Допрос был прерван телефонным звонком: звонил секретарь генерала Васильева. Он вызвал Миронова к прямому проводу: требует Крайск, полковник Скворецкий.

— Ты что же, — услышал Миронов голос Кирилла Петровича, едва взял трубку, — вернулся в Москву, а о нас и вспоминать не хочешь? Спасибо Луганову и Савину: те, вернувшись, хоть рассказали, как вы брали эту дамочку, не то я бы и этого не знал. Так уж и сообщить нечего?

— Кирилл Петрович, виноват… — едва отдышавшись после быстрой ходьбы, сказал Миронов (его кабинет был не близко от приемной генерала, в другом конце здания). — Но, право, хотел с вами соединиться с самого утра, да утром не удалось, а потом закрутился…

— Ладно, ладно, не оправдывайся. Выкладывай-ка лучше, какие у вас новости?

Миронов рассказал о минувшем допросе Семенова и той роли, которую сыграло появление Савельева, о поведении Б., показаниях Пщеглонской.

Внимательно выслушав Андрея, Скворецкий заговорил сам:

— За информацию спасибо, но я тебя вызвал не ради любопытства. Дело в том, что появился Корнильев, Георгий Николаевич Корнильев, брат Ольги Николаевны. Вернулся из экспедиции.

— А-а-а, вернулся, — протянул Миронов. В горячке последних дней он и забыл о брате Корнильевой. Да и так ли уже теперь был тот нужен? — Понятно. Что, алмаатинцы звонили, они это выяснили?

— Какое там выяснили! И выяснять не пришлось. Он сам у них сидит, в тамошнем КГБ.

— Сидит? — изумился Андрей. — За что?

— Да ни за что, понимать надо, — с досадой сказал Скворецкий. — Что чушь городишь? Сам сидит, сам. Пришел в КГБ и не уходит. У него, дескать, важное сообщение.

— Что за сообщение?

— А этого пока никто не знает. Корнильев, как пришел, заявил, что дело касается его сестры, проживающей в Крайске. Алма-атинские товарищи, памятуя наказ Луганова, расспрашивать Корнильева ни о чем не стали, а связались с нами. Вот об этом я и докладывал Семену Фаддеевичу, а заодно решил и тебя поставить в известность.

— Положеньице! — озабоченно сказал Миронов. — Задал этот Корнильев задачу. Надо же что-то делать, поручить кому-нибудь там с ним побеседовать?

— Зачем, — возразил Скворецкий, — вдруг у Георгия Николаевича действительно важное сообщение, а алма-атинские товарищи, не зная существа дела, не разберутся. Нет, туда надо ехать тому, кто ведет расследование. Луганову… Он, между прочим, уже вылетел. Как побеседует с Корнильевым — позвонит тебе. Учти. Вот об этом я и хотел тебя предупредить.

Глава 29

Звонка из Алма-Аты не последовало ни в этот вечер, ни на следующее утро. Миронова, наверное, это бы удивило, если бы он не был настолько занят делами, что буквально не замечал времени.

Генерал Васильев оказался прав: московские эксперты быстро закончили экспертизу. Они установили, что тот, кто выдавал себя за Черняева, абсолютно здоров и попросту симулирует сумасшествие, хотя и весьма искусно.

Как только заключение экспертизы было вынесено, псевдо-Черняева перевели в тюрьму, и Миронову пришлось засесть за подготовку к его допросу. Естественно, что он не помнил о брате Корнильевой, об отъезде Луганова в Алма-Ату. Но именно тут-то они и напомнили о себе, причем самым неожиданным образом: в разгар рабочего дня Андрея оторвал от дел телефонный звонок.

— Да, — сказал Миронов, беря телефонную трубку, — слушаю…

— Андрей Иванович, — послышался знакомый голос. — Здравствуй. Это я, Луганов. Звоню с аэродрома…

— Привет, Василий Николаевич, только с какого аэродрома? — не понял Миронов. — Ты же должен быть в Алма-Ате?

— А я и был в Алма-Ате, только теперь я уже здесь, в Москве, на аэродроме. Отсюда и звоню.

— И все-таки не понимаю: почему ты не позвонил из Алма-Аты, как очутился в Москве? Объясни толком.

— Ничего я по телефону объяснять не буду! — рассердился Луганов. — Вот через час-полтора доберусь до тебя, тогда сам все поймешь. Ты пропуск закажи, чтобы зря не ждать, два пропуска — мне и Корнильеву…

— Корнильеву? — ахнул Миронов. — Какому Корнильеву? Георгию Николаевичу?

— А кому же еще? Конечно, Георгию Николаевичу — брату Ольги Николаевны. Он здесь, со мной.

В голосе Луганова слышалось с трудом сдерживаемое нетерпение.

— Хорошо, — сказал Миронов. — Пропуска сейчас закажу. Где их получать, знаешь? Меня найдешь?

— Знаю, все знаю, не впервой.

— Может, подослать на аэродром машину?

— А зачем? Мы сейчас на автобус, и через час-другой у тебя. Скорее будет.

— Хорошо, действуй, — согласился Миронов. Он все еще окончательно не пришел в себя, настолько неожиданным было появление Луганова, да еще в обществе брата Корнильевой.

Начинать допрос Черняева теперь не имело смысла: что сделаешь за час-полтора?

За эти дни накопилось немало протоколов допросов Б., Пщеглонской, Семенова, и Андрей занялся их изучением, сопоставлял, как каждый из арестованных освещает тот или иной факт, вдумывался в детали, анализировал. За этим занятием и застали его Луганов с Корнильевым.

Если бы Андрей не знал, с кем именно появится Василий Николаевич, он все равно, наверное, угадал бы в его спутнике брата Ольги Николаевны Корнильевой, настолько велико у того было сходство с сестрой: тот же овал лица, тот же нос, те же линии рта, подбородка. Правда, живую Корнильеву Миронов никогда не видел, но он столько раз и с такой тщательностью изучал ее фотографии, что ошибиться не мог.

Производил Корнильев впечатление человека волевого, мужественного. Сейчас он выглядел утомленным, лицо, покрытое кирпично-красным загаром, какого не только в городе, да еще в такое время года, но и на курорте не встретишь, осунулось, выгоревшие волосы были взъерошены.

— Что, Георгий Николаевич, — спросил Андрей, когда, будучи представлены Лугановым друг другу, они расположились возле стола, — прямо из экспедиции? Трудновато вашему брату в горах приходится?

— Да, экспедиция была не из легких, — заметно волнуясь, сказал Корнильев, — только извините, я не хотел бы отвлекаться. К цели моего появления здесь геологическая экспедиция, как и вся моя нынешняя работа, отношения не имеет. Речь идет об Ольге Николаевне, моей сестре…

— Понимаю, — внутренне настораживаясь, сказал Миронов. — Понимаю. Ну что же, слушаю вас.

— Мне известно, — все больше волнуясь, продолжал Корнильев, — что Ольгу принимают за предательницу, шпионку. Это недоразумение, чудовищное недоразумение. Ольга всегда, всю свою жизнь была человеком честным, порядочным. Она бывала порой горяча, невыдержанна, могла ошибаться, и ошибаться тяжко, но человек она чистый, честный. Это я знаю твердо и за это ручаюсь. Ручаюсь головой…

— Да вы успокойтесь, Георгий Николаевич, успокойтесь. Зачем раньше времени волноваться?

Миронов встал, налил воды в стакан, протянул Корнильеву и снова сел. В душе его начало закипать глухое раздражение: и зачем Василию Николаевичу понадобилось тащить в Москву этого ходатая за сестрицу?

— Успокойтесь, — еще раз повторил он. — Ваши переживания мне понятны, но поймите и вы нас: факты, свидетельствующие против вашей сестры, весьма серьезны. Их много. Ведется расследование, и, смею вас заверить, самым тщательным и объективным образом. Пока расследование не закончено, я вам сказать ничего не могу: не вправе…

— Боже, да о чем вы говорите? — схватился за голову Корнильев. — При чем тут мои переживания, какую играет роль, что вы можете и что не можете сказать? Ольги-то уж нет, она все равно мертва.

— Мертва? — мгновенно подхватил Миронов. — А как, откуда вы это узнали?

Корнильев с недоумением посмотрел на Миронова и болезненно поморщился:

— Простите, но почему вы задаете такие странные вопросы, почему в таком тоне? Я узнал об этом от Василия Николаевича, от товарища Луганова…

Миронов бросил на Луганова сердитый взгляд, но тот сидел с самым невозмутимым видом.

— Никакой информации я от вас не прошу и не жду, — сухо сказал Корнильев. — Поздно. Речь идет не о моих переживаниях, а о восстановлении честного имени Ольги Николаевны. Пусть посмертно… Речь идет о выяснении вопроса, кто был ее убийцей. За этим я и приехал.