Изменить стиль страницы

М. М. Павлова

Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников

À PROPOS

Моей маме Зинаиде Павловне Павловой (рожд. Латышевой)

Эта книга — итог многолетнего изучения личного архива Федора Сологуба. Уникальное собрание рукописей и документов писателя в Пушкинском Доме по своему богатству не уступает находящимся там же бесценным архивам его литературных соратников — А. Блока, М. Волошина, Н. Минского и З. Венгеровой, Иванова-Разумника, А. Ремизова и немногих других, а по своей сравнительно малой исчерпанности остается подлинным «Клондайком» для историков русского модернизма.

Мои разыскания сосредоточивались главным образом вокруг первых двадцати лет писательской деятельности Ф. Сологуба — с момента вступления в литературу (1884) до завершения работы над романом «Мелкий бес» (закончен в 1902). Результаты этих разысканий в разные годы публиковались в периодических изданиях и научных сборниках. Частично переработанные и дополненные новыми материалами, они сложились в настоящий очерк[1].

Центральное место здесь уделено роману «Мелкий бес» — вершинному произведению Ф. Сологуба и его пути к этой вершине. Каким бы образом он ни оценивал свой шедевр в разные годы (в зрелости, например, считал его нелепой выдумкой: «безумие Передонова превращает весь роман в анекдот»[2]), «Мелкий бес» всегда оставался для него главным текстом, был оправданием жизненного пути, вызывал удовлетворение и гордость (при жизни издавался 11 раз).

В первые двадцать лет, помимо этого произведения, давшего «значительный толчок к обновлению русского реализма»[3], Сологубом были написаны «Тяжелые сны» (1895) — один из первых романов русского модернизма, вышли сборники рассказов «Тени» (1896) и «Жало смерти» (1904), книги стихов и «Книга сказок» (1905), по-своему предвосхитившая авангардную прозу обэриутов.

В следующие двадцать лет Сологуб выпустил в свет множество томов и томиков сочинений, однако высот, сопоставимых с прежними художественными достижениями, не достиг. Роман-трилогия «Творимая легенда» (1907–1913), по мнению автора, претендовавший занять равноправное место рядом с «Мелким бесом», все же не обрел статуса шедевра (заметим, что в наши дни у него есть все необходимое, чтобы стать добычей постмодернистского дискурса[4]).

Попытка воссоздать облик художника в трудах и днях и в самое напряженное для него время — в период «бури и натиска», первых успехов и поражений, прокомментировать их литературный резонанс и значение — задача увлекательная, но, как оказалось, не простая.

В отличие от А. Блока, А. Белого, З. Гиппиус, В. Брюсова, М. Кузмина, М. Горького и других современников, Сологуб не оставил нам «говорящих» документов, на которые можно было бы опереться при осмыслении его жизненного и творческого пути: нет ни автобиографии, ни воспоминаний, ни дневников и записных книжек (таких, как, например, у Блока)[5]. Это вполне соответствует его поэтической «декларации»:

Что мне мир. Он осудит
Иль хвалой оскорбит.
Темный путь мой пребудет
Нелюдим и сокрыт[6].

«Канва к биографии»[7], составленная писателем, по-видимому, незадолго до смерти, представляет собой план-конспект более полного жизнеописания, над которым он предполагал работать (или же, напротив, уже успел уничтожить). Отдельные фрагменты этого текста напоминают краткий набросок к «Тяжелым снам»: факты личной жизни чередуются с упоминаниями о персонажах романа. Эта особенность единственного сохранившегося автобиографического документа вызывает сомнения в степени достоверности сообщенных в нем сведений.

Эпистолярное наследие Сологуба также содержит весьма скупые данные о его внутренней жизни. В декабре 1927 года П. Н. Лукницкий записал со слов А. А. Ахматовой:

Думает, что Сологуб вряд ли поддерживал с кем-либо (особенно в последние годы) переписку (такую, которая была бы — как переписка Блока — творчеством). Сологуб в Царском Селе сказал ей, что не переписывается ни с кем, потому что считает, что писать письма — значит отдавать какую-то часть самого себя. Зачем это делать? Правда, это могло быть сказано Сологубом исключительно из любви к парадоксам[8].

Предположение Ахматовой оправдалось. В апреле 1928 года О. Н. Черносвитова сообщала сестре Т. Н. Чеботаревской впечатление о характере просмотренных ею трех с половиной тысяч писем сологубовского архива перед передачей его в Пушкинский Дом:

Переписка большей частью делового характера, устройство лекций по всей России, издатели, редакторы, по частным объявлениям (целые годы — о переписчицах, натурщицах[9], домах, дачах), и, конечно, много также от товарищей по перу (Мережковские, Андреев, Блок и т. д.) — не особенно интересно, т. е. не так интересно, как можно было бы ожидать, потом большое количество от читателей и почитателей обоего пола и, наконец, от родных[10].

Г. Иванов вспоминал, что «однажды, в минуту откровенности» Сологуб признался в разговоре с Блоком: «Хотел бы дневник вести. Настоящий дневник для себя. Но не могу, боюсь. Вдруг, случайно, как-нибудь, подчитают. Или умру внезапно — не успею сжечь. Останавливает меня это. А, знаете, иногда до дрожи хочется. Но мысль — вдруг прочтут, и не могу»[11].

Даже если допустить, что мемуарист «вспомнил» разговор, которого никогда не было, его художественный домысел выглядит весьма убедительным. В дневниковой записи от 27 ноября 1923 года К. Чуковский сообщал, что предложил Сологубу писать мемуары и получил следующий ответ: «Мемуары? Я уже думал об этом. Но в жизни каждого человека бывают такие моменты, которые, будучи изложены в биографии, кажутся фантастическими, лживыми. Если бы я, напр<имер>, описал свою жизнь правдиво, все сказали бы, что я солгал. <…> Но биографии писать я не стану, т<ак> к<ак> лучше всего умереть без биографии. Есть у меня кое-какие дневники, но когда я почувствую, что приближаются минуты смерти, — я прикажу уничтожить их. Без биографии лучше. Я затем и хочу прожить 120 лет, чтобы пережить всех современников, которые могли бы написать обо мне воспоминания»[12].

Сологуб всегда производил впечатление одного из наиболее «закрытых» писателей, эту особенность любили подчеркнуть мемуаристы: «за его загадочной улыбкой <…> скрывались наглухо запертые врата в его замкнутую, никому и никогда до конца не раскрывшуюся душу»[13]; «наиболее загадочный из всех крупных русских писателей, он и человек был непроницаемый, неуяснимый»[14] и т. п.

Он сознательно скрывал все, что не касалось его литературной деятельности, свою интимную («человеческую») жизнь; под разными предлогами уклонялся сообщать о себе для печати даже элементарные биографические сведения, вместо таковых отправлял записки, которые и помещались в изданиях: «Моей автобиографии прислать не могу, так как думаю, что моя личность никому не может быть в такой степени интересна. Да мне и некогда заниматься таким ненужным делом, как писание автобиографии. СПб. Сентября 5-го 1907»[15]. Или: «Я с большим удовольствием исполнил бы всякую вашу просьбу, но это ваше желание не могу исполнить. Моя биография никому не нужна. Биография писателя должна идти только после основательного внимания критики и публики к сочинениям. Пока этого нет»[16].

вернуться

1

В данной работе не ставилась задача равномерной проработки сюжетов — например, не рассматривается лирика Сологуба, это тема для другой книги.

вернуться

2

Медведев П. Н. Из встреч с Ф. К. Сологубом летом 1925 г. в Царском Селе // Частное собрание.

вернуться

3

М. Сл. [Слоним М.]. Федор Сологуб // Воля России (Прага). — 1927. — № 11/12. — С. 279.

вернуться

4

См., например: Токарев Д. Король Георгий Сергеевич Триродов и его «насыщенное бурями» королевство // Эротизм без берегов: Сб. статей и материалов. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. — С. 168–207.

вернуться

5

К группе наиболее содержательных биографических материалов можно отнести тетради с записями Сологуба о посещении разных лиц и литературных чтениях у него на квартире, однако они сохранились не полностью и носят конспективный и фрагментарный характер (содержат перечни имен посетителей за 1889–1899, 1906–1907 гг. и краткие записи о прочитанных произведениях), см.: ИРЛИ. Ф. 289. Оп. 6. Ед. хр. 81.

вернуться

6

Сологуб Федор. Стихотворения / Вступ. статья, сост., подгот. текста и примеч. М. И. Дикман. — Л.: Сов. писатель, 1979 — С. 189. — (Библиотека поэта. Большая серия). Далее — Стихотворения, 1979, с указанием страницы.

вернуться

7

См.: Сологуб Федор. Канва к биографии / Публ. М. М. Павловой // Неизданный Федор Сологуб: Стихи. Документы. Мемуары. — М.: Новое литературное обозрение, 1997. — С. 250–260. Далее — Сологуб Федор. Канва к биографии, с указанием страницы.

вернуться

8

Лукницкий П. Н. Встречи с Анной Ахматовой. 1926–1927. — Париж; М.: Ymca-Press — Русский путь, 1997. — Т. 2. — С. 330.

вернуться

9

Сологуб увлекался любительской фотографией, здесь, вероятно, речь идет о фотомоделях.

вернуться

10

Письмо О. Н. Черносвитовой Т. Н. Чеботаревской / Публ. М. М. Павловой // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. — СПб.: Академический проект, 1993. — С. 318–319.

вернуться

11

Иванов Г. Петербургские зимы // Иванов Г. Собр. соч.: В 3 т. — М.: Согласие, 1994. — Т. 3. — С. 139. Между тем Сологуб вел дневники в течение более 20 лет, об их судьбе см.: Письма Р. В. Иванова-Разумника к A. Л. Бему (1942–1944) / Публ., вступ. заметка и коммент. Ж. Шерона и Л. Шерон // Звезда. — 2002. — № 10. — С. 110–152.

вернуться

12

Чуковский К. Дневник 1901–1929. — М.: Современный писатель, 1997. — С. 258.

вернуться

13

Воспоминания С. Кречетова (наст. имя и фам. — Сергей Александрович Соколов) цит. по: Н. М. Вечер памяти Сологуба (письмо из Берлина) // Дни (Париж). — 1927.— № 1276, 23 декабря. — С. 2.

вернуться

14

Харитон Б. Сологуб и его жена (Из воспоминаний) // Сегодня (Рига). — 1927. — № 276, 7 декабря. — С. 2.

вернуться

15

Литературный календарь-альманах 1908 / Сост. О. Норвежский. — СПб., 1908. — С. 49.

вернуться

16

Книга о русских поэтах последнего десятилетия / Под ред. М. Гофмана. — СПб.; М.: Т-во М. В. Вольф, 1909. — С. 240. Сведения об авторе «Мелкого беса» из биографического очерка, составленного Ан. Н. Чеботаревской, очевидно, были предварительно процензурованы Сологубом. — См.: Чеботаревская Ан. Федор Сологуб: Биографический очерк // Русская литература XX века (1890–1910) / Под ред. проф. С. А. Венгерова. — М.: Мир, 1915. — Т. 2, ч. 1. — С. 9–10; перепеч.: Сологуб Федор. Творимая легенда. — М.: Худож. лит., 1997. — Кн. II. — С. 214–219. Далее цитирую по Венгерову.