Кто-то снова смачно выругался. Послышался гортанный смех.

Сережа неимоверным усилием заставил себя приподняться на локте. Ему показалось, что тело весило не меньше того мешка с картошкой, который они с приятелем едва дотащили до бункера овощебазы…

— Что вы? — его голос показался ему самому незнакомым.

— Давай-ка, друг, подымайся! Разлегся тут… Ты уж прости, но помрешь ты попозже — понимаешь, ты в округе один-единственный врач! Поэтому ты нам нужен. Давай, вставай. Придется еще поработать.

Его подхватили под мышки и поволокли к машине. Кинули на заднее сиденье. Мотор неслышно завелся, машина тронулась.

Один из бандитов, — Сергей сразу понял, в чьи руки попал, — разжал ему рот и заставил проглотить хорошую порцию коньяку. Голова кружилась. После выпитого он стал лучше соображать, но твердо держаться не мог.

Мимо мелькали заборчики дач, ворота — и вот они вывернули на знакомое бетонное шоссе, пролегавшее через лес, шоссе, по которому столько ходил он в Свердловку, в уютный домик на берегу пруда и в тот — другой, источающий зло.

Молнии озаряли все небо, — пока Сережа лежал без памяти, разразилась гроза, — да такая, что чертям в аду стало тошно. Он потихоньку огляделся: их было трое. Один — главарь, которого звали Малхазом. Другой — кучерявый светловолосый Энвер — Эник, правая рука главаря. Третий грузный, пузатый, одышливый, похоже, астматик — при каждом физическом усилии, резком движении он тяжело и хрипло сопел. К нему почему-то не обращались по имени — Малхаз подзывал его едва уловимым кивком головы или просто говорил, что делать, обращаясь в пустоту — тот немедленно спешил исполнять приказание…

Боли в запястье Сергей почти не ощущал — рука совсем онемела и он не мог пошевелить пальцами. Но туго-натуго перетянутое предплечье сильно ему досаждало — подтяжки глубоко врезались в мягкую плоть, сдавленное место горело огнем. Как ни странно, Сережа почувствовал, что силы понемногу к нему возвращаются — видно, бандиты вкололи ему что-то возбуждающее.

Плавно колыхаясь и покачиваясь, машина свернула с бетонки вправо — на поросшую кустами дикой малины лесную просеку. И вскоре остановилась возле неширокой поляны. Впереди, у дальнего ее края, виднелось деревянное строение без окон, вытянутое в длину, нечто вроде сарая. Повсюду грудились горы древесной стружки, валялись свежесрубленные стволы деревьев, доски, штабеля дров. Глядя на эту поляну, на валявшиеся в траве электропилы, на неуклюжий, наспех сколоченный длинный сарай, Сереже подумалось, что это напоминает ему театральную декорацию. Только вот не хватает софитов — поляна тонула во мгле.

Эник выключил мотор и погасил фары. Вокруг было пусто. Тихо. Гроза взяла паузу. Только мерно шумел дождь. Кивком Малхаз приказал пленнику выбраться из машины. Растворяя дверцу, Сергей задел за ручку больной рукой и застонал — боль была такой острой, что его затошнило.

В этот миг молния прошила темноту над поляной — и в ее свете Сережа увидел людей, ничком лежавших на траве. На первый взгляд, их было трое. Лежали смирно, похоже, навек успокоились — лицом вниз.

— Ну вот, доктор, приехали! Медикаменты найдешь в багажнике вон той машины, — бандит указал на большой темный джип, стоявший чуть в стороне, в кустах. — Тех не трогай — это не наши люди. Ты займешься вот этим. Он должен жить! Понял? Это мой племянник. Поможешь ему — будет тебе хорошо. А нет… А тебе, козел вонючий, — он пнул один из трупов, валявшихся в траве, — теперь вообще ничего не объяснишь… Самому сообразить надо было, что в бочках… Купился на сказку о каких-то отходах, вот и лежишь дохлый, как вобла. И ни ухом, ни рылом, что твой старый друг Малхаз в этих контейнерах наркоту хранил…

Говоря это, Малхаз пересек поляну и остановился возле входа в сарай. Сережа едва различал силуэт лежащего человека, который едва слышно постанывал. Весь он был залит кровью. Щелкнув пальцами, бандит подозвал врача.

— Мне будет трудно что-либо сделать, — присев на корточки перед раненым, сказал Малхазу Сергей. Он с трудом разлеплял запекшиеся губы, голоса почти не слышно — тот сел. — Видите, темь какая! Мне ж не видать ничего…

— Эник, мальчик! — повернулся Малхаз к помощнику. — Подгони поближе машину. Вот так хорошо. Фары не выключай. Теперь видно?

— Да. Вода нужна — рану промыть. Принесите инструмент, — командовал Сергей, расстегивая рубашку на раненом.

Все, началась работа. Он — профессионал. Он был главным теперь.

— Ну что? — наклонился к нему Малхаз, в его голосе был испуг. — Опасно?

— Отойдите, мешаете! — кинул через плечо Сергей. — Конечно, опасно — он ранен тяжело, легкое пробито. Хорошо хоть, что навылет. Что вы там копаетесь? — крикнул он, оборачиваясь.

Через поляну к ним уже бежал Эник с чемоданчиком, какие бывают у врачей скорой помощи — там был набор необходимых медикаментов, перевязочный материал, обезболивающее…

Обрабатывая рану, Сергей подумал: хорошо, что он работал в приемном отделении. К ним в больницу потоком везли раненых — сплошные огнестрельные, словно Москва превратилась в поле боя… Он наблюдал за действиями хирургов, иногда сам помогал, если специалистов не хватало. Так что основы хирургии, заложенные в институте, не угасли в памяти, да и пальцы у него, по словам коллег, были чуткие, что и требуется для хирурга!

Еще он подумал, что врача повсюду из-под земли достанут — ну откуда могли узнать в здешней глуши, что он врач? А ведь узнали же… Кто-то направил бандитов на восемьдесят седьмой участок. Знакомясь с людьми, Крымов никогда не говорил о своей специальности психотерапевта, всегда отделывался общими словами: мол, врач, работаю в Боткинской… Вот и нарвался.

Молнии безумствовали, мрак рассекали белые вспышки, поляна теперь и впрямь превратилась в подобие театральной декорации, мерцающей в пляшущем неестественном свете. Похоже, близилась кульминация.

«Да-а-а, — подумал, усмехнувшись, Сережа. — Вот и развязка! Немая сцена… Вот только поклонов не будет. И цветов не дадут — а жаль! Люблю цветы. Вере б отнес… Ха-ха-ха…»

Он засмеялся про себя, голова его затряслась от этого неслышного смеха, и Малхаз недоуменно посмотрел на врача: мол, что это с ним… Может, того… кончается?

Малхаз приблизился, склонился над Сергеем, — тот уже заканчивал перевязку, и тронул его за плечо. Сергей обернулся. Вспышка молнии осветила его лицо.

Малхаз сдавленно охнул. Отшатнулся. Наткнулся ногой на валявшееся бревно, споткнулся и, чертыхнувшись, рухнул на землю.

Теперь он был на земле, а тот, кто скорчился над телом раненого, выпрямился во весь рост. Сделал шаг, другой, медленно переставляя ноги. Он надвигался на упавшего как призрак, как статуя Командора, как неумолимый рок! А тот, точно загипнотизированный, не мог пошевелиться, не мог отвести глаз… Во взгляде застыл смертный ужас.

Минутой раньше, думая о скорой развязке, Сергей удивлялся своему спокойствию. Он не сомневался: как только закончит с раненым, его тут же убьют. Но страха не было. И не потому, что сам недавно смерти хотел — нет, это умерло в нем, будто упала в сознании невидимая стена, отделившая попытку самоубийства от течения жизни, защищавшая память от пережитого: лезвие ножа — боль — хруст перерезанной кожи и сухожилий… Нет, он не боялся смерти — он боялся другого. Знал: того, кто хоть раз в жизни почувствовал в себе монстра, ничто другое не напугает…

И едва он подумал об этом — о том, что внутри, как в коконе, скрывается нечто, стремясь прорваться наружу, — понял: что-то в нем изменилось. Точно кто-то засмеялся внутри, радуясь близкой свободе. Он поднял голову: медленно, тяжело, точно пытаясь сопротивляться подступавшей чудовищной метаморфозе… Перед ним во тьме леса горели глаза. Глаза дьявола! Он узнал его. Он был с ним знаком. И подчинялся ему. И тот, кто прятался у него внутри, был плотью от плоти этих глаз…

И подчиняясь немому приказу, он распрямился и встал.

… И когда Малхаз увидел того, кто только что был Сергеем, он только тоненько взвизгнул, заслоняясь рукой, и не успел выхватить лежащий за поясом пистолет…