. В остальном физически я была в порядке. Психологически вроде тоже. Возможно, пока что. Время покажет. Если будет у меня это самое время.

  Босс Церкви механизированных. Уна Бомбер. Стефан. И, естественно, Громов, которому я планировала нанести дообеденный визит.

  Я не спешила вкладывать мобильник в руку Деревского для звонка его адвокату, господину Пальто-Панцирь-За-Пять-Штук. Громов тщательно спланировал свой бенефис, что заняло у него не день и не два, вот и я могу потерпеть пару часиков.

  Бодя ответит за содеянное. За то, что, однажды посягнув на мое сердце, решил посягнуть на мою душу. Какой же ты все-таки козел, Богдан! Зная меня все эти годы, ты должен был давно понять, что проломить мне голову намного проще, чем сердце. Или душу.

  А потом случилось то, что заставило меня поверить в Его Величество Случай: нас как ни в чем не бывало обогнал 'мерседес' Громова.

  - Чак-Чак, - мой голос был хриплым от волнения - гнусный во всех отношениях голос, - видишь этот серебристый 'мерс'? Езжай за ним, но чтобы водитель не заметил хвост.

  Качок злобно осклабился.

  Так мы и катили по Кварталам, по направлению к реке, пока 'мерседес' не затормозил и не запарковался на врезанной в тротуар стоянке, напротив какого-то ресторанчика.

  - Поезжай, поезжай! - зашипела я, вжимая голову в плечи и сползая по сиденью. - Свернешь на следующем повороте и припаркуешься там.

  - Палисси, в тебе пропадает заправский бандит!

  Я пропустила его слова мимо ушей. Тем временем, дверца 'мерседеса' открылась и на расчищенный от снега асфальт ступили дорогие замшевые ботинки на шнуровке. Серые джинсы. Коричневая кожаная куртка. Рыжие волосы аккуратно уложены. Выспавшийся, элегантный, опрятный. Не подозревающий о том, что я прожигаю его взглядом. Я вдруг почувствовала себя аллигатором в засаде, готовящимся сомкнуть челюсти на подошедшем к воде олене.

  - Олень, значит, - пробормотала я. - Гребаный олень, черт бы тебя драл.

  - Может, расскажешь, что происходит?

  Следуя моим указаниям, Чак-Чак свернул и припарковался возле закрывшегося на дневное время суток тату-салона. Я не сразу сообразила, почему у меня жжет в груди. Оказывается, я задержала дыхание. Сделав глубокий вдох, я приказала:

  - Жди в машине, я скоро вернусь.

  - Не-а. Не катит.

  Я посмотрела на Чак-Чака.

  - Отлично. Идем. Только вначале просвети меня: как быть с Деревским. Может, сделать ему новогоднюю скидку и оставить в машине? Тогда я уж точно лишусь второй половинки 'хлебного шарика'.

  - Хлебный... - здоровяк нахмурился. - Хлебный - что?

  - Я хочу сказать, что Деревского нельзя оставлять одного. Никаких 'но', - предупредила я.

  И, отстегнув ремень безопасности, вышла из авто.

  - То был что, дружок твой? - беззлобно полюбопытствовал Чак-Чак.

  - Да, то был мой дружок.

  - То был Громов, - Лев с отвращением уставился на меня с заднего сиденья. - Он оценит твое исполосованное лицо.

  Мой голос не дрогнул:

  - А как же, Арина ведь старалась.

  Я не стала говорить ему, что раны от арининых ногтей болели уже не так сильно, как полчаса назад... Позволив вспышке надежды затмить доводы здравого смысла, я осторожно сжала правую руку в кулак. От пронзившей руку боли на глаза навернулись слезы. Нет, с этим придется помучиться. Судя по ликующей гримасе, Лев по-своему истолковал мои слезы. Ну и пусть.