Как ни странно, властелин даже остался доволен результатом. То есть съел всё и ни разу не возмутился. В знак одобрения довольно фривольно похлопав гостеприимного хозяина по филейной части, когда тот мыл посуду. Парень не знал, как на такое реагировать. Резко осадить кредитора или потребовать списать за это хоть копеечку из огромного долга.

Так началась самая странная и неоднозначная полоса в жизни Саши под названием «Альберт Родионович».

Парень ночевал на своем любимом диванчике, который даже нельзя было разложить из-за прижимающей его к стеночке двуспальной кровати властелина. Даже вставая попить или по нужде, приходилось отчитываться о направлении своего движения чутко спящему соседу. Тем более что выбраться на волю коридора бесшумно и в обход демонского ложа было почти невозможно.

Утром и вечером Сашка принимал душ в ванной комнате, густо заселённой самыми разнообразными баночками и флаконами не всегда понятного назначения. Властелин зорко следил за соблюдением гигиены и формой одежды. Натянуть при нём любимые треники и растянутую майку было немыслимо и каралось презрением.

Всё это, мягко говоря, раздражало и создавало некоторые трудности. Это если не считать всех аристократических закидонов супостата. Парень начинал чувствовать себя дрессированной собачкой на службе нечистой силы. Тут либо взбрыкнуть, либо выжить. А более всего бесила идиотская манера властелина шутить с каменным лицом. Так что не всегда и поймешь, что дядя шутить изволили, и говорит ли он хоть иногда серьёзно. Форменное издевательство. К тому же было неясно, когда же с парня потребуют должок и не был ли этот унизительный договор очередной шуточкой в стиле Альберта.

Яркими гурманскими вспышками тьму будней прорезало желание Альбертино Великолепного что-нибудь приготовить, с последующим переполнением вместительного Сашиного желудка и невежливой отрыжкой. Но в основном парень готовил сам, старательно следя за пополнением холодильника свежими продуктами и увлечённо изучая рецепты новых блюд. Некоторые даже удавались.

Весь день властелин где-то пропадал, леденя другие жертвы, и Сашка был предоставлен сам себе. Благо работал он дистанционно и мог сам регламентировать свой график, четко распределяя время между выполнением заказов, онлайн-играми и требованиями тирана.

Особенно удручала необходимость ежедневной уборки в тесном пространстве, загромождённом соседским разномастным скарбом, опасной для здоровья и целостности организма. Парень с грацией потомственной цапли, высоко поднимая ноги и изящно помахивая руками для равновесия, на цыпочках вышагивал между коробками, чемоданами, разнокалиберными сундучками и зачехлённой мебелью. Собирал пыль тряпочкой, собственной одеждой и давно не стриженными волосёнками, подобно трудолюбивой пчёлке на заготовке пыльцы. Применение пылесоса едва не научило Сашку летать, а мытьё пола превращало в гибкую гусеницу.

О выплате долга Альберт пока не заикался, но часто позволял себе мимолётные непристойные прикосновения. Скорее напоминания, чем домогательства, и не всегда можно было понять, имеют ли они хоть сколь-нибудь сексуальный подтекст. Так по-хозяйски оглаживают любимую машину или чужого кота, который никогда не ссал в ваши тапки. Сашу это коробило, но всё чаще он ловил себя на мысли, что обиден ему не факт прикосновения, а то, с какой миной это проделывает сосед.

Они почти не разговаривали. Властелин мудрёно и многословно разъяснял свои требования, но только один раз. А в остальное время цедил слова, словно каждое из них стоило как небольшой небоскрёб в центре Токио.

Всё это хоть и напрягало, но казалось какой-то игрой со своими сложными правилами, соблюдать которые проще интуитивно угадывая, чем заучивая наизусть все нюансы их применения. И эта игра набирала обороты постепенно, плавными витками спирали раскручивая что-то внутри. Что-то вполне гармонично и естественно ложащееся на предложенный Альбертом мотив.

Спустя полторы недели надменный истукан уже почти не действовал на нервы. Саша научился чётко угадывать его эмоции по малейшему жесту или мановению брови, едва заметному изменению тона. Сосед занимал удивительно мало места в личном пространстве и тесноте квартиры, если не считать его многочисленных вещей. Уважительно относился к мелким нуждам и привычкам, не слишком докучал своими собственными.

Так казалось.

Пока не зашла в гости сестра.

Манька прискакала «на минуточку» в субботний вечер, когда они с Альбертом садились ужинать. Саша представил соседа и вкратце, опуская подробности, объяснил, кто он и почему здесь воцарился, разумеется, ни словом не упомянув о долге. Сестра сокрушённо качала головой, сочувствуя соседу, и изобретательно ругала безалаберного братца. Затем высоко оценила прорезавшиеся у Саши кулинарные таланты, поудивлялась тому, что он вообще способен отличить сосиску от яиц. И все время внимательно наблюдала за мужчинами каким-то странным нечитаемым взглядом.

Парень, стараясь об этом сейчас не думать, убрал со стола, быстро перемыл посуду, подал чай. Насыпал в чашку Альберта две с половиной ложки сахара без «горочки», размешал, поставил на блюдце, застеленное салфеткой, придвинул властелину, провернул чашку ручкой строго под правую руку. Отложил для него на тарелочку два печенья и одну мармеладную дольку. Тарелку разместил по левую руку, идеально сопоставляя рисунки на ободках блюдца и тарелочки в одном направлении. Дождался, когда сосед сделает глоток, и только тогда приготовил чай себе и Маньке, уже без всех этих церемоний.

Маня окинула взглядом невозмутимого братца и пристально всмотрелась в глаза Альберта. Саша непонимающе наблюдал за их молчаливым диалогом, больше похожим на дуэль. Потом сестра, видимо приняв для себя какое-то решение, первая опустила глаза.

Альберт весь вечер поражал обаянием и умением вести беседу, подчёркнутой галантностью, какая подошла бы знатному лорду, и при этом виртуозно удерживаемая им дистанция вовсе не ощущалась. В его обществе хотелось улыбаться, внимать и впитывать каждый жест, при этом не ощущая себя недостойным находиться близ такого человека. Захламлённость квартиры приобретала изысканный шарм и налёт утончённости. Кухня превращалась в уютный будуар, печенье - в неведомый птифур, а скромный мармелад - в загадочное бланманже.

Сашка немного ошарашенно пытался сопоставить в своей голове образ этого полубогемного обаяшки с жёсткой фигурой несгибаемо хладнокровного тирана, к которой он привык. Совместить их не получалось, а при простом наложении изображение двоилось. По всему выходило, что властелина ему тайно подменили пришельцы. Парень даже не мог решить, какая версия соседа его пугает больше.

Сестрёнкина «минуточка» предсказуемо затянулась до позднего вечера, и Саша вызвался проводить её до остановки. Болтали будто по инерции на темы, поданные Альбертом в качестве десерта. Продолжая смаковать послевкусие его высказываний. Потом примолкли, исчерпав скудный запас понимания. Манька всё порывалась что-то сказать, но будто сомневалась. Саше почему-то не хотелось выпытывать, внутри свербило от ощущения какой-то неосознанной значимости чего-то незамеченного вовремя. Муторно неопределённо крутило в районе солнечного сплетения. А пуще всего ныло предчувствие, что по возвращении в квартиру что-то непременно произойдёт, какого из властелинов он бы там ни обнаружил.

Сестра, уже забравшись в полупустой трамвай, посмотрела на парня через мутные разводы стекла растерянным взглядом. Саша улыбнулся ей, нащупывая внутри себя остатки уверенности и вытаскивая их наружу, напоказ. Взмахнул рукой вслед звонкой трели удаляющегося вагончика.

Домой парень не торопился, и почему-то был уверен, что Альберт его поймет и не станет отчитывать. Хотелось идти дальним, освещенным фонарями путём, строго по тротуарам, аккуратно обходя лужи. Задумчиво разглядывая в них яркие отражения блеклого, пока ещё безликого, района.

Уже во дворе под ноги попалась смятая пивная банка, и Сашка сыграл сам с собой один нерегламентированный период в хоккей на асфальте, после чего сам себе назначил овертайм. «Шайба» улетела в чужие ворота, причём в ворота запертого гаража, и с оглушительным в тишине сонной улицы грохотом отскочила в кучу мусора, традиционно забытую строителями.