Признание хаотичности и случайности мира позволяет эпикурейцам отрицать бессмертие души, которая рассматривается телесно и после смерти распадается на атомы. Такое понимание души призвано избавить человека от страха перед загробным наказанием за жизнь, прошедшую в поисках удовольствий. От страха перед высшими силами избавляет эпикурейская теология, согласно которой боги слишком погружены в состояние собственного удовольствия, чтобы обращать внимание на никчемные людские дела. Освобожденный таким образом человек более всего напоминает человека эпохи постмодернизма, который нигилистически низвергает все, что выходит за пределы его чувственности, что мешает ему солипсически играть собственными наслаждениями.

Античный скептицизм выступает с идеей вероятностного характера знания, которое требует постоянного подтверждения практикой. Отрицая возможность догматических представлений о мире, скептик, в то же время, ориентируется на обычаи и привычки своего сообщества, поведение других людей. Это напоминает учение о “языковых играх” которые Лиотар рассматривает в качестве “метода” постмодернизма. Не признавая ничего серьезного, постмодернист, в духе скептика, тщательно соблюдает правила игры своего сообщества, прежде всего из-за конформистских соображений собственной безопасности.

Для теории “языковых игр” характерно понимание знания как нестрогой системы верований, основанной на повседневной практике. Л. Витгенштейн, один из отцов концепции “языковых игр”, заимствовал такое понимание знания у Августина. Эта идея, авторами которой являются академические скептики Аркесилай и Карнеад, широко использовалась в раннехристианской традиции для обоснования приоритета слепой веры перед доказательным знанием. В рамках постмодернизма она служит удобным способом релятивизации любых представлений о мире, рассмотрению истины как продукта конкретной эпохи, сообщества, группы.

Несмотря на то что постмодернизм наследует многие черты неклассической античной философии, следует учитывать и принципиальные различия. Одно из главных состоит в том, что эллинистические течения отличаются от философии постмодернизма наличием ясной и четкой цели: достичь самодостаточности, внутренней свободы и безмятежности. Ничего подобного нет в постмодернизме и большинстве течений современной философии, которая лишена цели, избегает любой практики и существует лишь как нарциссическое любование собственными бытийственными играми. Эллинистическая философия, развивавшаяся в неблагоприятных исторических условиях, так или иначе стремилась сохранить классическую идею преобразования внутреннего мира человека в соответствии с законами разума. Постмодернизм лишает философию и этой возможности, отнимая у нее последние средства практического воздействия на жизнь.

* * *

Подобно софистам, сократическим школам и эллинистическим течениям, расцвет средневековой номиналистической философии был связан с глобальными духовными и социальными потрясениями. Выступая как теологическое учение, призванное ограничить притязания разума во имя веры, номинализм в действительности способствовал упадку средневековой философии и христианской религии. В широком плане результатом номинализма стало завершение христианства и его постепенная замена возрожденными разновидностями иудаизма. Ярко выраженный номиналистический характер постмодернизма указывает на то, что он скрыто опирается на схожие с позднесредневековой теологией религиозные принципы.

Для классической средневековой философии тварный мир создавался согласно разумному божественному плану и представлял собой совершенное архитектурное сооружение, готический собор, в котором каждая часть была органическим продолжением целого и занимала свое место в иерархии вселенной. В отличие от этого, неклассическая номиналистическая теология опирается на представление об иррациональном акте божественной воли, который творит иррациональный мир и не нуждается в помощи божественного разума. Номинализм рассматривает мир, используя выражение Гераклита, как “кучу мусора”, как хаотичное скопление единичных предметов, между которыми невозможно выявить ка- кие-либо связи. Будучи результатом иррационального акта божественной воли, такой мир не содержит никаких духовных сущностей, идей и форм, которые в классической философии трактовались как непоколебимая духовная структура мироздания, проявление божественного разума. Отсутствие таких духовных сущностей лишает разум человека познавательной силы, способности к обнаружению скрытой за чувственным явлением сущности вещи и, в конечном счете, лишает его возможности познать бога. Отрицание связи между человеком и богом является, согласно К. Ясперсу, одним из очевидных признаков нигилизма. Нигилистический характер номинализма гораздо глубже, чем в античных неклассических течениях, что является результатом углубления индивидуального начала в христианской культуре.

На основании этой скептической теологии, которая сопровождается возрождением иудаистской картины мира, крупнейший представитель номинализма Уильям Оккам упразднил фундаментальное для классической философии различие явления и сущности. Подобно целому ряду течений современной философии, он признавал, что опыт имеет дело лишь с чувственным обликом вещи, ее явлением или существованием, за которым невозможно увидеть идеи, формы, духовные субстанции. Эта же идея лежит в основе кантовской “Критики чистого разума” британского эмпиризма, позитивизма, феноменологии и постмодернизма.

С точки зрения номинализма, нет никаких оснований полагать, что за физическим явлением вещи скрывается некая духовная сущность. Такие сущности являются лишними посредниками между интеллектом и вещами, ничего не добавляя к познанию. Общие понятия всего лишь способы рассмотрения вещи, слова, которые помогают упорядочивать опыт. В мире, лишенном сущностей, царит хаос, который упорядочивается лишь силами субъективной деятельности сознания. Отрицание скрытых духовных сущностей, среди которых не только платоновские идеи, но также бог и душа, является предметом особой гордости многих течений современной неклассической философии, которая не желает видеть катастрофических мировоззренческих последствий номинализма.

Подобно софистам и стоикам, номиналисты были увлечены проблемой языка. Оккам рассматривал понятия просто как слова, произвольные знаки, упорядочивающие чувственный опыт. В духе постмодернизма значения слов трактовались номиналистами как конвенциональные, выражающие не объективные свойства вещей, а субъективную деятельность человека. Следствием упразднения идеальных сущностей стало отрицание существования души, так как в опыте ничто не указывает на наличие души как бессмертной нематериальной субстанции.

Иррациональный мир Оккама, несмотря на свою видимую хаотичность, был пронизан иррациональной божественной волей. Как отмечал Э. Жильсон, бог Оккама это не Иисус, а Яхве, иудейский Бог-отец, который совершенно непознаваем для человеческого разума. Он может покарать невинных и спасти виновных, низвергнуть мудрецов и возвысить глупцов. Из хаотичности мира и непознаваемости Бога следует субъективный конвенциональный характер моральных заповедей, которые объявляются творением человека.

Малоизвестный последователь Оккама Николай из Отрекура довел принципы номинализма до крайнего скептицизма. Вселенная Николая из Отрекура представляет собой произвольное собрание единичных предметов, между которыми нельзя установить иерархических различий по признаку совершенства. Как и представители постмодернизма, он допускает возможность говорить лишь то, что вещи различны. Любые эстетические и этические суждения выражают лишь произвол личных предпочтений, а не объективное положение вещей. Как и в постмодернизме, понятие “различие” абсолютизируется и доводится до абсурда.

Э.Жильсон указывает, что задачей номинализма стала “деэллинизация” теологии и философии путем очищения от платонизма и аристотелизма. Логичным следствием подобной позиции стала “иудаизация” поздней средневековой схоластики. Это выразилось в признании иррациональности божественной воли, отрицании божественного разума и отрицании разумности мироустроения, проповеди анархической картины мира, крайнем ограничении возможностей человеческого разума, признании бессилия философии, индивидуализме и субъективизме. Приоритет воли над разумом в божественной деятельности переносился и на человека, чувственно-волевая сторона которого приобретала приоритетное значение в познании и повседневной жизни. Так создавались предпосылки для капиталистического культа практики и низвержения теории, духовной деятельности, религии и философии.