Видя, что Лиза грустит, я ее спросила:

– Что-то случилось? Помолчав, Лиза сказала:

– Ничего, если не считать новой любовницы. Конечно, их у него было много, но все равно всякий раз мне очень больно. Он говорит, что это чисто спортивный мужской интерес и я не должна брать лишнего в голову. Но не всегда это получается.

Я слушала ее и молчала, да и что я могла ей сказать? Мой отец тоже без конца путался то с одной, то с другой дояркой. Мамка дралась с ними и с ним, а он говорил: «Что ему в моих штанах зря болтаться без дела, когда кругом столько обделенных баб».

– Лиза, – спросила я ее, – а что будет, если он тебя бросит? Этот вопрос меня очень мучил, потому что я боялась потерять этот дом и мне было страшно возвращаться к прежней нищете. Но Лиза, видимо, поняла мой вопрос иначе, ее тронуло то, что я за нее переживаю. Она благодарно и ласково улыбнулась на мои слова и сказала:

– Не бросит, никогда не бросит.

– Почему ты так уверена? – спросила я и тут я узнала, как она выразилась, ее тайну.

– Я скажу это только тебе. Ведь если честно, то у меня никого больше нет, только он и ты. Мама моя умерла, когда мне было всего три года, – продолжала свой рассказ Лиза. – Меня воспитывала тетка, сестра моего отца. Потом и она умерла. Замуж за Филиппа я вышла, когда мне едва исполнилось 15 лет. Один художник пристал ко мне на улице и уговорил меня быть для него натурщицей. Мне нужны были деньги, и я согласилась. Мой портрет был очень дорого продан. Потом этот портрет увидел мой Филипп и уговорил художника сказать ему, где я живу Ты бы знала, как он умеет ухаживать, когда поставит для себя цель. Потом мы поженились. Я была почти ребенком. Моей руки не у кого было просить. Остальное ты видишь и знаешь.

– Почему ты так уверена, что он тебя никогда не бросит? – не сдавалась я.

И Лиза сказала:

– Ладно, слушай дальше. Когда мне исполнилось 18 лет, я узнала об очередной любовной интрижке Филиппа. Он купил мне путевку за границу, чтобы я там отдохнула и не мешала ему с его новой пассией. Я плохо переношу жару и, чтобы передохнуть, вошла в один элитный магический салон. Там было тихо и прохладно. Мне сказали, что Дэви принимает только за высокий гонорар, но это окупается тем, что я смогу все о себе узнать: что было и что будет. Мне не хотелось выходить из этого прохладного помещения, и я отдала приличную сумму в долларах, совершенно их не жалея. Меня ввели в полутемную комнату, по углам которой стояли идолы различной величины. Огоньки в цветных колбах загадочно и таинственно мерцали. Посреди комнаты на круглой подушке сидела странно наряженная женщина. Я села напротив и попыталась ее рассмотреть. Вот что странно. Сколько я ни пыталась разглядеть ее лицо, так и не смогла. От преломляющего света свечей или еще почему-то она мне казалась то старой, то молодой, а то вовсе девочкой, рязряженной в серебряные подвески. Голос ее тоже менялся и был то высоким, то низким, как у мужчины. Меня жутко потянуло в сон, и я даже задремала. Вдруг она сильно дунула мне в лицо, и я моментально проснулась.

Голова моя стала ясной, и я слушала то, что она говорила. А говорила она мне правду о моей недолгой жизни, будто она всегда и везде находилась рядом со мной и потому знала, во что я была одета, как я спала с художником, о проделках моего неверного мужа. Потом она сказала: «Я вижу, век твой короткий, но в моей власти остановить то, что может сократить твою жизнь. Я получу от тебя большую сумму, а ты от меня куклу-идола, которая будет тебе охранной грамотой, ключом к богатству и сердцу твоего мужа. И пусть даже у него еще будут женщины, все равно он тебя никогда не оставит ради них. Мужчина должен иметь много женщин, это по нашей вере нормально, но только ты одна будешь его женой. У тебя будет муж и жизнь, пока возле тебя будет моя кукла. Береги ее как зеницу ока – в ней твое долголетие. Не пожалей денег, ты платишь их за то, чтобы твой короткий век был счастливым и долгим, а это самое ценное». Потом я ей действительно отдала много денег, а она мне дала куклу-идола. Все, что она мне тогда предсказала, сбылось до мелочей. Поэтому я ей верю и думаю, что только благодаря ее кукле мой муж до сих пор не оставил меня и никогда не оставит...

Я слушала Лизу, и, наверное, дьявол шептал мне – вот оно, я должна взять и украсть ее идола, иначе всю жизнь буду жить в нищете или приживалках.

Когда Лиза пошла принять душ, я выкрала из-за иконы ее заветную куклу. А на другой день, когда мы с Лизой поехали в бутик, случилась невероятная авария. Все произошло в одно мгновение.

Неожиданно нам навстречу вылетел самосвал. Водитель и Лиза погибли, а меня выбросило из машины на газон, и я не пострадала.

Я уверена, что меня спас идол, который был в моем лифчике.

После похорон ко мне подошел Филипп и сказал:

– Я хочу, чтобы ты стала хозяйкой моего дома. Лизу не вернуть, она тебя любила. Я тоже тебя хорошо знаю (он намекал на то, что я с ним сплю).

Теперь мой бывший хозяин стал моим мужем. Думаю, не ошибусь, если скажу Вам, что на Филиппа действовало колдовство, которое было заложено в кукле.

А теперь то, из-за чего я потеряла покой и сон... Сразу после того, как я согласилась выйти за Филиппа замуж, мне стало казаться, что Лиза повсюду рядом. Я слышу ее вздохи и шаги, вижу ее тень, и мне так больно и тяжело, что это невозможно передать словами. Я без конца думаю, что именно из-за меня она погибла. Порой мне кажется, что я схожу с ума.

Совесть ли мучает меня или ее загубленная душа – не знаю, но только я извелась, истерзалась и больше ничего не хочу: ни денег, ни нарядов, ни лживых ласк Филиппа.

Я хочу только одного: признаться в том, что я натворила. Наверное, мне нет прощения, но только помолитесь о моей грешной душе и простите меня, пожалуйста, добрые люди...»

Письмо из тюрьмы

«Не знаю, захочется ли Вам читать мое письмо, когда Вы увидите обратный адрес на конверте.

Здесь, в зоне, тоже есть Ваши книги. Они протерты до дыр. Кто-то читает по ним молитвы, кто-то надеется удержать жену, а я вот решился Вам написать.

За свою жизнь я ни разу не ходил на исповедь. Но, видимо, припекло, если я, читая Ваши книги, плачу. Я не рассчитываю на ответ, я не прошу у Вас дачку (по-нашему, передачу).

Возможно, я пишу в никуда и мое письмо будет порвано и забыто. Таких, как я, – миллионы. Нас презирают и ненавидят – и за дело. Но мы тоже когда-то бегали в школу, отвечали уроки, влюблялись, хотя и делали глупости и совершали преступления.

За каждого из нас матери отдали бы свою жизнь, а это значит, что кто-то нас любил.

Я хочу покаяться в том, в чем я виноват. Ничего нельзя исправить, но мне будет чуточку легче, если кто-то из нормальных людей, таких как Вы, прочтет мое письмо и, я надеюсь, помолится за нас, за меня.

Родился я в Ленинграде – это самый красивый город на земле. Я с закрытыми глазами могу определить свой город по его необычному, влажному воздуху.

Дом наш стоял недалеко от реки, в ней утонула моя мать, когда мне было девять лет. Было это при мне. Отец, как обычно, пришел домой пьяный. В очередной раз был скандал, и я спрятался под своей кроватью.

Мать кричала, вырывалась из рук отца, а он ее бил в живот сапогами. А час спустя она бросилась в реку. Плавать мама не умела, a я побоялся прыгнуть за ней.

Отцу ничего не было, ведь она сама утопилась, он в это время сидел на кухне и ел жареную картошку, приготовленную руками мамы.

Я боялся и ненавидел отца, но мой детский мир имел свои определенные границы – это был наш дом и мне идти было некуда.

Потом отец стал приводить новых мам. Они менялись раз в неделю. Он приходил и говорил мне: «Вот тебе новая мама» – и заставлял меня ее так называть. А через неделю бабенка сбегала от моего папаши. Никто не мог вынести его пьянок и побоев.

Школу я забросил, отец про это никогда не спрашивал и не говорил. Не учился я не потому, что был лодырь, а потому, что после батиных концертов уроков я не готовил.