Отзвучала последняя песня, обозначенная в программе. Публика сгрудилась у барьера сцены. Я спела еще несколько песен… Не знаю почему — то ли от охватившего меня возбуждения, то ли от желания доставить радость пришедшим «поболеть» за меня многочисленным друзьям, — только почувствовала я в себе такой прилив сил, что готова была петь еще по меньшей мере целое отделение.

Так прошел тот день, который навсегда останется в моей памяти.

А уже наутро, собрав свой нехитрый багаж: пару концертных платьев и туфли — я улетела на гастроли в Краснодар. Одно слово: надо. Люди ждут, значит, надо к ним спешить. Тут уж забудь об усталости, думай о новых дорогах и новых встречах.

Весной 1970 года я побывала в ленинских местах. В марте отправилась в Сибирь, в Шушенское, где состоялась премьера новой песни «Ленин в Шушенском» Вано Ильича Мурадели.

Это была незабываемая поездка, незабываемая прежде всего из-за встречи с людьми, хранящими в сердцах память о пребывании нашего вождя в этих суровых местах.

В музее В. И. Ленина мне подарили книгу П. Лепешинского «Владимир Ильич в тюрьме и изгнании». И там же зачитали из нее маленький отрывок. Вот он: «Ильича хлебом не корми, а только подавай ему «Смело, товарищи, в ногу» или «Вихри враждебные». При этом он сам главнейший участник хора и очень темпераментный дирижер. Его баритон с хрипловатыми нотками покрывает все остальные голоса, а руки, энергично сжатые в кулаки, размашистыми движениями во все стороны управляют хором, играя роль дирижерской палочки». А мне, певице, вспомнился куплет из песни «Расцветай, Сибирь» (тоже Вано Мурадели), которую я запевала еще в хоре радио:

В апреле в составе бригады актеров мне пришлось побывать на открытии Ленинского мемориала в Ульяновске. На торжественном концерте я исполняла эпическую песню «Выдь на Волгу» Оскара Фельцмана, посвященную родине вождя. Посетили мы и Дом-музей, в котором родился и вырос основатель нашего государства. Молоденькая девушка-экскурсовод, рассказывая о детстве и юности вождя, подчеркивала интерес Владимира Ульянова к русскому песенному творчеству. Кое-что из ее рассказа было мне известно, но многое я услышала впервые. Ленин с раннего детства любил народные песни и особенно «Есть на Волге утес». Песенный фольклор в семье Ульяновых считался серьезным и важным источником познания жизни. Тяжелый труд народа и его песни воспринимались Лениным в самой тесной взаимосвязи. Илья Николаевич учил своих детей, что народная песня объединяет народ, сплачивает и поднимает его на борьбу. А в 1890 году двадцатилетний Володя Ульянов совершил поездку по Волге. Он расспрашивал местных крестьян о Разине, а также побывал на знаменитом утесе Степана Разина.

Через несколько дней после возвращения в Москву стало известно о присуждении мне Ленинской премии.

Вручение премий происходило в июне. В тот день, ласковый, солнечный, в Кремль пришли и мои друзья, чтобы разделить мою большую радость. Вместе со мной были и другие лауреаты: прославленные солисты балета Большого театра М. Лиепа, М. Лавровский, В. Васильев, хореограф Ю. Григорович, музыкальный деятель Густав Эрнесакс, дирижер Геннадий Рождественский, писатель С. Михалков, скульптор Е. Вучетич, архитектор Н. Никитин, спроектировавший Останкинскую телебашню…

Прозвучала моя фамилия. Я подошла к Н. Тихонову — сердце, думала, выскочит от волнения из груди, — взяла в руки диплом и коробочку с медалью лауреата. Потом мне дали сказать несколько слов… Я благодарила партию и правительство за такую оценку моего труда, за внимание к песне, а сама думала о том, как начинала свой путь к Песне, как простой девчонкой из Черемушек стояла перед конкурсной комиссией хора имени Пятницкого. Вспоминала, как пришла на эстраду, как требовали от меня администраторы обязательно завлекающей частушки или шлягерной советской песни, как пришлось утверждать свой «жанр», как в сборных концертах приходилось вызывать на творческое соревнование псевдонародных исполнителей. И вот русская песня, восхищающая весь мир, впервые получила столь высокую награду Родины…

Много всяких откликов, статей появилось в печати после присуждения мне Ленинской премии. Для меня же самыми дорогими были две строки из «Известий»: «Ленинская премия певицы Зыкиной знаменует официальное признание и торжество ее исполнительской манеры и стиля».

А совсем недавно в Париже мне была вручена медаль «За художественное воспитание»; она присуждается деятелям культуры, творчество которых способствует формированию вкусов публики в духе гуманизма и народности в искусстве. Как видно, идея бережного отношения к фольклору как национальному богатству получает все большую поддержку не только у нас в стране, но и на Западе. Проблемы современной и старинной народной песни имеют непосредственное отношение к будущему нашей культуры, нашего искусства. Вот почему читатель, конечно, не мог не заметить моей взволнованности. Моей явной пристрастности в этом разговоре.

Глава VI

Встречи с руслановой

В минуты раздумий о жизни, о своей работе в Песне мне всегда слышатся голоса русских женщин.

Голос бабушки.

Голос Лидии Андреевны Руслановой.

Думаю, что трудно найти в нашей многонациональной стране человека, который не знал бы этого имени. Бесконечно счастливы те, кто работал вместе с ней, слушал ее песни, учился у нее подвижническому отношению к искусству.

По стареньким патефонным пластинкам я выучила все ее частушки и страдания. А встретила впервые в 1947-м, когда сама уже пела в хоре имени Пятницкого. Мы выступали в первом отделении, а во втором должна была петь Русланова.

Я протиснулась к щелке у кулисы и увидела, как вышла на эстраду и низко поклонилась публике царственная всем своим обликом Лидия Андреевна.

Чуть поведя плечами, она «выдала» такую озорную частушку, что ее пение потонуло в веселом смехе и рукоплесканиях зала. А потом — никогда не забуду — она мгновенно переменила всю тональность выступления: запела «Степь да степь кругом». Жест ее был поразителен — она только и сделала, что опустила концы платка на грудь да подняла руку, — и уже бескрайняя, зимняя (сибирская или донская) степь предстала перед глазами…

Русская песня на концертной эстраде… Блистательные имена — Анастасия Вяльцева, Надежда Плевицкая, Ольга Ковалева, Ирма Яунзем… Среди них Русланова занимает свое, особое место.

Порой мне казалось, что память ее на песни — старинные плачи, причеты, страдания — неисчерпаема. Из своей «кладовой» она могла извлечь любой напев, любую мелодию — столько песен она знала с детства, еще с тех лет, как «пробовала голос» в родной деревне в Саратовской губернии, и ей всем миром справляли новые онучи.

Девочкой она пела в церкви; как-то старая плакальщица в деревне захворала, и ей пришлось петь над гробом. Стоял в ту пору жестокий холод, мороз пробирал ее, и плакала она не только по обязанности.

Лидия Андреевна рано осталась без родителей и воспитывалась в приюте. Потом работала на мебельной фабрике, где тоже пела. Только не на сцене, в клубе, как сейчас, а прямо за работой. Затем выступала перед красноармейцами на фронтах гражданской войны. С годами искусство Руслановой узнала вся страна.

Говоря о русской песне, Лидия Андреевна преображалась буквально на глазах. Она ведь слышала такие хоры, такое многоголосие, которое только и сохранилось теперь на валиках фонографа в фольклорных фонотеках.

Я еще застала такое пение. Было мне девятнадцать лет, и в одной орловской деревне слышала я «улицу» — пели в тот послевоенный год все больше старухи…

Вот это был хор!

Три, пять… десять подголосков — у каждой певицы своя строго определенная партия.

Каждая песня приобретала какой-то непередаваемо фантастический смысл…

Русланова удивляла многих фольклористов — собирателей песен. Но она не просто хранила свои богатства, а дала им новую жизнь.