Будучи радикально противопоставлен классическому пониманию структурно дифференцированного организма как стабильной системы, постмодернистский концепт “тела без органов” (см.) также фундирован идеей “постоянно творящей себя среды”, оформляющей те либо иные собственные органы в соответствии с частотой внешних интенсивностей-воздействий и тем самым перманентно моделирующей X. В таком контексте Ж. Делёз (см.) и Ф. Гваттари (см.) рассуждали о “яйце как о среде чистой интенсивности”, или об “интенсивной зародышевой плазме”
См. также: Космос, Хаосмос.
ХАОСМОС
результат контаминации (см.) слов “хаос” (см.), “космос” (см.) и “осмос” (см.); понятие постмодернистской философии для характеристики особых параметров среды, не могущих быть осмысленными ни посредством оппозиции “хаос [см.] — космос [см.]” ни при помощи противопоставления смысла (см.) и “нонсенсу” (см.). “X.” трактуется как среда, обладающая безграничным, имманентным потенциалом смыслопорождения, способная преодолевать собственный исходный а-семантизм.
Будучи введен в оборот культуры постмодерна (см.) профессиональным литератором Дж. Джойсом в тексте “Поминки по Финнегану”, термин “X.” неразрывно связан с “поиском нестабильностей” изначально присущих постмодернистскому стилю мышления. По Ж.-Ф. Лиотару (см.), постмодернизм как таковой “порожден атмосферой нестабильности”, а “постмодернистское знание... совершенствует... нашу способность существовать в несоразмерности”
Идея “X.” используется философами- постмодернистами для осмысления способов бытия нестабильных, несоразмерных, пребывающих в состоянии хаоса предметностей. Так “тело без органов” (см.) концепт Ж. Делёза (см.) и Ф. Гваттари (см.) интерпретируется ими как представленное “лишь интенсивной реальностью, определяющей в нем уже не репрезентативные данные, но всевозможные аллотропические вариации” Внутренним источником метаморфоз — процедур самоорганизации Делёз и Гваттари полагали “потенциальную энергию” такой “метастабильной” системы (“X.”).
“X.” представлен в терминологических совокупностях постмодернизма как феномен, не являющийся сугубо хаотичным, но при этом не достигший финальной стадии “космической” упорядоченности: ни “структурой” ни “смыслом” он окончательно не наделен. Согласно Делёзу, бытие-наличие выступает как “имманентное тождество космоса и хаоса” “некий хаос-космос” “игра смысла и нонсенса”
В контексте подходов номадологии (см.) понятию “X.” присущ статус особого “концепта”: согласно Делёзу и Гваттари, в настоящее время “хаосмос- корешок занял место мира корня (см. А. Г.)” Термин “X.” в таком контексте интерпретируется постмодернизмом как среда транзитивная, потенциально готовая к “космическому” упорядочиванию. Осуществимость последнего таится в специфики бытия ризомы (см.), неизбывно осциллирующей между различными осмотическими (см. Осмос) состояниями: по формулировке Делёза и Гваттари, ризоме присуще состояние “меж-бытия, интермеццо”
В контексте разнообразных интерпретаций слова “X.” не следует забывать, что лишь отнесение его к модернизму (см.), т. е. к “современной книге”, является философски корректным; “постсов- ременная книга” постмодернизма должна осмысляться иными метафорами.
См. Космос, Хаос, Осмос.
“ХОРА”
(Khora; в букв. пер. с греч. означает: 1) страна, земля, место, площадь, участок, область, край; 2) воображаемое место; 3) положение) очерк Ж. Деррида (см.), опубликованный в 1993. Содержит постмодернистский парафраз платоновской идеи о непреходящем круговороте бытия в себе самом, вне выхода за свои пределы. Платон осмысливает в диалоге “Тимей” “вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него возникающее” (В переводе “Тимея”, сделанном С. С. Аверинцевым, “X.” означает “пространство” Деррида придерживается более аутентичного смысла “воображаемое место”.) Деррида, как и Ю. Кристева (см.) не переводил термин “X.” на французский язык, а употреблял французскую транскрипцию этого слова, используя правописание khora.
Деррида использует в качестве эпиграфа к очерку “X.” идею французского литератора Ж.-П. Вернана (которому был посвящен данный текст): “Миф вводит в игру логическую форму, которую, по контрасту с непротиворечивой логикой философов, можно назвать логикой двойственности, двусмысленности, полярности. Как можно сформулировать и даже формализовать эти колебательные операции, меняющие термин на его противоположность, продолжая в то же время держать их с других точек зрения на расстоянии? В конечном счете мифологу приходится констатировать факт своей несостоятельности, обращаясь к лингвистам, логикам, математикам, чтобы получить от них недостающий инструмент (подчеркнуто мной. Н. 77.): структурную модель логики, которая не была бы бинарной логикой да и нет\ логики, отличающейся от логики логоса”
В таком контексте Деррида переосмысливает понятие “X.”: “речь о хоре, в том виде, в каком она представляется, обращается не к логосу, природному или легитимному, но к некоему гибридному, незаконнорожденному и даже развращенному рассуждению” По оценке Деррида, уже “то, что Платон в Тимее обозначает именем хора, ...бросает вызов... непротиворечивой логике философов, о которой говорит Вернан бинарной логике да и нет”
В качестве альтернативы последней Деррида предлагает “паралогику” “металогику” или логику “сверх-колебания”, которая не только основана на “полярности”, но даже “превышает полярность” Как пишет Деррида: “Колебание, о котором мы только что говорили, это не простое' колебание между двумя полюсами. Это колебание между двумя родами колебаний: двойным исключением (ни/ни) и участием (сразу и то, и это)”
Согласно Деррида, Платон в “Тимее” именует “X.” “некую вещь, которая не имеет ничего общего с тем, чему она вроде бы дает место, по сути ничего никогда не давая: ни идеальных первообразов вещей, ни подражаний действительному творцу. Под вашим взором проявляется заключенная сама в себя идея. Бесчувственная и бесстрастная, недоступная риторике, хора обескураживает, она есть то самое, что делает напрасными попытки уверить, хотя кто-то хотел бы от души поверить или желает заставить верить, например, в фигуры, тропы или соблазны дискурса (см. — Н. П.). Ни чувственная, ни умопостигаемая; ни метафора, ни прямое указание; ни то, ни это; и то, и это; участвующая и не принимающая участия в обоих членах пары, хора, называемая также восприемницей или кормилицей, тем не менее похожа на имя существительное в единственном числе, и, даже в большей степени, просто на имя, одновременно материнское и девичье (вот почему мы говорим здесь о хоре вообще, а не о конкретной хоре, как это обычно бывает). Но несмотря ни на что, в опыте, который нам предстоит обдумать, она молча называет только данное ей прозвище и держится по ту сторону любой фигуры: материнской, женской или теологической. А безмолвие, в глубине которого хора якобы называет свое имя, а на самом деле — только прозвище, образованное от своего имени, это, возможно, лишь своего рода речь или же ее потаенность: не более, чем бездонная глубина ночи, возвещающая грядущий день... Она есть как бы то, что еще должно быть, — необходимость, но не обязательство”
По мысли Деррида, “мы не можем даже сказать о ней, что она ни то, ни это или что она одновременно и то, и это. Недостаточно просто напомнить, что она не называет ни того, ни этого или, что она говорит и то, и это. Затруднение, на которое указывает Тимей, проявляется иначе: хора кажется то ни тем, ни другим, то и тем, и другим сразу. Вероятно, такая альтернатива между логикой исключения и логикой участия... зиждется на преходящей видимости и противоречиях риторики, а может быть и на некоторой неспособности назвать нечто. Хора оказывается чуждой сословию [платоновских] образцов этой интеллигибельной и незыблемой модели. И тем не менее, невидимая и лишенная чувственной формы, она участвует в [построении] умопостигаемого очень обременительным, а точнее апоритическим образом. Во всяком случае, не будем обманывать себя добавляет Тимей, по меньшей мере не будем говорить себе неправду, заявляя об этом. Осторожность такой отрицательной формулы заставляет задуматься. Не обманывать, не говорить неправду обязательно ли это означает говорить правду? И что же такое с этой точки зрения свидетельство?”