Александр Исаевич Солженицын прислал письмо моему сыну, в котором он написал: «…я почерпнул горькие страницы летописи вашей семьи».

Воистину — горькие!

Пусть же будут эти записки слабой данью их памяти.

19 октября 1990 г. в телепрограмме «120 минут» рассказывалось о нижегородском купеческом роде меценатов Рукавишниковых — один из них был поэтом. 73 года эта фамилия предавалась забвению, не вписываясь своими добрыми делами в идеологические коммунистические клише. Стало возрождаться русское национальное самосознание и воздаваться должное достойным людям, когда-то способствовавшим духовному и культурному расцвету страны.

Тогда я подумал о том, что уже никто и никогда не помянет моих предков за все то доброе, что сделали для своей родины.

Советская власть их физически изничтожила и стерла память о них. Теперь же, после того как быстро прошел период «покаяния», неожиданно возродился оголтелый национализм, вызверилось межнациональное отчуждение, и вспоминать, например, об армянской культурной жизни в Тбилиси стало просто опасно…

Спустя десятилетия «братской», а на самом деле фарисейской дружбы народов опять стала актуальной полемика Сталина с видным деятелем грузинских большевиков Буду Мдивани по поводу разделения Закфедерации, за что ратовал тогда Мдивани. Сталин возражал, аргументируя тем, что в случае разделения Закавказской федерации на три самостоятельные республики грузинские большевики начнут выселять армян из Тифлиса (как это же пытались сделать меньшевики), под тем предлогом, что в столице Грузии армяне не могут составлять больше половины населения. Поэтому, считал Сталин, разделения Закфедерации на отдельные национальные республики допускать нельзя.[1]

Армяне много сделали для строительства Тифлиса, переименованного только в начале сороковых годов прошлого века в Тбилиси, для развития промышленности и культуры города. Однако одно упоминание об этом в период активизации национального самосознания раздражает «патриотов». А ведь расселению в Грузии армян — и моих предков в их числе — с целью экономического процветания способствовали как раз грузинские цари Давид Строитель и Ираклий И.

Начнем, как говорили латиняне, «ab ovo».

Дед мой Михаил Егорович Алиханов был лет на сто старше меня. Происходил он из горийских армян из села Хидистави, где его отец владел имением (фото 1). Надо думать, прадед был богатым человеком. Во всяком случае, он дал своему сыну европейское образование, а дочь выдал замуж за владетельного князя Георгия Эристави (рожден в 1811 году), поэта-режиссера, основателя грузинского театра. Двоюродный брат моего отца Давид Эристави был выдающимся деятелем культуры Грузии. Он также был родом из Хидистави, родился в 1847 году, редактировал газету «Кавказ», писал стихи, но особенно много сделал, как и его отец, для грузинской сцены. Наиболее значительным вкладом в этой области считается перевод пьесы В. Сарду «Родина», которую он удачно связал с грузинской действительностью и придал ярко-патриотическое звучание. Бюст Давида Эристави на надгробии в пантеоне для деятелей культуры Грузии на горе Мтацминда — там, где похоронен Грибоедов, — имеет значительное портретное сходство с моим отцом.

Дед мой — чиновник почтового ведомства, к пятидесяти годам имел чин действительного статского советника, т. е. был гражданским генералом и потомственным дворянином. Разбогател он, откупив на паях с другими лицами, Сальянские рыбные промыслы. В 50-х годах девятнадцатого века мой дед построил большой трехэтажный дом в самом фешенебельном квартале тифлисских богачей — Сололаках.

О бабушке мне известно, что звали ее Хампера (фото 2). Вместе они народили восемь детей — Константина, Ольгу, Марию, Анну, Елену, Елизавету, Соню, Ивана — все они запечатлены на семейной фотографии, сделанной в 1876 году (фото 3).

Трагедии моих родных и посвящена моя «горькая летопись» (фото 4).

1. Старший сын моего деда Константин родился в 1849 году, учился музыке с 8 лет. Будучи студентом юридического факультета Петербургского университета, Константин продолжал и свое музыкальное образование. Вернувшись в Тифлис, он принял активное участие в создании музыкального училища. В качестве компаньонов он привлек еще двух музыкантов — певца Х. И. Саванели и хормейстера А. И. Мизандари. В 1871 году они втроем основали первую в Грузии музыкальную школу, которая вскоре превратилась в подлинный очаг музыкальной культуры (фото 5).

В 1882 году в Петербурге организовалось Императорское музыкальное общество, и дядя Костя был избран в его первый директорат.

В 1898 году в Тифлисе началось строительство здания музыкального училища (будущей консерватории) с концертным залом на 300 мест. Приобретение участка и возведение здания обошлось в 45 тысяч рублей. Для зала надо было еще 16 тысяч, которые пожертвовал Константин Михайлович Алиханов.

Сохранился экземпляр книги с многочисленными фотографиями: «Торжество открытия и освящения концертного зала в новом здании Тифлисского отделения Императорского музыкального Общества в г. Тифлис 24 октября 1904 года».

Эта книга представляет несомненный интерес для изучения музыкальной культуры Кавказа в начале двадцатого века (фото 6, 7, 8, 9, 10,11, 12).

С 1886 по 1890 год в Тифлис регулярно приезжал П. И. Чайковский. У него с моим дядей сложились дружеские отношения. В честь приезда Петра Ильича в Тифлис обычно проводился банкет в Ортачальском имении (район Тифлиса в нижнем течении реки Куры) моей тети Адельхановой (фото 13).

Дядя Костя при всей своей занятости предпринимательством вел в музыкальном училище теорию музыки и класс фортепиано, а также концертировал.

В первом десятилетии нового века музыкальное училище по составу преподавателей и по результатам работы становится настолько солидным учебным заведением, что К. М. Алиханов написал прошение в Российское Императорское музыкальное общество о присвоении училищу статуса консерватории. В присланной на его имя ответной телеграмме было выражено принципиальное согласие на открытие в 1915 году Тифлисской консерватории. Но началась война, а следом произошла и революция…

Накануне революции в Тифлис в последний раз приехал Федор Иванович Шаляпин. На банкете в его честь, где было сказано много тостов, Шаляпин в ответ произнес взволнованную речь, которую закончил патетическими словами: «Я рожден дважды: для жизни в Казани, для музыки — в Тифлисе».

Музыковеды М. Долинский и С. Чертог так описывают начало творческого пути Ф. И. Шаляпина:

«Весной 1892 года безработный девятнадцатилетний хорист приехал в Тифлис. Шаляпин голодал, не знал, где будет ночевать. Случайные выступления в увеселительных садах почти не давали денег. Первой обратила внимание на его замечательный голос Мария Григорьевна Измирова. Она подошла к Шаляпину после его выступления хора в саду на Михайловском проспекте и спросила:

— Откуда вы приехали?

Федор ответил:

— Сначала накормили бы, а потом спрашивали».

Измирова потом рассказывала:

«Это был длинноногий парень, худой, нескладный. На нем были косоворотка и какие-то немыслимые брюки (которые он именовал „пьедесталами“). На голове почему-то соломенная шляпа — канотье с черной ленточкой. Дно шляпы было оторвано, держалось сзади на одной ниточке, при ходьбе и ветре поднималось вверх. Немало мы смеялись по поводу этой необыкновенной шляпы…»

Однако, положение по-прежнему оставалось отчаянным. Шаляпин списался со старыми товарищами по сцене, которые устроили его в оперу Перовского в Казани на вторые роли. Новые тифлисские знакомые посоветовали ему перед отъездом еще раз попытать счастья — пойти к преподавателю пения в музыкальном училище Дмитрию Андреевичу Усатову, дававшему также и частные уроки.

Александр Григорьевич Рчеулов, тенор, как раз занимался у Усатова. Он рассказывал, что появление Шаляпина вызвало удивление присутствующих: длинный, нескладный парень, в засаленной и затасканной одежде.