- При советской власти все возможно...

В палату торопливо вошел фельдшер.

- Товарищ Ермаков, - обратился он к Прохору, - к вам приехал какой-то командир из политотдела армии... Я ему сказал, что вы ранены и не можете разговаривать, а он настойчивый. Как же быть?

- Товарищ фельдшер, может быть, с чем-нибудь важным ко мне, - сказал Прохор. - Пропустите, пожалуйста, этого командира...

- Как хотите, конечно. Вообще-то не полагается.

Фельдшер вышел и вскоре ввел в палату одетого в больничный халат высокого, молодого мужчину лет под тридцать. Подойдя к Прохору, он отрекомендовался:

- Инструктор политотдела армии Большаков. Я к вам по делу...

- По какому?

- По очень важному, - сказал инструктор, садясь на табурет около койки Прохора. - Во-первых, разрешите узнать, как ваше самочувствие?.. А тогда уже будем говорить о деле.

- Самочувствие неплохое, товарищ Большаков. Дня через три думаю выписаться...

- Рановато, - возразил фельдшер. - Через недельку - и то еще рано... Так это, может быть, дней через десять...

- Многовато, - промолвил Большаков. - Вот если б дней через пять, то это было бы расчудесно...

- А в чем дело? - спросил Прохор.

- Сейчас поговорим, - сказал инструктор, оглядываясь на фельдшера и Надю, давая этим понять, что они здесь в данную минуту лишние.

Фельдшер с Надей вышли.

Инструктор начал рассказывать Прохору о том, что партийная прослойка в армии невелика, а особенно незначительна она в кавалерийской части Буденного.

- Понимаете, товарищ Ермаков, - продолжал инструктор. - Почти весь командный состав беспартийный. Дерутся за советскую власть они, как львы... Горло перегрызут... но задач нашей партии недопонимают... До зарезу нужны нам партийные командные кадры, хорошо понимающие политику нашей партии. Каждый толковый, политически разбирающийся коммунист у нас на счету... Да еще на счету-то каком!.. Как золотом, дорожим таким коммунистом... Короче говоря, политотдел армии сейчас отбирает с десяток хорошо грамотных коммунистов, чтоб послать их в Петроград на краткосрочные политические курсы. Курсы эти будут работать месяц-полтора, но они много дадут нашим товарищам. К чтению лекций привлечены лучшие силы нашей партии.

Слушая инструктора политотдела армии, Прохор уже смутно догадывался, к чему тот клонит свою речь.

- Политотдел армии знает вас, товарищ Ермаков, - продолжал Большаков. - Вы хороший коммунист...

- Я еще молодой коммунист. Около года, как вступил в партию.

- Это не имеет значения. Главное, вы коммунист преданный, грамотный, немало уже перенесли в борьбе за дело коммунистической партии, за советскую власть... Вы побывали в Донском правительстве, проделали с экспедицией Подтелкова немалую работу. У себя, в станице, вы подняли всю иногороднюю и казачью бедноту против белогвардейцев... Все нам известно, товарищ Ермаков. Вы именно тот человек, который нам необходим... Если прямо сказать, так политотдел намерен послать вас в числе десяти коммунистов, которых мы отобрали на эти курсы... Как вы на это смотрите?..

- Смотрю положительно, - сказал Прохор. - Поеду с большой охотой... Но не знаю, как с поправкой моей.

- Ну, что же с поправкой. Если через пять дней выпишут, то это будет как раз к отъезду товарищей в Петроград.

- Выпишусь через три дня, - решительно заявил Прохор. - Рана у меня пустяковая, и никакая сила меня здесь не удержит.

- Нет, если еще нельзя из околотка выписываться, - возразил Большаков, - то спешить не нужно. Подлечитесь.

- Да я совсем здоров! - воскликнул Прохор. - Но у меня есть к вам вопрос.

- Пожалуйста.

- После окончания курсов меня направят обратно в мою часть?

- Обязательно, - уверил инструктор. - Когда вы после окончания курсов вернетесь к нам, мы вас снова пошлем в свою же часть на должность политкома эскадрона или даже полка...

- Я согласен, товарищ Большаков.

- Прекрасно, - вставая, сказал инструктор. - Я доложу сегодня начальству о вашем согласии. Тогда я вам обо всем сообщу. А пока до свидания!

Распрощавшись, инструктор политотдела армии ушел.

Через три дня Прохор выписался из околотка, а еще через два дня он уезжал в Петроград.

VI

Закончив гимназию и оформив свое поступление на медицинский факультет Ростовского университета, Марина поехала в Азов к родителям, намереваясь пожить дома до начала занятий.

После шумного Ростова маленький городок казался скучным, неприглядным. Девушка сразу же затосковала по Виктору, по Ростову, к которому уже успела привыкнуть.

Все ее мысли и желания теперь были направлены к тому, чтобы скорее подходило первое сентября - начало занятий в университете.

Чтобы у нее зря не проходило время, она упросила знакомого врача из городской больницы позволить ей приходить в больницу, присматриваться к работе медицинского персонала. Она предполагала, что это ей будет полезно в учебе.

Врач, во многом зависимый от такого влиятельного в городе человека, как Сергей Никодимович, разрешил Марине приходить в больницу, где девушка с большой охотой выполняла все, что ей поручала старшая медицинская сестра.

В городе свирепствовала эпидемия тифа брюшного, сыпного и возвратного. В больнице существовало инфекционное отделение, куда обычно свозили таких больных.

Врач строго-настрого запретил Марине заходить в это отделение.

Но Марина хотела посмотреть на тифозных больных. Однажды она, никем не замеченная, пробралась в палату заразных больных и пробыла там минут двадцать, ухаживая за больными, подавая им воду... Посещение тифозников для нее окончилось плачевно: она заразилась в этой палате и заболела тифом...

Марина болела тяжело и долго, но выздоровела.

Как только ее выписали из больницы, она решила сейчас же ехать в Ростов. Но родители ее не пустили.

- И не думай, - категорически заявила Варвара Ефимовна. - Вот уж откормим, отпоим, тогда и поедешь...

И мать начала старательно ее "поправлять".

Марина написала письма в университет, Вере и Виктору. Но ответа ни от кого не получила...

Несмотря на протесты родителей, боявшихся, как бы с их дочерью в такое неспокойное время чего-нибудь не случилось, она все же поехала в Ростов. Марина надеялась разыскать там сестру, Виктора, а главное, узнать в университете, не исключили ли ее из списков учащихся.

Но в Ростове ее ждало много неудач. На старой квартире Веры уже не было. Теперь здесь жили другие квартиранты. Они ничего не могли сказать о сестре. Слышали, что она с мужем будто уехала в Новочеркасск. О Викторе же Марина ничего не узнала... Она пошла в казарму, в которой была размещена маршевая рота. Но там уже, конечно, никакой роты не оказалось.

Зато ей повезло в университете. Хотя занятия в нем начались уже давно, но Марина не была исключена из списков студенток. Директор сказал ей, что если будет представлена справка, подтверждающая, что начало занятий пропущено по болезни, то тогда она может приступить к слушанию лекций.

Марина получила такую справку, нашла себе комнату и начала заниматься.

В городе менялась власть. То им вдруг овладевали красные, то его снова захватывали белые. Но занятия в университете шли бесперебойно.

Несколько раз Марина порывалась поехать в Новочеркасск разыскать сестру, чтобы от нее узнать о судьбе Виктора, но хозяйка квартиры отговаривала ее:

- Разве можно, барышня, в такое неспокойное время ехать? - говорила она. - Везде бродят какие-то шайки, не то белые, не то анархисты... Говорят, грабят, убивают. Попадете где-нибудь в перепалку, и убьют... А то еще и хуже что-нибудь сделают над вами... люди озверели... Вот уже пообождите, успокоится немного...

И каждый раз Марина соглашалась с доводами хозяйки. Действительно, времена были неспокойные.

Живя в Ростове, Марина даже и не подозревала о том, что почти рядом с ней, на другой улице, жил Виктор. Они ходили по одним и тем же улицам, бывали в одних и тех же местах, но не встречались.

Правда, однажды они едва не столкнулись друг с другом на Таганрогском проспекте.

Был морозный день. Пронизывающий ветер чуть не валил пешеходов с ног. Марина торопилась в библиотеку. Какой-то военный в шинели, закутанный в башлык, толкнул ее и, пробормотав извинение, прошел мимо. Марине показалось в его голосе что-то знакомое, но она не остановила его. А это был Виктор.

VII

Познакомившись при посредстве Розалион-Сашальского с Верой, мистер Брюс Брэйнард стал беспокоиться. Дело в том, что эта голубоглазая, с пышными белокурыми волосами женщина понравилась ему. Даже больше того, она влекла его...

Засунув руки в карманы брюк, он шагал взад-вперед по своему небольшому, комфортабельно обставленному номеру в гостинице "Лондон", сердито фыркал:

- Черт побрал!.. Этого еще не хватало... Время ли мне сейчас заниматься любовными делами?.. Нет!.. Нет!.. - отмахивался он головой, словно от мух. - Надо, решительно надо прекратить всякие отношения с этой русалкой... А то, чего доброго, она еще затащит меня в омут...

Брэйнард был высокий, худощавый мужчина лет под сорок, с серыми надменными глазами. Светлые редкие волосы он густо смазывал бриолином и зачесывал на пробор. Он бывал и раньше в России и хорошо говорил по-русски.

Одетый в полувоенную форму - бриджи цвета хаки и коричневые краги, серый френч без погон, - он производил впечатление военного человека, хотя в войсках никогда не служил. Будучи американцем по происхождению, он жил в Лондоне и тесно был связан с английской военной миссией, обосновавшейся в Таганроге при штабе Деникина.

Некоторые досужие языки утверждали, что он является негласным представителем Соединенных Штатов Америки при войсковом правительстве. Другие говорили, что он представлял деловые круги стран британского содружества при донском Войсковом круге.