Светлана Гончаренко

Полторы минуты славы

Сыщик Самоваров — 5

Scan, OCR: Larisa_F; SpellCheck: Lady Romantic

Гончаренко С.Г. Г65 Полторы минуты славы: роман. — М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. — 364 с.

(Серия «Женский детекти в »)

ISBN 978-5-9524-2708-2

Аннотация

В провинциальном городке снимается сериал. Неожиданно на съемочной площадке обнаруживают труп неизвестного, и бесследно исчезает режиссер местечковой телевизионной саги. Милиция бодро принимается за дело. И быстро обнаруживает криминальные следы: нелегальную торговлю наркотиками, бандитские разборки, левые фирмы, неуплату налогов. Но все это совершенно не объясняет, куда делся режиссер. Для того чтобы разобраться в запутанных отношениях людей искусства, нужен человек с гибким и нестандартным мышлением, и такой человек в городе есть. Это бывший следователь, а в настоящее время скромный реставратор мебели местного художественного музея Николай Самоваров.

* * *

Тихий Нетск бурлил. Местный режиссер, знаменитость и дамский любимец, решил осчастливить провинциальное телевидение сериалом по мотивам жизни родного города. Сериал быстро стал местной достопримечательностью и обзавелся армией поклонников.

Внезапно главный персонаж сериальной затеи бесследно пропал, а в съемочном павильоне обнаружили труп неизвестного мужчины.

Но криминал — одно, а мир искусства — совершенно другое. Рьяно взявшись за дело, милиция запуталась в загадочных движениях артистических душ и сложных отношениях творческого коллектива.

Такое дело может одолеть только Коля Самоваров, скромный музейный реставратор.

Светлана Гончаренко

Полторы минуты славы

Глава 1

Лика. ВЕСЬ СЕРЫЙ, В ЧЕРНОМ

Любовь легконога и предприимчива: уже в пятом часу утра Лика Горохова была на месте. Правда, никто ее не ждал, но на подобные пустяки она никогда не обращала внимания. Что ж делать, если дома, вдали от него,время остановилось? Ночь была бесконечна. Каждая секунда ползла со скоростью скучной сытой мухи. Шестьдесят секунд копились невыносимо медленно, а что из них получалось? Всего-навсего одна минута. Какими же тогда будут часы? Даже представить страшно!

Лика оставила машину у проходной, шмыгнула мимо сонных вахтерш и пересекла хоздвор.

Территория завода металлоизделий в этот ранний час была безлюдна. Стояла тишина, как в пригородной роще, куда издалека доносятся и гул, и гуд, но местная глухомань, как большая подушка, гасит все посторонние шумы. Последние пятнадцать лет завод хирел и чах. Теперь он почти мертв. Лишь в двух его цехах до сих пор еще чинили и переделывали какую-то металлическую рухлядь, да некоторые помещения сдавались в аренду под склады. Прочие цеха давно пустовали. В дебрях бурьяна и молодого заносного кленовника помещения потихоньку оседали и рушились. Крыши, с которых давно уже содрали железо и шифер, успели порасти не только травой, но и голенастыми кустами самых наглых и цепких пород. Кое-где даже смогли подняться деревца. «Висячие сады Семирамиды!» — сказал про них народный артист России Островский, впервые пробираясь к съемочному павильону.

Заводские руины Лика миновала бегом и свернула в яблоневую аллею. Деревья стояли в полном цвету. Некогда аллея внушала рабочему классу своей стриженой зеленью и бодрой прямизной одно желание: широко шагать к родному сборочному цеху. Сейчас аллею никто не стриг. Освободившись от постылых обрезаний, яблони прянули в рост, неимоверно сгустились и сомкнули кроны. По утрам этот древесный туннель был сумрачен, как подвал. Зато пахло тут сладко, и отцветшие лепестки сыпались при самом легком дуновении.

Лика приехала на машине, поэтому не удосужилась накинуть на себя что-нибудь теплое. На ней были лишь короткие штанишки да почти прозрачная кофточка бледно-голубого цвета, которая казалась серой из-за того, что не вполне рассвело (майские утра часто бывают бледными и морозными). Ветерок раздувал Ликину кофточку и обжигал кожу, разнежившуюся в тепле салона. Эти ледяные касания совсем не казались Лике неприятными. Скорее они походили на жестокую ласку — такую, от которой темнеет в глазах и мятными волнами озноб идет вдоль спины.

В то утро Лика не могла ни замерзнуть, ни отличить жару от холода — она была слишком влюблена. Думала только о любви. Она спешила, со всех ног бежала любить. Бетонный ящик сборочного цеха, маячивший в конце аллеи, она нашла невыразимо прекрасным. Там ждал ее любимый! Вернее, совсем не ждал. Любимый даже не подозревал, что сейчас она мчится к нему на всех парах. Но так даже лучше! Внезапные встречи слаще обещанных — она знала это по себе.

Ликин любимый никакого отношения к заводу и металлоизделиям не имел — давным-давно никто ничего не собирал в бывшем сборочном цехе. Зато там второй сезон снимался сериал «Единственная моя». Единственной была Лика.

Она теперь всегда говорила журналистам, что попала в сериал случайно. Это было вранье. Местный телеканал БНТ начинал авантюру с «Единственной» почти на пустом месте, без больших денег. Лика оказалась в нужном месте и в нужное время. Пусть она всего лишь студентка театрального института, и даже не из лучших, но она — дочка замдиректора завода металлоизделий. Как только Лика получила главную роль, съемочная группа автоматически и совершенно безвозмездно водворилась в бывшем сборочном цехе папиного завода, великолепно просторном и бесконечно пустом. Теперь этот цех назывался павильоном номер 1.

Режиссер Карасевич не сразу согласился на такой размен. Сначала, несмотря на финансовую шаткость проекта, он даже заикаться о Лике не позволял. Он упирался и кричал, что продажен, но не настолько же. Он доказывал, что никто не смеет навязывать ему бездарей с улицы. Он хлопал дверью и грозился уйти из режиссуры насовсем. Ему никто не верил. Часа через два он действительно угомонился, и Лику утвердили на главную роль.

Долго потом Карасевич ходил мрачный. Сценарист Леша Кайк отпаивал его дареным спонсорским бальзамом на маральей крови и убеждал, что условность в искусстве — высший пилотаж. А уж лучшего примера условности, чем Лика, и придумать нельзя! Она абсолютная дурнушка, тогда как ее героиня в сценарии заявлена красавицей. На худой конец сгодилась бы просто сексапильная куколка. Нужную девочку уже нашли в каком-то модельном агентстве — очень бойкую, белобрысенькую, отлично сложенную. Но объявилась Лика со своим сборочным цехом, и о белобрысенькой пришлось забыть.

Когда начались съемки, Карасевич, при взгляде на Лику, всякий раз вздрагивал, будто укушенный блохой. Он боялся и не любил некрасивых женщин. Конечно, розовые прыщики и бородавка над Ликиной губой легко замазывались тоном. Но Лика вдобавок была невозможно худа, большенога и зубаста. Ей едва исполнилось восемнадцать, актерского опыта не было ни малейшего.

Ликина же роль, как на грех, была не из легких — не лирика, а что ни на есть горькая житейская драма. По сюжету ее героиня упорно овладевала профессией модели — самой массовой среди добродетельных сериальных девиц. Туго, на протяжении ста с чем-то серий, она продвигалась к триумфу на парижском — а каком же еще? — подиуме. Это давалось нелегко: под тяжестью своей большой и чистой души бедная девушка едва дышала. Она поминутно бросалась кому-то на помощь, жертвуя своим счастьем. На ее пути, усердно двигая сюжет, то и дело попадались тернии в виде коварных похотливых олигархов, распутных банкиров и сластолюбивых криминальных авторитетов. Подруги, в основном зловредные и завистливые, тоже попили у нее немало кровушки.