От жажды можно умереть. Сил нет терпеть. Будь что будет. Семи смертям не бывать, одной не миновать. Не сгорать же от жажды, если до речки рукой подать. У девушки можно спросить о дороге, о немцах и партизанах.

Лукин решительно поднялся и, опираясь на палку, захромал к речке. Девушка почти рядом.

Юра неловко оступился. Девушка быстро, не разгибаясь, оглянулась на шум. Увидела солдата с автоматом за спиной и палкой в руке, вскрикнула. Выпрямилась и непроизвольно отступила назад, машинально защищая лицо правой рукой, в которой держала мокрую скрученную в жгут кофточку, с нее аппетитной струйкой сочилась вода и звонкой капелью падала в речку. Девушка смотрела на Лукина испуганными глазами. Он смутился и в нерешительности остановился.

— Не бойся, — хрипло сказал Лукин и не узнал собственного голоса, — не трону. Я пить хочу.

Шагнул к речке, упал на живот и, сбросив на берег пилотку, погрузил лицо в речку. Потом, окунув голову, мотал ею, стряхивая воду, и фыркал от удовольствия. Обтерся носовым платком и удовлетворенный сел на берег. Девушка собирала выполосканное белье в плетеную корзину. Роста небольшого, стройная. Русая коса шевелится за спиной. Глаза большие. Собирает белье в корзину и нет-нет да глянет на солдата то из-под руки, то сбоку и все будто невзначай. Напугалась сначала. И как не испугаешься — с луны он, что ли, свалился? А налился до отвала, сидит с мокрыми растрепанными волосами, скручивает цигарку и чему-то улыбается. Ничего в нем страшного нет. Обычный деревенский парень, только в солдатской форме и с автоматом. Нос курносый, и веснушки не сошли.

— Здорово ты испугалась, — сказал Лукин, прикуривая.

— Страшилище, — усмехнулась девушка. — Не таких видывала.

— Глаза-то расширились, с блюдечко стали.

— Они всегда такие.

— Сейчас-то вдвойне меньше стали.

— Скажешь. Откуда взялся-то такой?

Она собралась уходить. Повесила корзинку с бельем на полусогнутую руку.

— Из леса.

— Ой, что-то не похоже, — усомнилась, девушка и сделала шаг к деревне — не хотела ни на минуту задерживаться. Лукин надел пилотку, опираясь на палку, встал.

— Обожди малость, — попросил он. — Я не знаю, куда попал. Немцы здесь есть? А партизаны?

— Сам-то кто?

— Погляди хорошенько, — показал красную звездочку на пилотке, расстегнул на груди шинель, выпятил грудь, обращая ее внимание на гвардейский знак. — Видишь?

— Нацепить все можно. А погоны зачем?

— Как зачем?

— У немцев есть погоны, а у русских я не видела.

— Погоны и у нас ввели. Нынче зимой.

— Ну? — усмехнулась девушка. Тряхнула корзиной, прилаживая ее поудобнее, и решительно зашагала по тропинке к домам. Лишь теперь Лукин рассмотрел, что здесь небольшая деревушка, дворов на двадцать. Дома рубленые, большинство под тесовыми крышами. А тот серый угол строения, который был виден Лукину из леса, был сараем, крытым прелой соломой.

Девушка легко несла корзину на согнутой руке. Коса маятником качалась на спине. Сверкали босые пятки. Талия у нее гибкая, коса замечательная. Сюда бы Мишку Качанова, он бы сразу нашел общий разговор. Меня же она принимает черт знает за кого, погоны смутили. Откуда же ей знать, что наши ввели погоны?

— Но послушай! — сердито взмолился Лукин. — Не съем же я тебя, в конце концов! Неужели я такой страшный, что меня надо бояться?

— Я и не боюсь.

— Тогда погоди.

— А почему я должна стоять?

— Зарядила почему да почему, — кипятился Лукин. — Ну не стой, кто тебя держит. Только скажи по-честному — есть в деревне фрицы или нет?

— Нет, но полицаи приходят.

— Где я нахожусь?

— Поди-ко, не знаешь?

— Честное комсомольское не знаю. Я с самолета ночью прыгнул.

Девушка нахмурила брови. Оглянувшись, подошла к нему и шепотом сказала:

— Уходи в лес, приду за тобой. Стемнеет и приду. С ногой что?

— О пенек ударился.

— Уходи, не стой на виду. В деревне всякие люди есть. Тут сосна спиленная есть, жди возле нее.

Девушка заторопилась, оглянулась. Увидев, что Лукин еще стоит и смотрит вслед, махнула досадливо рукой: мол, уходи поскорее, не ровен час — увидят злые люди.

Лукин захромал к лесу. Разыскал спиленную сосну и присел на нее. До сумерек остались пустяки: час или полтора.

Затем Лукин облюбовал укромное местечко под темной елью, замаскировался — с фонарем не сыщешь. Его не скоро найдешь, а он видит все.

Незаметно задремал. И не услышал, как появилась девушка. Она позвала тихо:

— Товарищ! Товарищ!

Юра очнулся. В лесу царил полумрак. Кофточка девушки расплывалась в серое бесформенное пятно.

— Товарищ!

— Здесь я! — отозвался Лукин и медведем вылез из-под ели.

— Я думала, ты ушел.

— Некуда. Меня, между прочим, Юрой зовут.

— Пойдем к нам в избу. Ногу посмотрю, что-нибудь придумаем. Меня — Олей.

— А дома кто?

— Тятя. Мы с ним вдвоем.

Лукин забыл, куда положил палку. В темноте ее не найти. Хотел вырубить новую, иначе ему не дойти. Невзначай наступил на ушибленную ногу и присел, непроизвольно ойкнув от боли. Девушка сказала:

— Давай помогу.

Левую руку он положил ей на плечи, а она обняла его, и так двинулись в путь. Но вот боль помалу улеглась или Юра притерпелся к ней, и тогда Лукин по-особому почувствовал руку девушки, ее плечо, и ему стало хорошо. Готов был идти вот так всю ночь, чтоб только слышать спокойное дыхание Оли, чувствовать ее тепло, приятный запах ее волос.

Но путь был коротким. Вскоре они остановились возле маленькой избенки, вокруг которой не было ни кола, ни двора. Поднялись на скрипучее крыльцо. В сенцах пахло терпким запахом мяты, а в избе — застоявшимся махорочным дымом. Под потолком в проволочном абажуре горела керосиновая лампа. Окна — три окна — наглухо закрыты одеялом, шалью и дерюгой. Изба маленькая, стены выскоблены до желтизны и ничем не оклеены.

Рядом с русской печью сидел на табурете отец. Щупленький, с реденькой клинышком бородкой. Черная косоворотка с белыми пуговицами, на плече серая заплата. Волосы редкие, похожи на мягкий пушок. Лицо морщинистое, вроде бы простоватое, но глаза из-под набухших век глядели упрямо и зло. Он истово затягивался табачным дымом и выдувал его в отдушину. Лукин сначала подивился: чего это мужик в такое время сидит дома? Ведь война громыхает, мужики должны воевать. Во многих деревнях прифронтовой полосы побывал Лукин — ни одного гражданского мужика не встретил. Кто на фронте, кто в трудармии. Одни по призыву, другие по своей воле. Но увидев одну обутую в валенок ногу, понял: перед ним калека.

— Здравствуйте, — сказал Лукин. Оля сняла с его шеи свою руку. И сразу стало как-то прохладно и неуютно. Девушка подала табуретку. Хозяин лишь сейчас отозвался вяло:

— Здорово, — и никакого интереса к солдату не проявил. «Это и лучше, — решил Лукин. — Другой прилипнет с расспросами, отвечать надоест, а с этим не устанешь». Но в глубине души шевельнулась обида: мог быть и поприветливей.

Лукин сбросил на пол вещевой мешок, приставил к стене автомат, Оля предложила.

— Давай посмотрю ногу, компресс сделаю.

Он охотно согласился, принялся стягивать сапог. Но опять обожгла боль. Оля опустилась на колени и сказала:

— Я помогу.

Взявшись обеими руками за сапог, Оля взглянула ласково, ободряюще, и у Юрия в груди разлилось несказанное тепло. Оля тянула сапог, боль вышибла из глаз слезы, но юноша мужественно терпел. Сквозь мутную пелену смотрел на ее склоненную голову, на косу, которая свесилась через плечо, на выступавшие под блузкой острые лопатки и улыбался. Теперь он не один. Оля поможет ему добраться до своих.

ВСТРЕЧА НЕ СОСТОЯЛАСЬ

1

Встречи на войне — дело не редкое. Оно и понятно. Собрались со всей огромной страны мужики на полоске земли и, хотя эта полоска протянулась на тысячи верст от моря и до моря, все равно на ней было очень людно. Ушли, скажем, мужики из одной деревни воевать и оказались в разных частях и на разных фронтах. Но воинские части, как известно, на месте не стоят, перебрасываются то на один участок, то на другой. Вот и случаются неожиданные встречи.